Time объявил нескольких женщин, рассказавших, как продюсер Харви Вайнштейн и другие знаковые фигуры Голливуда принуждали зависимых от них людей к сексу. В этот раз воспользовались новой формулировкой – «нарушители тишины».
Но если проблему свести к математической задаче, конкретные мотивы «нарушать тишину» и «дуть в свисток» вообще не важны: достаточно просто взять и учесть ненулевой шанс стать разоблачителем у каждого посвященного. Вероятностная модель (на основе того, что математики называют пуассоновскими процессами) позволяет предсказать, скоро ли whistleblower появится в коллективе из ста, тысячи или ста тысяч человек.
Как подобрать параметры такой модели? Взять примеры вскрывшихся заговоров из истории и применить модель к ним.
Про систему слежки PRISM – ту самую, о которой рассказал Сноуден, – могли знать максимум 30 000 человек, утечка случилась на шестой год ее существования. «Исследование сифилиса Таскиги» (медицинская программа наблюдения за чернокожими больными сифилисом, которым целенаправленно не давали лечиться) – заговор продолжительностью в двадцать пять лет, с 1947 по 1972 год о нем могли знать около 7000 человек. Этот эксперимент тоже был прерван только благодаря утечке: врач Петр Бакстун написал о нем в New York Times. Началось расследование, в результате которого – правда, только в 1990-е – президент США официально извинился перед его жертвами и их семьями.
Подставляя цифры в свою формулу, Граймс получил примерно такие прогнозы: лунный заговор должен был бы вскрыться через три года и восемь месяцев, заговор вокруг лекарства против рака – через три года и один месяц, а про губительное действие прививок врачи должны были проговориться на девятый месяц четвертого года с того момента, как об этом впервые стало известно.
Чтобы ваш заговор продержался пять лет, рассуждает автор исследования, позаботьтесь, чтобы в него было посвящено не больше 2521 человека. Заговор, который продержится десять лет, предполагает еще более тесный круг заговорщиков – тысячу или меньше.
Защитники теорий заговора нашли лазейку и здесь: что если про заговор знали только избранные? Если в NASA почти полмиллиона сотрудников, включая уборщиков и администраторов младшего звена, то топ-менеджеры могли не посвящать их всех в детали своей провокации. Но еще до выхода исследования Граймса идея пересчитать всех участников такой инсценировки пришла в голову авторам и комментаторам русскоязычного коллективного блога Geektimes, куда программисты и инженеры с дипломами хороших университетов заглядывают почитать про компьютеры и космос. Тут появилась статья-рассуждение «“Аполлон” против лунного заговора: что реальнее осуществить?»{81} – о том, почему фальшивый полет было сложнее организовать, чем реальный.
Сотни рабочих должны были монтировать декорации для съемок фальшивой высадки на Луну в павильоне. Еще десятки тысяч – собирать на заводах по всей Америке муляж 111-метровой ракеты, имитировать фальшивые сигналы с 70-метровых антенн-тарелок для связи с кораблем, подделывать многочасовую телетрансляцию и фотосъемку. А еще кто-то в NASA должен был ставить задачи внешним компаниям-подрядчикам, от Boeing до Douglas Aircraft, где делали ключевые детали ракеты. На Geektimes задают логичный вопрос: «Какой-нибудь из этих компаний так и писать в техзадании – “разработайте макет лунного модуля”, “сконструируйте болванку с центром тяжести как у предполагаемого посадочного модуля”? Это опять несколько сотен человек, которые знают: я насыпал шариковых подшипников в адаптер третьей ступени, а они теперь по ящику рассказывают, что там летят астронавты».
С прививками ситуация еще прозрачней: их делают по всему миру. По всему миру родители должны через неделю или месяц после укола в гневе приводить в тот же кабинет поликлиники детей, которые в результате стали заторможенными и разучились смотреть в глаза людям. И если это явление массовое, то врачи, осматривающие таких детей из месяца в месяц, просто не могут не поддаться импульсу взять и рассказать правду.
А те, кто не дает выпустить в свет вакцину от рака, должны – из соображений лояльности заговору – иметь дело с еще более серьезным внутренним конфликтом, чем просто желание рассказать правду миру. Если верить статистике, собранной в 2016 году для США, от рака умирает примерно каждый четвертый{82}. Среди больных с диагнозом «рак» неизбежно окажутся и родственники тех, кто принимает решение не давать лекарству ход. Вице-президент США Джо Байден запустил в 2016 году новую программу онкологических исследований, в которой прямо или косвенно участвуют все крупные фармацевтические компании. За год до этого его 46-летний сын умер от глиобластомы, злокачественной опухоли мозга. Не мог ли вице-президент в порядке исключения выпросить для него у заговорщиков – если те в сговоре с властями – немного секретных таблеток?
