Если бы английское правительство считало, что его корабли могли гарантировать Англию от вторжения с моря, оно не укрепляло бы свои берега с таковым тщанием, когда я был в Булонском лагере. Мой план заключался в том, чтобы после высадки двигаться далее на Чатам, Портсмут и захватить главные морские крепости страны. Одно или два выигранные сражения доставили бы мне обладание остальной частью острова: в 1804 году нравственный дух англичан не был столь высок, как ныне.
В сущности говоря, и название, и форма правления не играют никакой роли. Государство будет хорошо управляться, ежели удастся достигнуть того, чтобы справедливость чувствовали на себе все граждане, как в отношении защиты личности, так и в смысле налогов, разного рода пожертвований и при возмещении утраченного.
Неравное распределение собственности подрывает всякое общество и пагубно для порядка в стране, оно убивает предприимчивость и соревнование, крупная владетельная аристократия была хороша лишь при феодальной системе.
Ежели бы успех не сопутствовал Августу [75], потомки поместили бы его имя рядом с именами великих злодеев.
Участники коалиции заплатили дорогую цену за свой успех в 1814 году: три месяца я вел войну в долинах Шампани с остатками прежних моих войск. Если бы Париж продержался еще двадцать четыре часа, дело было бы сделано: ни один немец не перешел бы обратно за Рейн.
20 марта 1814 года произошла битва при Арси-сюр-Об, в которой Наполеон, отбросив неприятеля в нескольких пунктах, одержать так нужную ему победу не смог, т. к. у него не было сил для преследования союзной армии. После этого Наполеон сделал обходное движение, чтобы зайти союзникам в тыл и перерезать их сообщение с Рейном. Положение армий коалиции в это время было особенно опасно: они опасались всеобщего ополчения французов и народной войны. После Арси среди союзников возобладало мнение одного из советников Александра I, корсиканца Шарля-Андре Поццо ди Борго, о том, что «нужно покончить с войной не военным, а политическим путем». «Коснитесь Парижа только пальцем, – говорил он, – и колосс Наполеона будет свергнут, этим вы сломаете его меч, который не в состоянии вырвать у него», а после свержения Наполеона, по мнению Поццо ди Борго, Реставрация Бурбонов получит больше шансов. Наполеон узнал о неожиданном движении союзников в разгаре боев, которые велись между Сен-Дизье и Бар-сюр-Об. «Это превосходный шахматный ход. Вот никогда бы не поверил, что какой-нибудь генерал из союзников окажется способным на это», – отозвался он, когда узнал о маневре противника. Он тотчас же бросился к Парижу, но столица продержалась только несколько часов. 30 марта император прибыл в Фонтенбло. Там он узнал об имевшем место сражении под Парижем и капитуляции столицы.
Почти никогда не давал я подробных наставлений моим генералам: я просто приказывал им победить.
Государь не должен пасть ниже того несчастия, которое уготовано ему судьбой.
Несмотря на все интриги, в которые пускался Т[алейран], Людовик XVIII мог сделать из него только лишь первого своего слугу, несколько скрасив тем для него сие вынужденное рабство [76].
Партия, которая может найти опору только на иностранных штыках, обречена на поражение.
После сражения при Ватерлоо от французов требовали выдать меня врагам: но французы уважали меня в моем несчастии.
Быть может, в 1815 году я вновь должен был начать революцию, тогда мне потребны были бы те средства, кои предоставляют революции к достижению цели, и все то, что нужно было тогда ради этого.
Можно останавливаться лишь при подъеме в гору, но при спуске – никогда.
Первый порыв людей драгоценен: всегда нужно уметь им воспользоваться.
Замысел изгнать меня на остров Св. Елены возник давно: я знал о нем еще на острове Эльба, но доверял лояльности Александра.
Планы перевода места ссылки Наполеона подальше от Европы действительно существовали. На Венском конгрессе представитель Франции Ш.-М. Талейран и британский представитель Р.‑С. Каслри совещались о том, чтобы депортировать императора на один из островов посреди океана. Этот проект не был секретом ни для кого, о нем поговаривали в светских салонах, о нем писали газеты, его обсуждали в частных письмах. Людовик XVIII также был осведомлен из разных, преимущественно английских, источников о том, что Наполеона предполагается отправить на Сент-Люси, один из Антильских островов, или на Тринидад. Правда, император Александр I не давал своего согласия на эту меру, но ничто не могло помешать остальным союзникам осуществить это перемещение на Сент-Люси или на любой другой остров вдали от опасного соседства с Европой. Не лишним будет упомянуть и о существовании проекта послать к острову Эльба эскадру испанских военных судов на том основании, что Испания еще не ратифицировала договор, заключенный в Фонтенбло, и находилась, таким образом, в состоянии войны с Францией, а значит и с Наполеоном. Были и другие проекты физического устранения Наполеона; все это только ускорило принятие Наполеоном решения покинуть остров.
