[187]. Опасаясь скорой высылки, Литвинов предложил Ленину назначить его полпредом в США (тогда предпочитали написание САСШ). Ильич согласился с этим, из Москвы прислали все необходимые документы, американское посольство в Лондоне отнеслось к его кандидатуре благожелательно, но Вашингтон не дал визу. За океаном наш герой впервые оказался лишь 15 лет спустя.
Тем временем Локкарт в Москве затеял свою интригу – вместе с известным авантюристом Сиднеем Рейли он подготовил заговор против большевиков, в который включились послы Франции и США. Латыши, охранявшие советских лидеров, вызвались убить их, но в итоге вся операция оказалась классической «подставой» ВЧК. Локкарта арестовали 1 сентября вместе с другими заговорщиками, а за день до этого Ленин был тяжело ранен в Москве эсеркой Фанни Каплан или ее неизвестными сообщниками (связать это покушение с Локкартом не удалось, из чего не следует, что такой связи не было). Англичанина допрашивали сам Дзержинский и его заместитель Ян Петерс, еще недавно живший в Лондоне и знакомый с Литвиновым. Локкарту грозил расстрел, и отвечать за это должен был единственный советский представитель, находившийся в Англии. «Таймс» 2 сентября написала: «Сегодня к советскому «посольству» прикрепили представителя Скотланд-Ярда, и за действиями г-на Литвинова ведется тщательное наблюдение. Г-н Литвинов заявил, что у него нет прямой информации относительно ареста г-на Локкарта. Он сказал также, что установленное полицейскими властями наблюдение за ним весьма затрудняет его работу»[188].
Копия приказа об аресте Литвинова с его пояснением вверху «Приказ об интернировании меня». 6 сентября 1918 г. (АВП РФ. Ф. 05. Оп. 1. П. 177. Д. 7. Л. 1)
Полиция явилась к полпреду домой 6 сентября, он был арестован и увезен в ту же Брикстонскую тюрьму, куда годом раньше отправили Чичерина. Многие авторы пишут, что у входа в его камеру красовалась табличка «Гость Его Величества», но ничего подобного не было. Однако относились к Литвинову вполне гуманно, что он признавал сам: «Обращение со мной в тюрьме было вполне приличное, а низший тюремный персонал относился ко мне с совершенно нескрываемой симпатией. Все они наперебой старались оказать мне какую-нибудь услугу, и поэтому мне нетрудно было сноситься с городом через тюремные стены. Помню, один надзиратель в момент моего освобождения из тюрьмы убедительно просил меня взять его с собой для работы в Советской России»[189].
Газеты требовали решительных мер в отношении «красного агитатора», а одна даже призывала казнить его «при малейшем насилии, примененном к Локкарту» – эта вырезка сохранилась в архиве Литвинова. Однако британское правительство не собиралось лишаться посредника в переговорах с большевиками. Уже 10 сентября в его камере появился старый знакомый – Рекс Липер. Литвинов пишет: «В связи с арестом Локкарта Лондон вынужден был начать какие-то переговоры с Москвой – прежде всего в целях освобождения Локкарта. Как это было сделать? Тогда в Ф.О. вспомнили обо мне и прислали ко мне Липера. Липер просил меня послать в Москву шифровку и передать предложение британского правительства обменять меня на Локкарта. Я ответил Липеру, что никакой шифровки из тюрьмы посылать не буду. Одно из двух: или британское правительство считает меня уполномоченным Советского правительства, тогда я должен быть на свободе, или же оно считает меня арестантом – тогда незачем обращаться ко мне с просьбой о посылке шифровки. Надо сделать выбор»[190].
В британском МИДе долго думали, но в итоге твердая позиция Литвинова оказалась действенной: «Через десять дней после ареста я был выпущен из тюрьмы и вновь вернулся на свою квартиру. Вместе со мной, по моему категорическому требованию, были освобождены и другие работники полпредства. После моего выхода из тюрьмы ко мне, правда, были приставлены агенты Скотланд-Ярда, которые неотступно следовали за мной по пятам, но все-таки я был на свободе и теперь согласился передать Советскому правительству предложение МИД. Предложение это Москвой было принято, и вопрос о моем отъезде из Англии был, таким образом, принципиально решен.
Литвинов с Р. Липером на вокзале перед высылкой из Англии. (Из открытых источников)
Однако при практическом проведении этого решения встретился ряд весьма серьезных трудностей. Локкарт был в Москве, я был в Лондоне, сношения железнодорожные, телеграфные, телефонные и всякие другие между обеими столицами в то время были если не совсем порваны, то, во всяком случае, крайне осложнены. Устроить при таких условиях переход советской границы Локкартом и английской границы мною в один и тот же день и час было просто невозможно. В конечном счете вся операция обмена уперлась в вопрос, кто должен первым перейти границу: я или Локкарт? В течение долгого времени мы никак не могли договориться. Тогда я сделал МИД такое предложение: я выеду из Англии первый, но не поеду сразу в Советскую Россию, а останусь в Христиании (ныне Осло) и буду в Норвегии дожидаться выезда Локкарта из Советской России. С тяжелым сердцем Бальфур в конце концов принял мое предложение»[191].
