[85]. Надо сказать, что еще с конца 1901-го «Искра» печаталась в самой России – типография «Нина» под руководством Красина тиражировала ее с готовых матриц в Баку. Но об этом Литвинов не упоминает: здесь, как и в других местах воспоминаний, ему было важно показать свои заслуги, подчеркнуть свой приоритет.
Большой проблемой был поиск денег на издание газеты. Что-то присылали из России, что-то жертвовали европейские социал-демократы, но расход стабильно превышал доход. Литвинов, экономный по натуре, лично вел бухгалтерские книги, записывая каждую потраченную копейку. З. Шейнис передает свое впечатление от этих записей: «За сапоги искровцам заплатил 60, проезды – 360, Вениамину – 5, переправа Семену – 5, наборщику Андрею – 6, Илье, бежавшему из Сувалок, – 16, Абраму – 10, проезжим товарищам – 22, карты географические – 5, упаковка – 61 и так далее и тому подобное, а всего расход – 1780 рублей. И тут же отчет Петра за ноябрь, сколько потратил на транспортировку литературы, – до гроша, до сантима, до пфеннига»[86]. Видя спрос на партийную прессу, причем не только в России, но и за границей, Литвинов пытался продавать ее и писал в июне 1903 года болгарскому социалисту Георгию Бакалову: «Мы были бы Вам очень благодарны, если б Вы указали нам какой-нибудь аккуратный книжный магазин, который взял бы на себя представительство по продаже наших изданий в Болгарии, Сербии, Румынии и Черногории»[87]. Из этого, однако, ничего не вышло, и «бизнес» секретаря экспедиции продолжал приносить сплошной убыток.
Пока с большим трудом налаживалась работа транспортной организации, в Брюсселе в июле 1903 года собрался II съезд РСДРП. Литвинова на него не пригласили, и он вспоминал: «Мне не было разрешено поехать на съезд, потому что надо было кому-нибудь оставаться там для того, чтобы встречать делегатов»[88]. За этим скрывалась обида: он пока не занимал в партии сколько-нибудь влиятельного положения, годясь только на роль швейцара. Итоги съезда расстроили его еще больше – после бурных дискуссий РСДРП разделилась надвое, причем он не сразу решил, к какой из частей примкнуть: «Личные мои симпатии были на стороне большевиков, но я был другом Веры Засулич, Мартова… Я недолго колебался и примкнул к ленинскому крылу партии. После этого пришлось начать борьбу с прежними друзьями»[89]. Чтобы преодолеть литвиновские колебания, Ленин несколько раз встречался с ним и другими большевиками в женевских кафе – ему пришлось тогда бороться за каждого человека, поскольку число членов РСДРП не превышало нескольких тысяч.
Съезд разделил не только партию, но и лукьяновских беглецов. Почти все они, кроме Литвинова, Баумана и Пятницкого, примкнули к меньшевикам. Редакцию «Искры» тоже терзали распри – «старики» во главе с Плехановым выдавливали оттуда ленинцев. Видную роль в этом играл недавний товарищ Максима по бегству Блюменфельд, заведовавший типографией в Женеве, куда перенесли из Лондона печатание газеты. Большевики попытались заменить его Литвиновым, что привело к громкому скандалу. Суть его изложили в жалобе в ЦК партии сторонники Ленина В.Д. Бонч-Бруевич и П.А. Андреев: «28 сентября, придя в помещение партийной типографии по своим делам, мы встретились там с товарищем Литвиновым, и трое ушли в редакционную комнату. В 6 часов 40 минут товарищ Блюменфельд после горячего, крайне несдержанного разговора с тов. Литвиновым неожиданно для нас запер всех нас троих в редакционной комнате и, забрав ключи с собой, ушел из здания типографии. Через 55 минут мы вышли из-под замка, отвинтив замок одной двери при помощи отвертки, переброшенной нам в окно кем-то из товарищей-наборщиков»[90].
Партийная комиссия пожурила Блюменфельда, но «Искра» осталась в руках меньшевиков. Сотрудничать с ними Литвинову хотелось все меньше, и он стал просить партийное руководство отпустить его на подпольную работу в Россию. Хорошим поводом стала начавшаяся в январе 1904 года война с Японией – обе фракции увидели в ней шанс развернуть борьбу с правительством и, на время примирившись, приняли решение усилить пропаганду внутри страны. Одним из ключевых исполнителей этого должен был стать Папаша – уже не швейцар, а авторитетный работник, за перемещениями которого бдительно следила охранка. 8 марта директор Департамента полиции А.А. Лопухин отправил на все пограничные станции шифрованную телеграмму: «6 марта разыскиваемый Макс Валлах выехал из Берлина в Вену, откуда нелегально отправится в Россию. Усугубите наблюдение». Однако эмиссар партии задержался в Берлине, откуда 19 марта начальник заграничной агентуры охранки Аркадий Гартинг[91] сообщал: «Валлах-Литвинов выехал сегодня в Вену, откуда в Россию нелегально».
