В то же время евреи в самой Франции должны были испытать разочарование в своих чувствах по отношению к Наполеону. Случилось так, что после войны с русско-австрийской коалицией в 1805 году в Страсбуре Наполеон принял крестьянскую депутацию с жалобой на эльзасских ростовщиков-евреев. Это послужило для Наполеона поводом внести ряд ограничений в правовое положение французских евреев. Император передал дело на рассмотрение Государственного совета и затем согласился с его мнением о необходимости декретировать закон о том, что взыскания еврейских кредиторов не должны исполняться обычным судебным порядком. Однако Наполеон не отказался от осуществления последовательного равноправия еврейского народа: он издал декрет о собрании еврейских нотаблей и о Синедрионе, которые должны были внести ясность в отношения евреев и христиан, в частности разъяснить, действительно ли еврейство предписывает исповедующим иудаизм нетерпимость по отношению к христианам и их угнетение. Собрание нотаблей (74 еврейских депутата из 14 департаментов Франции) имело место в 1806 году, а Великий Синедрион из делегатов еврейского раввината Франции, Италии, Голландии, германских государств был созван в Париже в 1807 году.
Синедрион дал следующие ответы на поставленные правительством вопросы: многоженство у евреев запрещено с XI века; развод по судебному приговору допускается; брак с христианами не воспрещен; евреи считают французов братьями по родине, а Францию своим отечеством; раввины не занимаются иными делами, кроме как лишь отправлением религиозных функций; взимание противозаконных процентов запрещено у евреев и в сношениях с христианами. Создание Синедрионом консисториальной системы (в каждом департаменте, где проживало не менее двух тысяч евреев, была учреждена консистория) преследовало цели упорядочения организационных форм духовной жизни еврейского населения, превратило собрание нотаблей в своего рода еврейский парламент, пользовавшийся необыкновенным авторитетом среди евреев, лишенных до тех пор каких-либо представительных учреждений. Синедрион, санкционировавший постановления собрания нотаблей, еще более поднял в глазах евреев значение предпринятой правительством меры. Имя Наполеона было столь популярным среди еврейского народа, что австрийское правительство, например, опасалось, как бы евреи Австрийской империи при вступлении Наполеона в Австрию не перешли на его сторону и не оказали ему существенных услуг.
Я нашел превосходство русской армии только в том, что касается регулярной кавалерии: казаков же легко рассеять. Пруссаки – ни на что не годные солдаты; напротив того, английская пехота изумительным образом проявила себя при Ватерлоо.
В довершение тех великих событий, причиною коих был я, всего удивительнее было видеть Фуше, цареубийцу и закоренелого революционера, министром Людовика XVIII и депутатом Бесподобной палаты [77].
Я всегда придерживался того мнения, что для европейских держав постыдно терпеть существование варварийских государств. Еще во времена моего консульства я сносился по этому поводу с английским правительством и предлагал свои войска, ежели б оно вознамерилось предоставить для этой цели корабли и припасы.
Варварийские, как они именовались в русской публицистике XIX века, владения на северном побережье Африки издавна были пристанищем мусульманских пиратов, нарушавших еще во времена императора Карла V безопасность плавания по Средиземному морю и торговых сообщений. Алжирские беи, управлявшие этими владениями в качестве вассалов Оттоманской Порты, уже в течение многих лет подавали повод к многочисленным жалобам французских и английских купцов. Соперничество между Лондоном и Парижем препятствовало принятию совместных действенных мер к прекращению разбойных нападений на торговые суда европейских стран. Упоминаемая в высказывании мера могла быть использована Наполеоном для открытия англо-французских переговоров о мире тогда, когда это еще было возможно, например в 1800 году, при поддержке со стороны известного парламентского деятеля Ч. Фокса.
Фердинанд VII [78] царствует не благодаря собственному мужеству или милостью Божией, но лишь по чистой случайности.
Шпионами в моих кампаниях я пользовался редко; я делал все по вдохновению: точно все предугадывал, с быстротою молнии продвигал свои войска – все остальное было делом удачи.
Я знал немало людей, которые находили мои приказы неосуществимыми: впоследствии я иногда объяснял им, какие средства служили мне к достижению цели, и они соглашались с тем, что и впрямь не было ничего легче осуществить таковые приказы.
Ныне в Европе существует только два сословия: требующее привилегий и отклоняющее эти требования.