Освобожденному 16 сентября Литвинову предстояло поездом отправиться из Лондона в Абердин, сесть там на пароход и в сопровождении двух миноносцев отплыть в Берген. Британское правительство «любезно» оплатило проезд не только ему, но и еще 30 с лишним русским революционерам, включая работников «народного посольства», – под шумок от них тоже решили избавиться. Жену с двумя маленькими детьми пришлось оставить в Лондоне. До Абердина его провожали Липер и норвежский вице-консул Серен-сен. Прибыв из Бергена в норвежскую столицу Осло (многие по привычке называли этот город прежним именем Христиания), он явился в местное МИД, где ему заявили, что он может выехать из страны хоть завтра – здесь большевиков тоже не жаждали видеть. Однако он решил выполнить договоренность с Форин-офисом и ждать освобождения Локкарта в Осло, где его, возможно, приютил сводный брат Исаак Финкельштейн.
Локкарт пересек границу с Финляндией 4 октября, но Литвинов, похоже, не торопился на родину – сперва он завернул в Стокгольм, где несколько дней общался с советским полпредом Воровским, потом сел на шведский пароход и отплыл в Петроград. По пути судно сделало остановку в Хельсинки, где после кровавого подавления восстания финских и русских большевиков к советским представителям относились крайне настороженно. Литвинова сняли с парохода и увезли для «разбирательства» в полицию, но он решительно пригрозил вмешательством Англии, якобы требовавшей его доставки к месту назначения. Вероятно, лорд Бальфур только вздохнул бы с облегчением, если бы финны пустили красному полпреду пулю в затылок, но ссылка на него помогла – Литвинова отпустили, посадив на другой пароход.
Часто пишут, что он прибыл в Советскую Россию 11 октября, как утверждается в сборнике статей Чичерина. На самом деле это случилось позже, о чем говорит заметка в «Правде» от 26 октября «Прибытие послов Российской Республики из Англии»: «Вчера приехали в Петроград и остановились в доме Рабоче-Крестьянской Красной Армии члены посольства Российской Республики в Англии. Тов. Литвинов задержался в пути и приедет несколькими днями позже»[192]. После финского «гостеприимства» бывший полпред ступил на советский берег в самом конце октября и накануне годовщины революции появился в Москве – новой столице новой страны.
Часть втораяКрасный дипломат(1918–1930)
Глава перваяОкно в Европу
Россия, где Литвинов не был больше десятка лет, вероятно, поразила его. В бывшей столице империи он застал ту же картину, которую увидел в начале года Локкарт: «Улицы были в ужасном состоянии, снег не сгребали неделями… По улицам ходили угнетенные несчастные люди. Лошади выглядели жутко – словно они целыми неделями ничего не ели. Перед Троицким мостом мы проехали мимо трупа лошади. Он примерз к снегу и, очевидно, лежал там уже несколько дней»[193]. Снега, правда, еще не было, да и лошадиные трупы на улицах больше не валялись – голодные люди быстро обдирали их до костей. Роскошные особняки на Невском зияли выбитыми окнами, зато везде было полно красных знамен и лозунгов. Поезд до Москвы шел почти неделю, подолгу простаивая на полустанках.
После приезда Литвинов сразу же явился в НКИД, располагавшийся тогда не в здании Первого российского страхового общества на углу Лубянки и Кузнецкого Моста (туда он переехал только в 1921-м), а в гостинице «Метрополь». Ему выделили квартиру там же – на четвертом этаже. Двумя этажами ниже жил нарком Чичерин, этажом выше – старый знакомый Красин, теперь нарком торговли и промышленности. Подниматься и спускаться приходилось пешком, поскольку лифты не работали. Правда, в гостинице, в отличие от большинства московских домов, были телефон и водопровод. Через несколько дней его принял Ленин, уже оправившийся от ранения. Как обычно, он был внимателен к товарищу – спросил, как Литвинов устроился, собирается ли перевезти в Москву семью. Когда тот ответил утвердительно, вздохнул: «Нелегко придется вашей англичанке!» Чтобы доказать верность супруги коммунистическим идеям, Литвинов сообщил, что она сама рвется в Россию, а Ильичу передала письмо и маленькую посылку. И тут же добавил: «Но я их уничтожил по соображениям конспирации» – вероятно, это случилось в Финляндии, где адресованное Ленину письмо могло стать для подозрительного пассажира роковым. Вождь подробно расспросил его о положении в Англии, о том, скоро ли там начнется революция, и закончил твердо: «Будете работать в Наркоминделе. Там очень нужны партийные кадры».