Максим Литвинов. От подпольщика до наркома — страница 82 из 90

Глава третьяМысли о будущем

В Москве Литвинов вернулся к работе в НКИД, в которой становилось все больше строгости и официальности. Приказом от 7 октября 1943 года для дипломатов ввели специальную форму – серую повседневную и черную парадную. Ему она категорически не нравилась, и он предпочитал прежний черный костюм, но по торжественным случаям вынужден был облачаться в мундир с погонами чрезвычайного и полномочного посла, украшенными золотыми звездами («маршальскими», как он шутил).

Молотов был с ним корректен, но обращался только в крайнем случае, когда возникал какой-нибудь сложный вопрос. Все его предложения воспринимал отрицательно или просто игнорировал. То же делал его первый заместитель Вышинский, во всем поддакивавший шефу. В марте 1946 года его понизили до простого заместителя, но сменили еще более неприятным Литвинову выходцем из НКВД Деканозовым. Не нравился дипломату и другой заместитель Молотова – Соломон Лозинский, выходец из Коминтерна, больше пропагандист, чем дипломат. Правда, еще одним заместителем после отзыва из Лондона стал Майский, с которым всегда находился общий язык. Что касается Сталина, то его Литвинов видел крайне редко. Однажды в конце войны на приеме в английском посольстве вождь удивил его – подошел, приветливо поздоровался и предложил выпить на брудершафт. Литвинов ответил: «Товарищ Сталин, я не пью, врачи запретили». Но Сталин был в хорошем настроении и сказал: «Ладно, считайте, что мы выпили на брудершафт»[752].

Первое время после возвращения Литвинов играл важную роль в дипломатических встречах. 18 октября 1943 года он встречал в аэропорту Энтони Идена, прилетевшего на конференцию министров иностранных дел союзных держав (американскую делегацию возглавлял госсекретарь К. Хэлл). Открывшаяся на следующий день конференция после долгих обсуждений решила, что второй фронт будет открыт весной или летом следующего года. Другие важные решения касались будущего разделения Германии и суда над нацистскими военными преступниками. Литвинов на конференции в основном молчал, участвуя в обсуждении только второстепенных вопросов. Только в завершающий день 30 октября, когда Иден потребовал включения в итоговую декларацию пункта о свободных выборах в освобожденных от нацизма странах, Литвинов заявил, что это не требуется, поскольку данное условие уже содержится в Атлантической хартии, к которой СССР присоединился.

Вероятно, по указанию Молотова 11 ноября Литвинов созвал послов западных стран, чтобы изложить советское видение итогов конференции. Он особенно выделил три вопроса: необходимость вступления в войну нейтральных стран вроде Турции, невозможность сотрудничества СССР с польским правительством в изгнании и неприкосновенность советских границ с учетом территорий, присоединенных перед войной. После встречи он провел отдельную разъяснительную беседу с послами Великобритании и США А. Кларком Керром и А. Гарриманом, которые были не в восторге от сказанного им, но не стали вступать в дискуссию.

Тогда же Литвинов активно участвовал в разработке планов послевоенного устройства мира. Статьи на эту тему он печатал под псевдонимом «Малинин» в выходившем с июня 1943 года при его непосредственном участии журнале «Война и рабочий класс» (будущее «Новое время»). А официальный характер его идеи обрели, когда по решению Политбюро от 4 сентября он стал главой Комиссии НКИД по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства. Эта комиссия, как и две другие – Комиссия по вопросам перемирия во главе с Ворошиловым и образованная в ноябре Комиссия по возвращению ущерба во главе с Майским, – должна была готовить предложения для будущих встреч советского руководства с союзными лидерами. В их работе участвовали видные ученые, дипломаты и военные, призванные найти способ обеспечения безопасности СССР в послевоенном мире.


Аверелл Гарриман. (Из открытых источников)


Уроки войны показывали, что главным условием этого должно стать усиление военной мощи Советского Союза и ослабление его соперников. Исходя из этого, Майский 11 января 1944 года писал Молотову: «В послевоенной Европе была бы только одна могущественная сухопутная держава – СССР и только одна могущественная морская держава – Англия»[753]. Поэтому возрождение Франции представлялось желательным «без ее былого военного могущества», а Германию и ее союзников следовало обезопасить на поколения вперед. На заседании своей комиссии 14 марта Литвинов говорил: «Теоретически можно было бы совершенно обезвредить Германию на долгие годы путем разоружения и репараций, но при условии, что соответственные мероприятия проводились бы последовательно и под неослабным контролем трех великих держав, для чего требуется длительное согласие между ними. Ввиду отсутствия гарантий такого согласия и возможности расхождений возникает опасность сознательного ослабления контроля со стороны некоторых держав и даже активного поощрения вооружения и реиндустриализации Германии. Расчленение затруднит подобные попытки»[754].