Если бы я разбил коалицию, Россия осталась бы столь же чуждой Европе, как, к примеру, Тибетское царство. Благодаря этому я обезопасил бы мир от казаков.
Ничто так численно не умножает батальоны, как успех.
В тех, кто себя обесславил, напрасно искать людей неустрашимых.
Не однажды в течение моей кампании 1814 года я задумывался о том, что для моих солдат нет ничего невозможного: они снискали себе бессмертное имя. В превратностях же судьбы меня повсюду сопровождала слава.
Меня свергли не роялисты или недовольные, а иностранные штыки.
История моего царствования прославит когда-нибудь имя какого-нибудь нового Фукидида [79].
Человеческий дух не созрел еще для того, чтобы управляющие делали то, что должны делать, а управляемые – то, что хотят.
Когда целый свет устраивается посредством штыков, это вполне логично! Здравый смысл тогда не в справедливости, а в силе.
Придет время, и общественное мнение опровергнет софизмы моих клеветников.
Я сделал Бенжамена Констана [80] членом Трибуната, я удалил его, когда он пустился в болтовню: это называлось устранить – удачно найденное слово. Ум Бенжамена сродни уму геометров со всеми их теоремами и короллариями, а сам он так и остался великим делателем брошюр.
Трибунат – один из правящих органов во Франции, учрежденный согласно конституции 1799 года и представлявший собой выборное учреждение из ста членов, разделявшее с Законодательным корпусом законодательную власть. Трибунат обсуждал проекты законов, предложенные ему правительством, затем голосовал за их принятие или отклонение, но лишь целиком, без поправок. Постановление Трибуната не имело для судьбы проекта решающего значения, поскольку Законодательный корпус мог принять проект, отклоненный Трибунатом, и он становился законом. Трибунат посылал в Законодательный корпус трех лиц из своего состава для изложения перед ним мотивов мнения, высказанного трибунатом. Трибунат имел право доводить до сведения сената о противоконституционных актах Законодательного корпуса или правительства, а о противоконституционных и противозаконных действиях министров сообщать Законодательному корпусу, от которого зависело предание их суду. Наконец, Трибунат мог выражать свои пожелания относительно издания новых законов или отмены существующих, относительно устранения разного рода злоупотреблений и введения улучшений в разные отрасли управления; но эти пожелания другие власти ни к чему не обязывали. Трибунату принадлежало право предлагать по одному кандидату на каждое сенаторское место (два других кандидата предлагались Первым консулом (императором) или Законодательным корпусом). В целях лучшего функционирования законодательной власти Трибунат был распущен согласно постановлению Сената от 19 августа 1807 года.
В Париже после 13 вандемьера республиканские убеждения, кои я исповедовал, оставались в ходу всего лишь двадцать четыре часа: говорю это в назидание братьям из сообщества Бабёфа и миссионерам, исповедующим религию фрюктидора.
Речь идет о попытке роялистского мятежа в Париже, которая имела место через два месяца после разгрома высадившегося на полуострове Киберон (Бретань) эмигрантского отряда войсками генерала Л. Гоша. В ночь на 13 вандемьера V года Республики (4–5 октября 1795 года), когда все признаки готовящегося мятежа были налицо, по приказу Конвента генерал Ж.-Ф. Мену, командовавший парижским гарнизоном, за поведение во время подавления мятежа в предместье Сент-Антуан был арестован, а на его место Конвент назначил одного из главных деятелей 9 термидора Поля Жана Франсуа Барраса (1755–1829).
Не будучи военным человеком, Баррас тем не менее понимал необходимость тотчас же назначить способного генерала, готового покончить с мятежом. Вспомнив о Бонапарте, который несколько раз приходил к нему в качестве просителя и подателя различных проектов, Баррас приказал немедленно его найти, зная о нем только то, что тот, отличившись при осаде Тулона, в настоящее время пребывал не у дел. Бонапарт дал свое согласие, но потребовал, чтобы никто не вмешивался в его распоряжения: «Я вложу шпагу в ножны только тогда, когда все будет кончено». Ознакомившись с положением Конвента, Наполеон нашел его весьма опасным, но принял план действий, исключительно основанный на применении артиллерии. Роялисты, численность которых достигала двадцати тысяч и, обладая четырехкратным превосходством, готовились нанести удар по войскам, оборонявшим дворец Тюильри, где заседал Конвент.