Государь, который думает о людях и строит собственное счастие, исходя из их благополучия, в каком романе можно найти сие?
Что бы ни говорил Макиавелли, крепости не стоят народного попечения и забот.
В главе XX своего сочинения «Государь» Никколо Макиавелли пишет: «Издавна государи ради упрочения своей власти возводят крепости, дабы ими, точно уздою и поводьями, сдерживать тех, кто замышляет крамолу, а также дабы располагать надежным убежищем на случай внезапного нападения врага. Могу похвалить этот ведущийся издавна обычай». Но далее, приведя различные примеры, Макиавелли пишет: «Итак, по рассмотрении всего сказанного выше, я с одобрением отзовусь о тех, кто строит крепости, и тех, кто их не строит, но с осуждением выскажусь о всяком, кто, полагаясь на крепости, не озабочен тем, что ненавистен народу». Это естественно, так как народу приходилось не только участвовать во взятии крепостей, но и, что самое главное, строить их, участвуя в строительстве, в том числе и своими доходами.
Чернь не отличается здравомыслием; она, по обыкновению, любит повторять все те пересуды, кои говорятся по адресу человека незаурядного.
Оказывается, что из ста бывших в прошлом королевских фаворитов по крайней мере девяносто пять были повешены.
Разумеется, такое высказывание справедливо лишь в общем смысле: от услуг временщиков, терявших зачастую всякое представление о собственном значении при дворе, всегда предпочитали отказываться, другое дело – способ устранения фаворита, который сохранял свою силу лишь благодаря своему фавору у государя. При различных обстоятельствах в ход шли разные «инструменты» – плаха, кинжал, яд и прочие.
Деказ раньше служил у моей матери: я замечал его порою в толпе придворных. Эта должность не требовала большого таланта. И он, и подобные ему министры походят на людей, карабкающихся на призовой столб.
Вероятно, имеются в виду попытки Деказа проводить умеренную политику перед лицом военного присутствия России, Пруссии, Австрии и Англии во Франции, а также в связи с нападками со стороны ультрароялистов на республиканцев, бонапартистов и либералов.
У меня в 1805 году было восемьдесят линейных кораблей, не считая фрегатов; но не было ни настоящих матросов, ни морских офицеров; правда, мои адмиралы играли с англичанами в прятки, а это уже кое-что. Линуа [117] тогда хорошо себя показал, и Вильнёв был неплохим офицером, однако же и он делал одни лишь глупости. По одному лишь сумасбродству своему он покинул Кадис, а смерть Нельсона [118] не стоила потери моего флота. После этого Вильнёв покончил с собой на постоялом дворе в Ренне, и, как всегда, в этом обвинили меня. На самом же деле признаки душевной болезни наблюдались у него еще во время морской кампании.
Приняв в январе 1805 года командование над эскадрой из двадцати кораблей, на которые был посажен корпус генерала Жака-Александра Лористона, Вильнёв смог пробиться к Кадису из-за ветров и непогоды только 9 апреля. Там он соединился с испанской эскадрой под командованием адмирала Федерико Гравины. Вильнёв должен был освободить прибрежный город Картахену от морской блокады и, противодействуя английским крейсерам, высадить десять тысяч солдат для усиления корпуса Лорана Гувьон Сен-Сира в Калабрии.
Адмирал Нельсон, узнав о том, что 20 октября франко-испанский флот снялся с якоря, подошел к Кадису, и 21 октября 1805 года у мыса Трафальгар недалеко от Гибралтара произошло сражение. Адмирал Вильнёв, который в ходе боя действовал распорядительно, мужественно и хладнокровно, после того, как его «Буцентавр» потерял все мачты, собирался перейти на другой корабль, но, сражаясь против четырех кораблей противника, не мог уже более маневрировать и был пленен английским фрегатом «Марс». В апреле 1806 года Вильнёв вернулся из плена во Францию. Из Морле он прибыл в Ренн, откуда предупредил морского министра о своем прибытии. Но, то ли ответ на письмо Вильнёва был неблагоприятным, то ли его душевное состояние тому виной (было известно, что Вильнёв одержим приступами меланхолии), но 22 апреля 1806 года его нашли в номере гостиницы, где он остановился, заколовшимся кинжалом.
Ax! Свобода печати, свобода печати! Снимите же намордники с ваших парижских журналистов, и вы увидите настоящую грызню! Все эти Вадью [119] постоянно будут вмешиваться в управление, а Каритиде [120] станут подавать мнения. К дьяволу весь этот галдеж!
Я восстановил дома лионцев, разрушенные во время революции, они были признательны за это, итак, мы в расчете.
