Эта тема напрямую касается живо обсуждаемой сегодня судьбы золотого запаса России. По подсчетам специалиста по данной теме А.Г. Мосякина, перед началом Первой мировой войны этот запас был крупнейшим в мире и составлял 1687,25 тонны золота на общую сумму 2179 млн рублей. Из них 1241,9 тонны хранились в Госбанке, 90,35 тонны – в заграничных банках, а еще 355 тонн – на руках у населения в виде золотых монет[243]. В годы войны Россия передала Англии в обеспечение военных поставок 498 тонн золота, хотя поставки покрыли лишь четверть этой суммы – о чем англичане, требуя потом вернуть им «царские долги», благополучно забыли. Организатором этой аферы, скрывшим ее от руководства страны, стал министр финансов П.Л. Барк, вероятно подкупленный англичанами и после революции безбедно живший на берегах Альбиона. При этом золото оказалось не в Англии, а в кладовых Федерального резервного банка США, куда было отправлено на хранение.
На момент большевистского переворота в Госбанке осталось 852 тонны золота на сумму 1101 млн рублей, вывезенные в два приема (1915 и 1918 годах) из Петрограда и Москвы в города Поволжья. В ближайшие месяцы большевики «экспроприировали» у организаций и частных лиц еще примерно 195 тонн на 250 млн рублей. За последующие три года почти все это богатство исчезло, что советские историки свалили на козни белогвардейцев и необходимость оплачивать экспорт, чтобы народ не умер с голоду. Белогвардейцы в лице армии Колчака действительно вывезли из Казани золото на 651,5 млн рублей, но в 1920 году 409,6 млн из этого запаса вернулось в Москву – оставшееся было расхищено белыми, чехословаками и японцами. По добавочному договору к Брестскому миру, 27 августа 1918 года немцам было передано 93,5 тонны золота на 124 млн рублей (после Версальского мира его тайно разделили между собой Франция и Англия).
По справке Наркомфина от 9 ноября 1920 года золотой запас Советской республики составлял 546,2 млн рублей[244]. К этому следует добавить огромное количество золотых и серебряных украшений, драгоценных камней, произведений искусства, изъятие которых у владельцев началось уже в первые дни большевистской власти. Декрет СНК о конфискации имущества царской семьи вышел 13 июля 1918 года, а 16 апреля 1920 года – декрет о реквизиции ценных вещей у всего населения, дающий право каждому гражданину иметь не более одного изделия из драгметалла. Конфискованное оседало на складах различных ведомств, прежде всего ВЧК. По словам Г. Соломона, «при обыске у «буржуев» отбирали все сколько-нибудь ценные предметы, юридически, для сдачи их в Гохран. И действительно, кое-что сдавалось туда, но большая часть шла по карманам чекистов и вообще лиц, производивших обыски и изъятия»[245].
Чтобы пресечь повальное расхищение, 3 февраля 1920 года Совнарком издал очередной декрет о создании Государственного хранилища ценностей (Гохрана). Главной целью этого была продажа золота и драгоценностей за рубеж за валюту. 5 марта 1920 года Ленин писал замнаркома финансов С.Е. Чуцкаеву: «Надо принять особо срочные меры для ускорения разбора ценностей. Если опоздаем, то за них в Европе и Америке ничего не дадут. В Москве можно бы (и должно) мобилизовать на это тысячу членов партии и т. п. с особым контролем»[246]. Однако «особый контроль» не помогал – в следующем году в Гохране выявили и осудили группу сотрудников, сбывающую ценности налево (эта история описана в романе Ю. Семенова «Бриллианты для диктатуры пролетариата»).
Кстати, до Гохрана по тому же адресу (Настасьинский переулок, 3) находилась «ленинская кладовая», где по приказу вождя бывший подручный Парвуса Яков Ганецкий[247] выдавал ценности «нужным людям». Один из них, немецкий коммунист Якоб Рейх, вспоминал: «Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках, кто-то явно их пытался сортировать и бросил. В ящике около входа полно колец. В других золотая оправа, из которой уже вынуты камни. Ганецкий обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, сказал: «Выбирайте!» Потом он объяснил, что все эти драгоценности, отобранные ЧК у частных лиц по поручению Ленина, Дзержинский сдал сюда на секретные нужды партии»[248]. Получив от большевиков огромные суммы, Рейх распрощался с ними и уехал в Америку, где занялся бизнесом. И таких «революционеров» было множество, хотя мало кто из них оставил мемуары.
По секретной справке Наркомфина, составленной для Ленина в мае 1921 году, сказано, что в 1920 году на нужды Коминтерна ушло 2 984 100 золотых рублей, не считая огромного количества драгоценностей[249]. Но гораздо большую сумму – 251 177 570 рублей, не считая бриллиантов на 52 млн – получил Наркомат внешней торговли, причем за следующие полгода к ней добавились еще 132 270 573 рубля. Конечно, это объяснимо – осенью 1920 года благодаря Красину и Литвинову возобновился импорт из Европы большого круга товаров, а весной следующего года Россию охватил сильнейший голод. На закупку зерна за рубежом было выделено (правда, только 25 июня) 100 млн рублей, продолжали экспортироваться и другие необходимые товары.
