[76].
Гнев разбуженного ночью начальства усилился, когда в камере бежавших арестантов обнаружился в стельку пьяный надзиратель Войтов. Оказалось, что в ночь побега заключенные заманили в камеру двух дежуривших внутри надзирателей и напоили их под предлогом празднования дня рождения. Это при расследовании породило версию, что к побегу был причастен кто-то из служащих тюрьмы. Однако подтверждений этого не нашли, о чем витиевато сообщает справка: «Изложенные выше данные еще не дают основания заключить, что побег был совершен при помощи лиц, принадлежащих к составу служащих в тюрьме. При дознании не удалось выяснить ни того, где и кем сделан якорь, которым прикреплена была к ограде полотняная лестница, ни того, кто принимал участие в приготовлении этой лестницы»[77]. Однако оргвыводы были сделаны быстро – надзирателей Войтова и Рудинского уволили, позже за ними последовали начальник тюрьмы и его помощник, а в октябре ушел в отставку и генерал Новицкий, туманно ссылаясь на «разногласия» с министром В.К. фон Плеве.
Побег искровцев из Лукьяновской тюрьмы. (Барельеф с памятника Н. Бауману в Москве)
Уже предвкушая неприятности, генерал срочно прибыл в тюрьму и приказал принять все возможные меры для поимки беглецов. Более 600 полицейских всю ночь и следующий день обшаривали Киев и его окрестности. Министерство внутренних дел отправило на пограничные пункты шифрованную телеграмму: «Восемнадцатого августа из Киевского тюремного замка бежали одиннадцать политических арестантов… Благоволите усилить наблюдение за проездом из России за границу лиц, внушающих подозрение, и в случае сомнения самоличности арестуйте и телеграфируйте»[78]. Следом был разослан список бежавших вместе с их приметами. В нем значились Иосиф Басовский, Николай Бауман, Иосиф Блюменфельд, Владимир Бобровский, Макс Валлах, Марьян Гурский, Лев Гальперин, Виктор Крохмаль, Борис Мальцман, Болеслав Плесский и Иосиф Таршис-Пятницкий. Один из искровцев, Михаил Сильвин, замешкался при бегстве и был схвачен, вместо него бежал эсер Плесский – впрочем, через две недели полиция поймала его в Кременчуге.
Пятым в списке значился Макс Валлах, «запасный рядовой из вольноопределяющихся 2 разряда, мещанин г. Белостока, Гродненской губернии, родился 4 июля 1876 года в г. Белостоке, вероисповедания иудейского, воспитывался в г. Белостоке в еврейских хедерах»[79]. По приложенным приметам можно понять, как наш герой тогда выглядел: «Рыжий шатен, роста 2 аршина 6 вершков (1 м 70 см. – В.Э.), телосложения здорового, волосы на бороде и баках бреет, глаза голубовато-серые, близорукий, носит очки, лицо круглое, цвет кожи смуглый, лоб широкий, нос прямой, голос тенор». На фотографии, приложенной к полицейскому делу, очков у Литвинова нет, зато имеются молодецкие усы и косоворотка – прямо-таки русский богатырь.
Несмотря на все усилия, изловить беглецов (кроме злополучного Плесского) полиции не удалось. Об их дальнейших приключениях Литвинов рассказал в марте 1951 года на лекции в московском Музее революции. По его словам, для каждого из искровцев был разработан особый маршрут от Киева до границы. Сам он с тремя товарищами должен был той же ночью уплыть по Днепру на ждавшей их лодке. Но вмешались непредвиденные обстоятельства: «Спустившись по веревке, я бросился бежать, но в нескольких шагах попадаю в овраг и натыкаюсь на человеческое тело. Кругом тьма тьмущая… Человек тяжело дышит и едва смог назвать свое имя. Оказалось, что это один из наших беглецов, Блюменфельд, который вследствие сердечной слабости и сильнейшего нервного напряжения не в состоянии двигаться. Что же тут делать? Не оставлять же товарища в таком беспомощном положении. Я пробовал было нести его на себе, но ноша оказалась непосильной. К тому же я сам до боли расцарапал руку при спуске по веревке. Оставалось лечь и выжидать»[80].
Пока они ждали, наступил рассвет, и лодка уже не могла их забрать. Грязные и исцарапанные, они добрались до окраины города и, притворившись пьяными, потребовали от извозчика везти их в кабак. Оттуда пошли в баню, смыли грязь и переоделись в чью-то украденную тут же одежду. Несмотря на это, хозяйка снятой ими квартиры опознала в них арестантов и потребовала убираться вон; к счастью, ее сын-гимназист, видевший в беглецах героев, упросил мать приютить их. После двух недель ожидания они решили, что поиски прекратились, выбрались из города и на поезде уехали в Вильно, откуда контрабандист-литовец проводил их до границы: «Контрабандист предлагает пройти некоторое расстояние пешком, потом бегом, наконец слышим его радостное сообщение, что мы перешагнули границу, уже находимся на территории Пруссии и можем, если желаем, подкрепиться в находящемся неподалеку кабачке «хлебным вином». На радостях пьют все, а мой спутник, принципиальный трезвенник, залпом выпивает стакан водки и сразу хмелеет»[81].