Единственная логика, которая позволяет сторонникам масштабных теорий заговора хоть как-то объяснить факты, предполагает сговор властей со всеми вообще. Участников лунного заговора, если бы те решили заговорить, должны обходить стороной корреспонденты всех газет; врачи должны ставить диагноз «рак» родственникам медиков-заговорщиков, умершим не от рака, чтобы никто не узнал о наличии где-то в сейфах волшебного лекарства; и так далее. Спорить с этой системой взглядов не имеет смысла – просто полезно всякий раз уточнять, действительно ли собеседник имеет в виду, что в сокрытии какого-нибудь факта принимает участие не шайка злодеев, а многомиллионная армия разных людей, известных и не очень.
Те, кто верят, например, что ВИЧ – выдумка врачей, просто обязаны считать, что их обманывает не небольшая группа профессионалов-злоумышленников, а все сообщество медиков, которое упорно продолжает стоять на своей версии про вирус. И если 95 % научных статей про климат, опубликованных с 1991 года, поддерживают теорию глобального потепления, вызванного действиями человека, то сторонники «климатического заговора» должны считать заговорщиками не отдельных климатологов, а все сообщество.
Двое известных российских ученых (не климатологов, но из смежных областей науки) независимо друг от друга и с интервалом в несколько лет на полном серьезе доказывали автору книги, что глобальное потепление выдумано в угоду политической конъюнктуре. Тем самым они допускали, что их коллеги из США или Германии подделывают цифры и выводы в своих статьях, потому что так распорядились политики.
Человек, который рассуждает таким образом, сообщает довольно много о своей картине мира и системе ценностей. Он принимает как данность, что у целых профессиональных сообществ ложь – часть должностных обязанностей. Врачи могут лгать непосвященным про ВИЧ и прививки, а ученые подделывать цифры про климат и ГМО – не потому, что они какие-то маньяки, а потому, что такие в мире правила игры. Вряд ли говорящий считает подобное поведение невозможным для себя: если все так делают, что в этом плохого?
«Есть такая когнитивная ошибка – проекция, – объясняет профессор-психолог Кристофер Френч из Лондонского университета Голдсмитс в интервью Scientific American. – Люди, которые верят в теории заговора, сами склонны вести себя как заговорщики – распространять слухи, испытывать подозрения по поводу чужих мотивов. А если вы сами так себя ведете, вам покажется естественным приписывать то же самое другим»{83}.
В фильме «Бешеные псы» режиссера Тарантино полицейский под прикрытием внедряется в банду. Ему нужно иметь наготове – чтобы рассказать при случае, в порядке необязательной болтовни, – историю о том, как его чуть не поймали с полной сумкой марихуаны. Весь вымышленный эпизод, которому посвящен рассказ, занимает несколько минут; полицейский репетирует его многие часы день за днем.
«Ложь требует больших когнитивных ресурсов, чем правда», – пишет по этому поводу команда нейробиологов из Бельгии, Нидерландов и США в научной статье, которую опубликовал журнал Frontiers in Psychology{84}. Когда экспериментаторы вынуждали подопытных лгать, лежа внутри магнитно-резонансного томографа (вопросы брали из классического набора для проверки на полиграфе – там они востребованы для калибровки реакций испытуемого), сразу в нескольких областях префронтальной коры мозга начинался шквал активности. Именно здесь сосредоточены функции самоконтроля: префронтальная кора мешает нам сказать грубость, когда очень хочется, управляет вниманием и силой воли. В ситуации лжи, пишут нейробиологи, она в первую очередь подавляет естественное намерение ответить на вопрос честно. Но не только.
Нам нужно на лету выдумывать детали несуществующей истории. Попутно наблюдать за реакцией слушателей – верят они или не верят, производят наши слова нужный эффект или нет – и в зависимости от этого сгущать краски или, наоборот, сдерживать свою фантазию. Еще нужно следить за тем, чтобы ни словом, ни жестом не выдать волнение и говорить убедительно. Ясно, что когнитивный контроль для всего этого нужен как никогда, и он конкурирует за ресурсы мозга с другими задачами. Когда человек лжет, сообщает другое исследование, ему хуже даются простые арифметические подсчеты и он дольше отвечает на простые вопросы.
В 2013 году психологи из Университета Бригама Янга попросили студентов-добровольцев поучаствовать в тестировании чат-бота и время от времени говорить ему неправду. Студенты не знали, что приложение, в котором происходил диалог, следило за всеми их действиями – включая мелкие исправления в тексте до отправки. Выяснилось, что в репликах, содержащих ложь, таких исправлений больше, сами сообщения короче, при этом их сочинение занимает больше времени{85}.