Но предупреждения не помогли – эмиссар уже был в Минске. В конце апреля ему передали требовательное послание супруги Ленина Надежды Крупской (она играла тогда роль координатора всех большевистских дел): «Раз Вы торчите в Минске, съездите немедля в Гомель и Новозыбков, вот явка туда, а затем двигайте поскорее на юг, там работы масса и страшно нужны люди.
Новозыбков, искать дом Гаврилы Иван. Шведова, рядом с ним дом с 2-мя окнами на ул. тоже Шведова, спросите Якова Борисовича Нехамкина.
Пароль: Мне нужен Володя.
Ответ: Он ждет»[92].
Уладив дела в захолустном Новозыбкове, Литвинов уезжает оттуда в Киев, потом в Вильно. Весь остаток 1904 года он колесит по России, налаживая контакты с подпольными комитетами партии. Охранка гоняется за ним по пятам, но бесполезно – присущие ему скрытность и подозрительность помогают избегать опасности. Тем временем за границей раздор фракций опять усиливается: в конце года большевики создают собственную газету «Вперед» и свой партийный орган – Бюро комитетов большинства (БКБ). К тому времени Литвинов обосновался в Риге; в этом крупном промышленном центре росло влияние большевиков и другие революционные партии были готовы действовать вместе с ними против властей.
В тот период большевистское руководство состояло из Ленина за границей и Красина с Богдановым[93] в России. Эти двое все больше раздражали Ильича проявляемой по любому поводу самостоятельностью. Ему требовались инициативные, но безусловно верные работники – такие как Литвинов или (уже позже) «чудесный грузин» Сталин. Но если последний все же занялся со временем теорией марксизма, то Максим Максимович амбиций теоретика был лишен начисто. Человек сугубо практический, он, вполне возможно, вообще не читал Маркса – и, соответственно, не имел идейных расхождений ни с Лениным, ни с другими вождями. Другой вопрос – порученное ему реальное дело, будь то перевозка «Искры», закупка оружия или руководство советской дипломатией. Тут уж он не признавал ничьих авторитетов и отстаивал свою правоту до конца.
Леонид Красин.
(Из открытых источников)
Александр Богданов.
(Из открытых источников)
Перед Литвиновым, заочно включенным в состав Северо-Западного комитета РСДРП, поставили еще одну деликатную задачу – перетянуть местные партийные организации на сторону большевиков. Это делалось в преддверии намеченного на весну следующего года III съезда, который должен был уладить наконец конфликт между фракциями. Многим социал-демократам, работавшим в подполье, боевые большевистские лозунги были ближе, а немалая часть партийцев вообще не понимала различия между фракциями. «Просветить» их и должен был Папаша, который в декабре 1904 года с помощью Землячки-Демона и Алексея Рыкова сумел собрать в Колпине близ Петербурга Северную областную конференцию партии. После бурных споров собравшиеся примкнули к большевикам. 13 (26) декабря Ленин отправил Землячке радостное письмо: «Ура! Вы работали великолепно, и Вас (вместе с папашей и другими) можно поздравить с громадным успехом. Такая конференция – труднейшее дело при русских условиях, удалась она, видимо, отлично. Значение ее громадно»[94].
Но расслабляться было рано – Землячка и Литвинов получили задание отправиться с той же целью в города Поволжья и юга России. Еще одним их заданием было наладить транспортировку газеты «Вперед», первый номер которой вышел в Женеве 22 декабря. В те же дни Литвинов послал Ленину из Самары несохранившееся письмо, на которое 26 декабря последовал ответ: «Дорогой друг! Спешу ответить на Ваше письмо, которое мне очень и очень понравилось. Вы тысячу раз правы, что надо действовать решительно, революционно и ковать железо, пока горячо. Согласен также, что надо объединять именно комитеты большинства… Наконец, Вы тысячу раз правы также, что надо действовать открыто»[95]. В том же письме сообщалось, что Литвинов рекомендован в состав Бюро комитетов большинства – на достаточно высокий партийный пост.
Ободренный Папаша с удвоенной энергией спешит из Самары в Саратов, Москву, Минск, всюду добиваясь поддержки большевиков. В начале января он приехал в Петербург – вероятно, по просьбе Ленина, чтобы изучить обстановку, хотя в столицу с той же целью уже был направлен Красин. Обстановка была тревожной: Собрание фабрично-заводских рабочих, которое направлял священник Георгий Гапон, готовило грандиозное шествие к Зимнему дворцу, в город были вызваны войска. Почему-то Литвинов, в отличие от Красина, не стал дожидаться развязки событий и уехал за два дня до трагических событий 9 января. Узнав о них по дороге в Вильно, сразу же повернул к Риге, и не зря – после сообщений о событиях в Петербурге местные рабочие забастовали. К этому призвали как русские, так и латышские социал-демократы. 13 января состоялась многотысячная демонстрация, участники которой пытались прорваться к дворцу генерал-губернатора, но, как и в столице, были встречены огнем. Погибло около 70 человек, после чего забастовка стала всеобщей. Вскоре в Латвии, где оружия у населения было существенно больше, чем в России, стали создаваться отряды боевиков, нападавших на госучреждения и полицейские участки.