Из всех уступок, которых я добился от союзников в 1814 году, особенно любезным моему сердцу было разрешение взять с собою в изгнание тех из старых моих солдат, с коими суждено мне было преодолеть столько превратностей. Средь них нашел я людей, которых несчастие не повергло в отчаяние.
Хартии хороши только тогда, когда их пускают в ход: но нет нужды в том, чтобы глава государства становился во главе какой-либо партии.
По прибытии во Францию Людовик XVIII, как известно, не утвердил проекта «сенатской» конституции, предложенного Временным правительством и Сенатом, но даровал 4 июня 1814 года стране конституционную Хартию.
Вся исполнительная и законодательная власть, согласно этой Хартии, принадлежала королю, власть, которую он разделял с двумя палатами: первая состояла из наследственных пэров (из числа которых заранее исключались сторонники Наполеона и республиканцы), а вторая – из избираемых депутатов, которые имели право утверждать налоги и контролировать расходование государственных доходов. Остальные пункты Хартии состояли в следующем: ответственность министров, независимость суда, свобода печати, ограниченная законами, наказывающими за злоупотребления ею, религиозная свобода, с тем обязательным дополнением, что католическая религия признавалась религией государственной. Запрещалось преследование за «прежние» мнения, но ст. 14, предоставлявшая королю право «издавать предписания, необходимые для исполнения законов и для безопасности государства», ставила под сомнение все либеральные послабления властей (на основании именно этой статьи в течение последующих лет были приняты все репрессивные меры правительства).
Европейский общественный договор был нарушен вторжением в Польшу. Когда я вышел на политическую арену, практика разделов была не внове. Политическое равновесие – мечта, о которой ныне надобно забыть. Александр сохранит за собой Польшу, как я в свое время сохранил Италию, по праву сильнейшего: вот и весь секрет.
На Венском конгрессе в 1815 году судьба польских земель после того, как земли Великого герцогства Варшавского были заняты русскими войсками, была решена новым (четвертым) разделом Польши: Россия получила большую часть Великого герцогства и включила польские земли в состав России под названием Царства Польского.
Лесть всегда восхваляла правительства слабые духом как осторожные, так же как бунтовщики именуют мощь деспотизмом.
В отречении монарха есть своего рода ирония: он отрекается тогда, когда с властью его уже не считаются.
Когда я вступил в Москву, весь мир уже готовился к тому, чтобы признать мое превосходство: стихии разрешили этот вопрос.
Республика во Франции невозможна: благоверные республиканцы – идиоты, все остальные – интриганы.
Империя создана была лишь вчерне: в дальнейшем, ежели бы мне удалось заключить мир на континенте, я непременно расширил бы основу моих установлений.
Ни одна корона со времен Карла Великого не возлагалась с таковою торжественностью, как та, что получил я от французского народа.
Я питаю отвращение к иллюзиям: вот почему я принимаю мир таким, каков он есть, а не таким, каким он должен быть по справедливости.
Евреи поставляли съестные припасы моей армии в Польше: у меня к тому времени уже явилась мысль даровать им существование политическое как нации и как гражданам; но я нашел в них готовность лишь к тому, чтобы продать свои старые одежды. Я вынужден был оставить в силе мои законы против ростовщичества: эльзасские крестьяне были признательны мне за это.
Генерал Бонапарт, Первый консул, а затем и Император французов, был весьма популярен среди еврейского народа. Еще во время Египетско-сирийского похода он выступал с обращениями, что прибыл в Палестину ради восстановления Иерусалима и Иудеи; к африканским и азиатским евреям Наполеон обратился с воззванием, в котором, приглашая их под французские знамена, обещал им восстановление иерусалимского храма во всем его былом величии. Разумеется, здесь во многом играли роль чисто военные соображения, но воссоздание в перспективе Иерусалимского царства и величие этого поражающего воображение жеста в отношении угнетенного и бесправного народа способствовали необыкновенной популярности Наполеона среди евреев многих стран, тем более что его победоносные войска везде и всюду несли евреям свободу и равенство перед законом. Однако, в конечном счете, призывы Наполеона не нашли отклика у еврейского народа, в продолжение многих веков привыкшего в деле возрождения еврейского народа полагаться только на Бога.