Как ни странно, остальные искровцы тоже благополучно перебрались через границу. Всё, что досталось жандармам, – три письма Литвинова родным, задержанные на белостокском почтамте. В первом из них, посланном 10 сентября со станции Станупенель в Восточной Пруссии, говорилось: «Из Лодзи Вам сообщили, вероятно, каким образом я распростился с Лукьяновским замком и с Россией (не навсегда). Известны Вам, значит, и некоторые подробности. Измучился я физически и нравственно за эти дни, как никогда. Но близок отдых. Десять дней чувствовал над головой дамоклов меч военного суда за побег, а теперь вне опасности. Поймите, что вследствие усталости писать много не могу. Напишу из Берлина или Швейцарии.
Любящий Вас Макс.
Пока пишите Берн, до востребования, Абрам Лурие, Швейцария. Привет всем»[82].
Последнее из этих писем он написал 18 сентября на берлинском вокзале, откуда они с Блюменфельдом уезжали в Швейцарию. Но не доехали – узнав, что в Мюнхене проходит съезд Социал-демократической партии Германии, отправились туда поприветствовать «немецких товарищей». Товарищи удивились визиту явившихся без приглашения русских, но вежливо похлопали. Больше делать на съезде было нечего, и беглецы отправились в Цюрих, где вскоре оказалась вся их компания. Недавние узники собрались в ресторанчике у знаменитого Рейнского водопада, выпили шампанского и тут же отбили шутливую телеграмму генералу Новицкому в Киев.
Иосиф Блюменфельд. Фото из полицейского дела
На этом отдых кончился – началась работа. Социал-демократы в Швейцарии объединились вокруг созданной в октябре 1901 года. Заграничной лиги русской революционной социал-демократии. Помимо прочего, она ведала изданием «Искры» и ее переправкой в Россию. Бежавшие из Лукьяновки искровцы как эксперты в этом вопросе сразу получили важные посты. Литвинов, например, стал членом администрации Заграничной лиги и заведующим экспедицией «Искры». Познакомился с Лениным, который был еще не вождем, а всего лишь авторитетным публицистом, одним из лидеров «молодого крыла» социал-демократов, противопоставлявшего себя «старикам» – Г. Плеханову, Л. Дейчу, П. Аксельроду.
Ильич предупредил, что Валлах должен выбрать себе подпольную кличку, чего он не успел сделать раньше. Первой выбранной им кличкой стал «Феликс», потом их появилось множество – Граф, Лувинье, Кузнецов, Латышев, Теофилия, Максимыч… Клички изобретались для конкретного задания, часто меняясь, но одна из них обычно становилась главной и заменяла фамилию – Ленин, Сталин, Молотов. У Валлаха таких кличек было две – под первой, Папаша, он был особенно известен в 1903–1905 годах. В декабре 1904-го Ленин писал Розалии Землячке (у нее была эта кличка, как и другая – Демон)[83]: «Транспорт будет, пока есть Папаша». К тому времени уже появился и стал известным другой nom de guerre Валлаха – Литвинов. Когда и почему он возник, сказать трудно, но будущему наркому понравился. С одной стороны, псевдоним указывал на его происхождение, он ведь был «литваком», евреем-ашкеназом. С другой – как бы скрывал его, ведь уже говорилось, что фамилию Литвинов чаще носили не евреи, а русские.
Ленин предложил Максиму, еще не Литвинову, свой план организации транспортной сети «Искры». Это было очередное воплощение любимой идеи Ильича – заменить дискуссионный клуб, которым была тогда Заграничная лига, боевой и сплоченной партией, той организацией революционеров, которая, как он мечтал, «перевернет Россию». По новому плану транспортная организация получала самые широкие полномочия, ведая, по сути, всей работой партии в России и за рубежом. В ноябре 1902 года собравшиеся в Женеве агенты «Искры» одобрили план и избрали Валлаха (теперь уже Папашу) секретарем Заграничных транспортных групп. В то время «Искра» печаталась в Лондоне, откуда ее отсылали в Цюрих, а потом разными способами переправляли в Россию.
Литвинов вспоминает: «Литература отправлялась из Швейцарии сперва в какой-нибудь центральный город Германии или Австрии, например, в Берлин, Лейпциг или Вену, оттуда она переотправлялась в пограничные города – Тильзит, Мемель, Гусятин и др. на имя какого-нибудь немецкого социал-демократа, который передавал ее в чемоданах контрабандисту. Задача последнего состояла лишь в перетаскивании чемоданов через границу путем подкупа пограничной стражи и в доставке их в ближайший хутор или местечко, куда за ними являлись товарищи, заведовавшие транспортом с русской стороны»[84]. Были и другие способы – газету перевозили через границу открыто, в чемоданах с двойным дном или специально скроенных жилетах.
Имелся и южный маршрут – «Искру» доставляли морем на Кавказ, погружая в Марселе на французские торговые суда. За небольшое вознаграждение кто-либо из моряков привязывал газеты, завернутые в непромокаемый пакет, к борту с внешней стороны. «По прибытии парохода в Одессу, Новороссийск или Батум извещенные нами товарищи из местной организации подъезжали ночью на лодке и при помощи тех же моряков срезали висевшие в воде мешки и увозили их с собой»