Другими словами, врать трудно. Но если долго стараться, то будет легче. В эксперименте, про который писал Frontiers in Psychology, нейробиологи выяснили: если врать часто, активность в префронтальной коре падает – ложь становится более-менее автоматической и безболезненной. Этим объясняют, что вранье особенно легко дается, например, преступникам, которые долго оттачивали какую-нибудь выдуманную историю, позволяющую выдать себя за другого или доказывающую их невиновность. И еще людям, которые рассказывали неправду так долго, что сами в нее поверили. Кроме того, патологическое вранье как медицинский феномен описано еще в XIX веке и вошло в официальный диагностический и статистический справочник по психическим расстройствам, библию американских психиатров. Однако и профессиональное, и патологическое вранье – редкость и исключение из правила. С этой точки зрения теории заговора, которые винят во всем горстку злодеев, дезинформаторов, профессиональных пропагандистов и работников спецслужб, смотрятся выигрышнее тех, которые предполагают коллективный обман со стороны сотен тысяч инженеров, врачей и журналистов всех возможных СМИ.
Но лгать в глаза – это все-таки одно, а знать общественно важный секрет и ни с кем им не делиться – другое. Может ли быть так, что те же самые сотни тысяч заговорщиков просто живут с какой-нибудь особенно важной тайной, ни с кем ею не делясь?
Секреты и скрытность ухудшают работу мозга не меньше лжи. В 2014 году двое психологов из Беркли и Корнеллского университета предлагали двум группам подопытных порассуждать вслух о своей жизни{86}. При этом в одной из групп все должны были строить фразы таким образом, чтобы из этих рассуждений нельзя было ничего узнать об их сексуальной ориентации (журнал New Yorker, который посвятил исследованию длинный текст, приводит показательный пример: вместо «я встречаюсь с девушками, которые…» надо было говорить «я встречаюсь с людьми, которые…» – и так много раз подряд, в разных контекстах). Работа по цензурированию собственной речи оказалась настолько утомительной, что, как оказалось, тормозила другие мыслительные процессы. После нее подопытные на 17 % хуже, чем контрольная группа, справлялись с тестом на пространственное мышление. А когда их попросили написать воображаемому адресату письмо на тему описанной в задании конфликтной ситуации, им хуже удавалось быть вежливыми.
Вообще-то авторы ставили целью продемонстрировать, что общественное давление на гомосексуалов, которое заставляет для разговора о себе и партнере подбирать расплывчатые формулировки, ощутимо портит им жизнь, – но стало ясно, что дело не только в ориентации. И даже не просто в необходимости обходить в разговоре опасные темы стороной.
Как доказывает психолог Майкл Слепян из Колумбийского университета, секреты вредят самим фактом своего существования{87}. Больной зуб все время хочется потрогать языком, а к тому, что стараешься держать в тайне, все время возвращаешься мыслями.
Команда Слепяна опросила 1200 человек через интернет и еще 312 человек вживую – в нью-йоркском Центральном парке. (Авторы исследования, которое вышло под заголовком «Ощущение секретности», жалуются, что от стандартного подхода – пройтись по университету и набрать добровольцев из числа студентов – пришлось отказаться. Как правило, студенты попадаются хорошо образованные и богатые, без опыта сложных жизненных ситуаций, и типичные их секреты касаются алкоголя и вечеринок.)
Для начала у респондентов интересовались, бывают ли у них секреты вообще и какого они рода. На выбор предлагался список из 38 категорий (опрос можно пройти и сейчас на созданном по мотивам исследования сайте keepingsecrets.org). При ответе следовало указать, для кого, собственно, это секрет. Есть вещи, которыми не делятся ни с кем, и есть такие, которые скрывают только от некоторых: если друзьям еще можно признаться, что ты проиграл много денег в казино и по уши в долгах, то родителям, наверное, об этом лучше не говорить.
В среднем у каждого обнаружились секреты 13 видов. В десятке самых популярных – все вокруг и около отношений (мысли об измене партнеру, какое-нибудь неправильное сексуальное поведение, флирт, жизнь без секса), рядом идут обман доверия, серьезная ложь, кража, финансовые трудности и семейные проблемы.
Чтобы не выдать свои тайны, опрошенным не так уж и часто приходится хитрить и уводить разговор в сторону – в среднем 4,47 раза в месяц. А вот спонтанные мысли на тему этих секретов случаются примерно вдвое чаще – причем безо всякого повода. Эпизоды, когда секрет вклинивается в ход мыслей, как признавались сами опрошенные, портят настроение и ухудшают отношения с партнером, если секрет касается отношений. Но главный разрушительный эффект Слепян обозначает словом inauthenticity, для которого нет точного русского перевода – в приблизительном это будет «неподлинность». Оставляя какую-то важную часть своего опыта в секрете, ты предъявляешь другим – включая тех, чье мнение много для тебя значит, – неполную, урезанную версию себя. Участникам одного из экспериментов Слепяна предлагалось оценить по семибалльной шкале несколько утверждений на эту тему (например: «Я ощущаю, что скрываю часть “реального себя” от партнера»). Дополнительные вопросы анкеты имели целью отделить все прочие причины таких переживаний: вроде того, что подопытный – невротик и просто неоправданно много переживает по всем возможным поводам.