Главным способом сохранения безопасности комиссия Литвинова считала создание на советских границах пояса дружественных государств. Развитие Европы по пути социализма Майский считал «музыкой будущего» и предлагал ограничиться созданием в ней левобуржуазных правительств. Литвинов соглашался с ним, указывая, что США и Англия поддержат «установление таких буржуазно-демократических или даже консервативных форм правления, при которых не приходилось бы опасаться социальных потрясений»[755]. При таком варианте западные соседи СССР сохранили бы независимость, но вошли в советскую сферу влияния. Исходя из этого, члены комиссии выступали против чрезмерного усиления Польши, и Майский говорил: «В прошлом Польша почти всегда была врагом России; станет ли будущая Польша действительным другом СССР… никто с определенностью сказать не может»[756]. Литвинов поддержал это мнение. Еще на Московской конференции Гарриман обратил внимание на его «антипольские выпады». Зато Чехословакия, к которой он всегда был неравнодушен, могла, по словам Майского, «стать проводником нашего влияния в центральной и юго-восточной Европе»[757].

Итогом работы литвиновской комиссии стали три доклада. Первый, от 15 ноября 1944 года, касался перспектив советско-британского сотрудничества: в нем говорилось, что перспектива победы в войне «должна подтолкнуть Великобританию к достижению соглашения с нами, которое было бы основано на дружественном разделении сфер безопасности в Европе»[758]. Второй доклад, от 19 января 1945 года, был посвящен отношениям с США, и в нем Литвинов делал вывод: «Нет глубоких причин для серьезных и долгосрочных конфликтов между США и СССР (за возможным исключением Китая)»[759]. При этом он предупреждал, что Штаты за свою помощь Советскому Союзу могут потребовать «экономической и политической компенсации, неприемлемой для нас». Перспективу развития отношений он видел в поддержке обоими странами деколонизации, то есть раздела колониальных империй европейских стран.

Последнему вопросу был посвящен третий доклад – от 11 января 1945 года, касающийся будущей сферы влияния СССР. Согласно масштабным планам Литвинова, эта сфера должна включать Финляндию, Швецию, Польшу, Венгрию, Румынию, Чехословакию и Югославию. Грецию, Норвегию, Германию, Австрию и Италию предлагалось включить в нейтральную зону, а остальные страны Европы – в зону влияния Англии. В Азии дипломат настаивал на советском контроле над Монголией, Маньчжурией и черноморскими проливами, а Китай и Японию предполагал сделать нейтральными. Интересным моментом было его замечание о том, что советская опека над Палестиной «желательна, но вряд ли осуществима»[760].

Эти доклады были переданы руководству, но никакой роли в дальнейшем не сыграли. Концепция Литвинова, явно отличавшаяся от концепции Сталина и Молотова, предполагала, что державы-победительницы добровольно откажутся вступать в тесные отношения со странами из чужих сфер влияния или создавать там военные базы. Она также предлагала смириться с тем, что в освобожденных Красной армией странах не будет установлен социалистический строй. В докладе говорилось, что Англия, вероятно, потребует гарантий независимости и свободы выбора для этих стран, и предлагалось смириться с этим. Данную фразу Молотов сердито вычеркнул.

Вместе с тем Литвинов считал, что в будущем миропорядке должны доминировать сильные страны, доказавшие в войне свою реальную мощь. Эту мысль он проводил в статье «Международная организация безопасности», вышедшей в июле 1944 года в журнале «Звезда» под тем же псевдонимом «Малинин». Там говорилось, что будущая всемирная организация должна опираться на «великие державы» (он употребил это понятие в отношении СССР одним из первых), а роль более мелких сводилась к обеспечению их поддержки. 22 августа Литвинов признался норвежскому послу Р. Андворду, что был автором статьи и хотел бы, чтобы выраженные в ней предложения стали официальной позицией Советского правительства.

Похожие взгляды выражены в записке Литвинова «О международной организации безопасности» от 26 июля 1944 года, предназначенной для новой конференции союзных представителей, которая открылась в августе в Думбартон-Оксе. Главной целью встречи должно было стать определение основ всемирной организации безопасности – будущей ООН. В записке утверждалось, что в этой организации «решающую роль должны взять на себя доказавшие свою мощь четыре великих державы, таким образом они будут нести груз ответственности, а не уклоняться от неё, как это было в Лиге Наций»