После осады мятежного Лиона, начавшейся 31 мая 1793 года, город был взят 10 октября. Лион, в котором роялисты и жирондисты восстали против Конвента, по ст. 3 особого декрета, должен был быть стерт с лица земли, за исключением домов бедноты, мануфактур, разного рода мастерских и больниц. В репрессиях, которые последовали за взятием города, погибло более шести тысяч жителей, а многие дома Лиона были разрушены.
Отчасти, может быть, ироничный смысл, заключающийся в этом высказывании, станет понятен, если иметь в виду, что Лион во время шествия Наполеона от залива Жуан до Парижа в марте 1815 года не только не оказал сопротивления его «армии», но восторженно встретил его, а городское население воспрепятствовало действиям роялистов, которые намеревались преградить Наполеону путь на Париж.
Государи, которые пользуются услугами исповедников, нарушают тем самым основы королевской власти.
Слишком мало найдется людей достаточно твердого закала, чтобы судить обо мне беспристрастно и без предосуждений.
После моих побед в Италии в мою дверь стучались представители самых различных партий. На стук я предпочитал не отзываться, поелику не в моих правилах быть орудием в чьих-либо руках.
Битва при Эйлау [121] стоила дорого обеим сторонам и отнюдь не имела решающего исхода. Это было одним из тех неопределенных сражений, когда отстаивают каждую пядь земли: войска схватились в рукопашную, действуя большей частию по собственной инициативе; что касается меня, то я не стал бы выбирать такое место для сражения.
Великие политики первого апреля хотели лишь сохранить в своем пользовании принадлежавшие им замки, вот почему они так легко отступали перед натиском союзников.
«Политики первого апреля» – это, вероятно, те сенаторы, которые 31 марта 1814 года пребывали в Париже и откликнулись на приглашение Талейрана, в руках которого находились все нити интриг в пользу Бурбонов, и собрались для того, чтобы без каких бы то ни было возражений принять предложения Талейрана об учреждении Временного правительства. Сенаторы выслушали предложенный бывшим министром иностранных дел проект состава правительства, и ни у кого не возник вопрос о том, насколько законны предложение Талейрана и обсуждение этого предложения.
В правительство вошли некоторые из личных врагов Наполеона. Возглавил правительство сам Талейран, по предложению которого Наполеон был объявлен отрешенным от власти, а народ – свободным от присяги на верность императору. Сенатская комиссия, избранная для составления проекта конституции, в своем обращении к народу опубликовала некоторые из принципиальных пунктов этого проекта. Среди них особенно важными были следующие: проданные национальные имущества должны были остаться в руках покупателей; французы не будут подвергаться преследованиям за политические убеждения. Вскоре, однако, стало ясно, что Временное правительство не в состоянии обеспечить соблюдение вотированной им конституции. «Политики первого апреля» подготовили Реставрацию Бурбонов, но Людовик XVIII отказался подписать проект конституции на том основании, что он подготовлен «прислужниками узурпатора».
Посреди всех этих смотров, пушек и штыков я порою оставался философом: среди толикого числа цензоров, что меня поносят, есть немало таких, кои сверх того никогда ничего не делали.
Здравый смысл создает одаренных людей; самолюбие же – лишь ветер, который надувает паруса и ведет их корабль прямо к пристани.
Катон совершил великую глупость, покончив жизнь самоубийством из одного страха встретиться с Цезарем.
Речь идет о Марке Порции Катоне Младшем (95–46 до н. э.), который, в то время, когда в Риме началась гражданская война, выступил противником каких-либо уступок Цезарю и бежал вместе с Помпеем, но при этом заявлял, что победа любой стороны в этой войне его равным образом огорчила бы. После победы Цезаря многие из знавших Катона хотели просить для него милости у победителя, но он отклонил это, после чего покончил жизнь самоубийством.
Если бы Ганнибал узнал о переходе моей армии через Большой Сен-Бернар, то посчитал бы свое альпийское путешествие сущей безделицей.
Ганнибал Барка (247–183 до н. э.), великий карфагенский полководец, совершил свой знаменитый переход через Альпы в 218 году до н. э., во время Второй Пунической войны, проведя через горные перевалы и реки боевых слонов и конницу. «Ганнибал взял Альпы штурмом, мы же обошли их с флангов», – так говорил Наполеон о своей первой Итальянской кампании в 1796–1797 годы. Но в 1800 году Бонапарту пришлось пройти тем же путем, по которому две тысячи лет назад шли войска Ганнибала. Австрийцы сосредоточивались в южной части Северо-Итальянского театра войны, по направлению к Генуе. Имперский генерал Мелас был уверен в том, что Бонапарт не предпримет опасный и трудный путь, направив свои войска из Швейцарии через Сен-Бернар, и не оставил поэт