Яков Ганецкий. (Из открытых источников)
В целом, по данным А.Г. Мосякина, Наркомвнешторг за 1920–1921 годы ввез в страну товары на 239 млн рублей, а получил для этой цели 451 млн (не считая драгоценностей). Всего за полгода, к 1 сентября 1921-го, золотой запас страны уменьшился с 546,2 до 73,5 млн рублей[250]. Куда же делись деньги? Как ни странно, большинство их оказалось в столице мирового капитализма Нью-Йорк, где в январе 1919 года открылось неофициальное советское представительство во главе с давним знакомым Литвинова Людвигом Мартенсом. Через него большевики 19 марта направили в Госдепартамент США меморандум о готовности после возобновления торговых связей направить в американские банки в виде гарантии 300 тонн золота. 27 мая Литвинов писал Мартенсу: «Через всю нашу внешнюю политику за последний год красной линией проходит стремление к сближению с Америкой. <…> Мы готовы давать всяческие экономические концессии американцам преимущественно перед другими иностранцами. Имеем в виду концессию на севере России, разработку лесных и горных богатств, постройку железных дорог, электрических станций, прорытие каналов и др.»[251].
Георгий Соломон. (Из открытых источников)
Но пока что американские деловые круги интересовались только русским золотом. В 1919 году, еще до снятия антироссийской блокады, Красин со своим давним знакомым, шведским банкиром Улофом Ашбергом, разработал хитрый план – вывезти золото за рубеж, там переплавить для избавления от царских клейм и продать в США за вожделенную валюту. Но возможность довезти золото до Швеции появилась только после подписания 2 февраля Тартуского мира, за который эстонцам отдали 15 млн золотых рублей и солидный кусок российской территории. Эти уступки становятся понятны, если вспомнить, что уже 3 февраля для вывоза ценностей был создан Гохран, а 19 февраля Совнарком с подачи Красина утвердил монополию государства во внешней торговле. В промежутке, 11 февраля, полпредом в Таллин был назначен бывший нарком финансов Исидор Гуковский (в августе полпредом в Риге для той же цели стал другой партийный финансист – Яков Ганецкий).
Торгпредом при нем стал Г. Соломон, который с привычной желчностью описывал порядки в советской миссии так: «У Гуковского в кабинете шла деловая жизнь. Вертелись темные поставщики, шли темные разговоры… Гуковский тут же лично производил размен валюты. Делалось это очень просто. Ящики его письменного стола были наполнены сваленными в беспорядочные кучи денежными знаками всевозможных валют: кроны, фунты, доллары, марки, царские рубли, советские деньги… Он обменивал одну валюту на другую по какому-то произвольному курсу. Никаких записей он не вел и сам не имел ни малейшего представления о величине своего разменного фонда. Такая «деловая» жизнь вертелась колесом до вечера, когда все – и сотрудники, и поставщики, и сам Гуковский – начинали развлекаться. Вся эта компания кочевала по ресторанам, кафе-шантанам, сбиваясь в тесные, интимные группы… Начинался кутеж, шло пьянство, появлялись женщины… Кутеж переходил в оргию…»[252]. Соломон писал также, что торгпредству из Москвы поступало золото в слитках и монетах, подлежащее строгой отчетности, а вот полпредство получало бриллианты, которыми Гуковский распоряжался бесконтрольно.
Золото в основном отправлялось в Стокгольм для Российской железнодорожной миссии, которую возглавлял Юрий Ломоносов[253] – инженер-железнодорожник, давний знакомый Красина. Приехав из США, он по просьбе Ленина провел инвентаризацию паровозного парка страны и выяснил, что в нем осталось лишь 10 тысяч машин, причем таких изношенных, что легче было не чинить их, а купить новые. Он предложил проект постройки в Швеции за пять лет 1200 паровозов, который был утвержден СНК 16 марта 1920 года. На эти цели выделили 300 млн рублей (32,3 тонны золота), или четверть наличного золотого запаса. Хотя крупные производители в США и Германии предлагали построить паровозы за гораздо меньшую сумму, заказ передали малоизвестной шведской фирме «Нюквист и Хольм», выпускавшей не более 20 паровозов в год. В итоге золото отправили в Швецию, переплавили и большей частью вывезли в США.
Вывоз вовсю шел при Гуковском и продолжался при Литвинове, который быстро обратил внимание на то, что золото продается значительно ниже рыночных цен. Правда, первым это заметил еще в ноябре 1920 года Красин, сообщавший из Лондона: «Договоры, заключенные Ломоносовым со Шведским Банком, это какой-то золотой ужас. Они портят на много месяцев реализацию нашего золота на всех рынках»