.
Литвинов и госсекретарь Корделл Хэлл подписали соглашение о принципах взаимной помощи в войне 11 июня. Правительство США подтвердило, что оно и впредь будет оказывать Советскому Союзу помощь вооружением и другими военными материалами. Другим успехом стало подписание долгосрочного торгового соглашения. Прежде его приходилось возобновлять каждый год. 31 июля Хэлл и Литвинов договорились об очередном продлении, но решили оставить соглашение в силе и позже, если оно к тому времени не будет заменено новым. 6 октября посол подписал с представителями США и Англии протокол о военных поставках, который обеспечивал бесперебойное поступление грузов по ленд-лизу.
Литвинов и госсекретарь К. Хэлл подписывают соглашение о взаимной помощи в войне. 11 июня 1942 г. (Из открытых источников)
Летом 1942 года ситуация на фронтах ухудшилась. Немцы перешли в новое наступление, захватили Донбасс, Севастополь, Северный Кавказ и вышли к Волге. В этих условиях в США усилились позиции скептиков, утверждавших, что Советский Союз все равно проиграет войну и лучше не тратить деньги на помощь ему, а договориться с Гитлером. Борясь с такими настроениями, Литвинов еще чаще ездил по американским городам и выступал перед всеми, кто соглашался слушать. На обеде в Вашингтонском деловом клубе в августе он сказал: «Я знаю, что в Англии, а также в США многие тешатся мыслью о непобедимости российских пространств. Я хотел бы отметить крайнюю опасность увлечения подобными теориями. Конечно, Советский Союз труднее победить, чем какую-нибудь Югославию или даже Францию, нашим войскам есть куда отступать, но это не значит, что мы можем бесконечно сдавать территорию»[728]. В неудачах Красной армии он винил и союзников: «Среднему человеку совершенно ясно, что, несмотря на заключение англо-советского союза, на декларацию Объединенных Наций и множество других заявлений об объединенных усилиях, с европейскими странами оси воюет только советский народ»[729].
Айви Литвинова в посольстве СССР. (Фото из журнала «Лайф» 12 октября 1942 г.)
Выступления Литвинова собирали множество людей и, что было еще важнее, немало пожертвований для фронта, но отнимали у него все силы. 11 сентября он писал жене, выехавшей из Вашингтона в Нью-Йорк на очередной митинг: «Только что получил приглашение на обед к миссис и мистеру Хэлл. Я ответил, что, по-видимому, ты не вернешься к этому времени, и отказался от приглашения… Простуда моя идет на убыль, и я себя чувствую здоровым. Накопилось много писем и телеграмм за время моего отсутствия… Последние две ночи мало спал – не было времени»[730].
В самые тяжелые дни Сталинградской битвы он попросил Москву прислать в США кого-нибудь из женщин, отличившихся на фронте, считая, что это поможет убедить американцев в необходимости открытия второго фронта. В октябре в Америку приехала 27-летняя Людмила Павличенко вместе с другим героем-снайпером В. Пчелинцевым и куратором из комсомола Н. Красавченко. При содействии Литвинова эти трое проехались по многим городам США и Канады, а в конце участвовали в большом приеме в советском посольстве. Конечно, самый большой успех ждал Людмилу, которая встречалась с Рузвельтом и его женой и какое-то время даже жила в Белом доме. На встрече с журналистами она произнесла ставшие знаменитыми слова: «На фронте я успела уничтожить 309 фашистских захватчиков. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?» Она везде появлялась в военной форме, но посол подсказал ей эффектный ход – на концерте симфонической музыки снайперша под гром аплодисментов предстала перед публикой в вечернем платье. Литвинов, многому научившийся в Америке, устроил и другое шоу. На приеме в посольстве он преподнес Людмиле серебряный поднос с предложением руки и сердца от калифорнийского миллионера. Он думал, что она эффектно откажет жениху, но героиня растерялась и не нашла что ответить.
Литвинов с Людмилой Павличенко в Вашингтоне. Октябрь 1942 г. (Из открытых источников)
Тогда у всех на устах был Сталинград, и многие думали, что Павличенко сражалась именно там, с чем она, по совету Литвинова, не спорила. По инициативе Рузвельта и мэра Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардии 8 ноября по всей Америке отмечался «День Сталинграда». В Мэдисон-Сквер-Гарден состоялся митинг американо-советской дружбы с участием 20 тысяч человек, где выступили вице-президент Генри Уоллес и другие видные политики. Но самые громкие овации вызвало появление Литвинова. Посол снова говорил о необходимости открытия второго фронта, о том, что слова поддержки и восхищения «дойдут до сердец воинов Красной Армии, сражающихся среди руин Сталинграда и на других фронтах. Они найдут также глубокий отклик у всех советских людей, работающих в условиях неописуемых трудностей во имя свободы человечества»[731]. Он, однако, не упустил случая вновь покритиковать западные державы за их долгое нежелание сотрудничать с СССР: «Каждый акт международной агрессии, начиная с 1931 года, мог бы быть предотвращен искренним сотрудничеством между Советским Союзом и другими великими державами. Нельзя не признать роковую ошибку столь длительного игнорирования Советского Союза как мощного фактора мира. Эта ошибка, без сомнения, стала одной из причин нынешней войны, которая принесла человечеству больше страданий и разрушений, чем все войны предыдущего столетия, вместе взятые»[732].