В разделе «Выводы» Слепян пишет: «Чем чаще люди возвращаются мыслями к своим секретам – тем ниже их качество жизни, независимо от того, как часто им приходится скрывать свои секреты на практике».
1. Заговоры с целью скрыть информацию возможны: американские спецслужбы шесть лет скрывали факт массовой прослушки, а медики молчали о том, что нескольким сотням чернокожих, больных сифилисом, годами не выписывали лекарств, чтобы наблюдать за течением болезни.
2. Что невозможно? Долго держать заговор в тайне.
Вскрыть вредный для общества заговор – значит стать для кого-то героем, и возможность прославиться в роли разоблачителя, несмотря на все риски, психологически привлекательна для многих.
3. Чем больше людей задействованы – тем выше вероятность, что заговор станет известным.
Статистика раскрытых заговоров позволяет оценить срок жизни секрета: чтобы, например, тайна оставалась тайной пять лет, в нее должны быть посвящены не больше двух с половиной тысяч человек.
4. Чтобы сымитировать полет на Луну, пришлось бы задействовать сотни тысяч сотрудников NASA; чтобы сфальсифицировать статистику последствий прививок – сотни тысяч терапевтов.
5. Обманывать и хранить чужие тайны – тяжелая нагрузка на мозг. Не только ложь требует работы фантазии, но и задача беречь секреты тормозит другие мыслительные процессы. Поэтому когда психологи заставляли людей скрытничать, те хуже справлялись с тестами и головоломками.
6. Тайны, которые надо скрывать ото всех, вызывают чувство «неподлинности» и вдобавок мешают сосредоточиться – мозг по четыре-пять раз в день бесконтрольно переключается с текущих дел на размышления о том, что вы скрываете.
Часть IVСоцсети: как заблуждения распространяются
Глава 9689 003 рассерженных пользователяКак Facebook ставит над нами эксперименты
Данное исследование подтверждает также, что, вопреки прежним предположениям, взаимодействие лицом к лицу и невербальные сигналы для заражения эмоциями не требуются.
Застенчивый юноша-очкарик в кепке, подвернутых джинсах и гавайской рубахе позирует фотографу, облокотившись на ярко-красную пожарную лестницу. Юношу зовут Адам Крамер, он только что получил в Орегонском университете степень PhD по социальной психологии (аналог степени кандидата наук в России) и теперь устроился работать в Facebook. Этим снимком соцсеть решила проиллюстрировать интервью с новым перспективным сотрудником, меньше всего на свете похожим на Доктора Зло, каким Крамера начнут считать через два года.
«Самые интересные вопросы, на которые тебе удалось ответить за время работы здесь?» – «Распространяются ли эмоции, как заразная болезнь». – «Что ты посоветуешь выпускникам психфаков?» – «Учитесь программировать»{88}.
Больше всего оскорбительных комментариев под этим интервью появилось в июле 2014-го. В них Крамера сравнивали, например, с нацистскими врачами, которые во время Второй мировой испытывали на узниках концлагерей возбудители мучительных болезней и вскрывали людей живьем. «Вы сами поставили себя на одну доску с доктором Менгеле», – пишет один. «Я желаю знать, была ли я среди подопытных», – возмущается другая. «Как насчет того, чтобы посклонять 700 млн пользователей к суициду?» – интересуется третий.
Дело в том, что Крамер и в самом деле решил проверить, заразны ли эмоции, – и объектом его эксперимента стали, сами того не зная, 689 003 пользователя соцсети. В начале 2012 года Крамер и двое его коллег подвергли френдленты этих пользователей выборочной цензуре: одни подопытные переставали видеть у себя в ленте до 90 % записей с «негативным» содержанием, другие – до 90 % «позитивных» записей.
Что в этом плохого? Представьте, что вы уехали на неделю в командировку в другой город (эксперимент длился как раз неделю, с 11 по 18 января). За это время вашего хорошего друга избивают в питерском метро и отбирают у него любимую зеркалку со всеми объективами. В такой ситуации каждое слово поддержки не лишнее. Но если вдруг вы оказались в первой группе подопытных, вы просто ничего не прочтете о неприятностях друга. А если вы, наоборот, в группе, изолированной от «позитива», то мимо вас пройдет запись однокурсника, который давным-давно эмигрировал в Австралию и тут, наконец, собрался прилететь на пару дней в Москву. В итоге вы с ним так и не встретитесь.