Неустанная работа Литвинова увеличивала симпатии к Советскому Союзу не только в США, но и в соседних странах. После переговоров с его участием дипломатические отношения с СССР в июне 1942 года установила Канада, а в ноябре – Мексика. Даже далекий Уругвай, разорвавший в 1935 году отношения с Москвой (по поводу чего Литвинов выступил с сердитой речью), в январе 1943 года решил их восстановить. В феврале того же года в советское посольство хлынул поток поздравлений со всего континента по случаю победы под Сталинградом. Президент Рузвельт тоже прислал поздравление, в котором говорилось: «Сто шестьдесят два дня эпической борьбы за город… будут одной из самых прекрасных глав в этой войне народов, объединившихся против нацизма и его подражателей»[733]. Поздравить победителей захотел даже бывший глава Временного правительства Керенский, с которым Литвинов когда-то схлестнулся в Лондоне. Он передал послу просьбу принять его, но тот коротко бросил: «Некоему Керенскому на письмо не отвечать».
Последним его заметным выступлением в США стала речь 11 марта на обеде по случаю второй годовщины ленд-лиза. Поводом стали жалобы американского посла в Москве Уильяма Стэндли на то, что советский народ держат в неведении о масштабах помощи союзников. В своей речи Литвинов сказал, что «поставки по ленд-лизу являются большой помощью нам и глубоко ценятся народом Советского Союза, который полностью осознает их масштабы»[734]. О речи Литвинова сообщалось в советской прессе, что стало одним из немногих упоминаний о значении ленд-лиза, а Стэндли публично выразил ему признательность.
Встреча Литвинова с министром иностранных дел Великобритании Э. Иденом и послом в Вашингтоне лордом Галифаксом. 17 марта 1943 г. (Из открытых источников)
В апреле Литвинова вызвали в Москву. Путь был неблизкий, и это могло означать только одно – в Кремле решили сменить представителя в США. Зачем-то Сталину понадобилось в разгар войны избавляться от самого известного и популярного советского посла – сравнимой популярностью обладал только Майский, которого отозвали из Лондона почти одновременно. Шейнис намекает, что в этом был виноват Молотов, обвинявший Литвинова в игнорировании его указаний. Однако Сталин вряд ли стал бы слушать своего наркома, если бы сам был доволен работой посла. Одни исследователи считают, что вождь был зол на Литвинова, который не смог добиться открытия второго фронта. Другие полагают, что посол сам попросил разрешения вернуться. Об этом он 7 мая сообщил помощнику президента Самнеру Уэллсу, добавив, что хочет убедить Сталина теснее взаимодействовать с Западом. Если верить Уэллсу, Литвинов также говорил, что Молотов противодействует ему и скрывает от вождя его послания[735].
Литвинов на обложке журнала «Тайм» (11 мая 1942 г.)
Возможна и третья причина – неосторожные высказывания дипломата, о которых в Москву периодически сообщал работавший под «крышей» посольства резидент советской разведки Василий Зарубин. Например, в ноябре 1942 года он писал, что Литвинов был и остается противником советско-германского пакта, о чем Берия тут же сообщил Молотову[736]. Говорилось и о публичных похвалах посла в адрес Америки и американской демократии, что в Москве, конечно, расценивалось отрицательно. Недаром в конце пребывания в США Литвинов говорил тому же Уэллсу, что советское правительство запретило ему появляться на публике и произносить какие-либо речи[737].
Куда менее правдоподобна версия З. Шейниса. Он передал писателю Аркадию Ваксбергу слова, будто бы сказанные ему А. Петровой: «Литвинов перед отъездом из США посетил президента Рузвельта и в ходе беседы наедине передал ему доверительное личное письмо с объяснением истинных причин его отзыва: посол-еврей, да еще в такой стране, Сталину больше не угоден. Устно же он добавил: «Сталин развязал в стране антисемитскую кампанию. Это приведет к тяжелым последствиям». Аналогичное письмо он передал вице-президенту Уоллесу»[738]. Эту сомнительную информацию можно списать на попытки перестроечных публицистов непременно найти в действиях Сталина антисемитизм. Ни о какой «антисемитской кампании» в 1943 году не было и речи, но, если бы она и была, рассказывать о ней руководству США не было никакого смысла.