Анри Грегуар (1750–1831), аббат, священник по призванию и по профессии, деятель Французской революции, депутат Генеральных штатов, в своей речи 21 сентября 1792 года назвал историю королей «мартирологом народов», выступал за суд над королем, но предлагал отменить смертную казнь как варварский обычай. В Конвенте Грегуар сотрудничал в комитете народного просвещения, был инициатором декрета о свободе богослужения. При Директории состоял членом Совета пятисот и президентом Законодательного корпуса. В силу Конкордата 1801 года вместе с другими, так называемыми конституционными епископами, должен был отказаться от сана, но продолжал считать себя епископом на законных основаниях. Пожалованный в графы Империи (1808), Грегуар подвергался преследованиям при Реставрации Бурбонов со стороны роялистов и духовенства, был лишен причастия и христианского погребения. Известен как автор многих сочинений по истории церкви.
Тот, кто не стремится снискать уважение современников, не достоин его.
Карл V [128] годам к пятидесяти начал молоть всякий вздор: в отличие от него многие короли всю свою жизнь только и делают, что болтают всякую чепуху.
Говорят, что Этьен [129] занимается политикой, в мое же время он сочинял комедии: это был весьма необходимый государству человек.
Я отнюдь не повлиял на возвышение Бернадота в Швеции, а ведь я мог тому воспротивиться; Россия, помню, поначалу весьма была недовольна, ибо воображала, что это входит в мои планы.
После насильственного отстранения от власти шведского короля Густава IV 13 марта 1809 года риксдаг избрал на место низложенного государя его дядю, герцога Зюдерманландского, под именем Карла XIII. Его наследником был признан принц Кристиан-Август Голштинский, но тот в следующем году умер. Претендентов в наследники шведского престола было немало, и риксдаг склонялся в пользу старшего брата покойного принца, но неожиданно возобладала кандидатура маршала Франции Жана-Батиста Бернадота принца де Понтекорво. Это стало возможным потому, что многим влиятельным семействам в Швеции было памятно поведение маршала и особенно человеколюбие, которое проявил Бернадот по отношению к знатным шведским пленным, при том, что многие из них знали его лично. Естественно, при согласии, полученном от Бернадота, надо было заручиться согласием и самого императора французов. Наполеон заявил шведской депутации, что не стесняет воли риксдага, и 21 августа 1810 года Бернадот был провозглашен шведским наследным принцем. По состоявшемся избрании Наполеон рассчитывал получить от него обещание в будущем воздержаться от военных действий против Франции. Такое обещание Бернадот дать отказался. Отчуждение между Францией и Швецией усилилось, когда Наполеон занял своими войсками шведскую Померанию с целью заставить выполнять условия континентальной блокады, вслед за этим он стал искать сближения с противниками Наполеона, с Англией и Россией.
В связи с вопросом о престолонаследии в Швеции. Александр I поначалу действительно полагал, что выбор Наполеона склонялся к тому, чтобы поддержать Бернадота; сведения об этом он получил через агента полковника А. И. Чернышева [130], и, хотя в разговорах с тем же Чернышевым 21 и 23 октября 1810 года Наполеон отрицал поддержку Францией кандидатуры Бернадота, предположения на этот счет имели место еще до того момента, как были получены определенные доказательства лояльности Бернадота по отношению к России.
Хоть я и хотел возродить достопамятные времена древности, но это никогда не простиралось столь далеко, чтобы восстановить афинскую демократию. Правление черни никогда не привлекало меня.
Речь идет о наиболее ярком примере античной рабовладельческой демократии – таким был строй Древних Афин (V–IV века до н. э.), где верховным органом власти было народное собрание (экклесия), собиравшееся около сорока раз в год. Существовавший также совет (буле) играл роль комиссии, подготавливавшей проекты решении народного собрания. Все должностные лица были подотчетны экклесии и избирались путем жеребьевки. Вся эта система, включая и суд присяжных, обеспечивала широкое участие народа, в том числе и беднейших граждан-мужчин, в управлении государством. Однако не только весьма значительное число рабов, но и тысячи постоянно проживавших в Афинах лично свободных греков из других городов-государств были лишены каких-либо политических прав.
Говорят, что священники и философы Франции имеют миссионеров, кои разъезжают по провинциям. Это должно быть напоминает бывшие некогда диспуты августинцев с кордельерами. Похоже, что правительство уже более не существует?
Хартия, «пожалованная» Франции в 1814 году, объявила католицизм государственной религией. Это послужило явным доказательством того, что отныне отношения между светской и духовной властью должны быть проникнуты новым духом. Людовик XVIII вернулся из эмиграции с твердым намерением положить конец тому трудному положению, в которое была поставлена католическая церковь во Франции разрывом Наполеона с Папой Римским. Неоднократные протесты Пия VII и его упорное нежелание утвердить в должности назначенных Наполеоном епископов, в результате чего несколько епархий оставались вакантными, протесты некоторых эмигрировавших епископов, места которых были упразднены еще в 1801 году, и желание короля вернуться к прежнему порядку вещей – все это вызывало необходимость в новом Конкордате. Получивший утверждение папы и короля в июне 1817 года, Конкордат восстановил основные пункты Конкордата, заключенного в 1516 году, а так называемые Органические статьи 1802 года отменил, «поскольку оные стояли в противоречии с вероучением и законами Католической церкви». Папская булла от 2 августа 1817 года увеличила число французских епархий с пятидесяти до девяноста двух, дала инвеституру дожидавшимся мест епископам и создала три новых кардинальских места.
Период Реставрации был в известной степени благоприятным для монашеских орденов, которые начали основываться или возрождаться вновь. Первым из вновь возникших орденов был орден иезуитов, восстановленный Пием VII во всем христианском мире в 1814 году буллой Sollicitudo omnium ecclesiarum. Другие ордена, рассеянные Революцией и пришедшие в упадок при Империи, также почти все возвратились во Францию.
В высказывании речь идет о представителях двух монашеских нищенствующих орденов – Августинском (образован в середине XIII века, устав которого приписывается св. Августину, утвержден папой Александром IV в 1256 году) и Францисканском (основан в 1207–1209 годах св. Франциском Ассизским, утвержден папой Гонорием III в 1223 году). К моменту Реставрации большинство августинских и францисканских монастырей было закрыто, а их собственность перераспределена в результате секуляризации церковного и монастырского имущества в эпоху Революции и Империи. Поэтому о возрождении монастырей этих двух орденов не могло быть и речи, но под влиянием частично восстановленных религиозных орденов и католических обществ временно подавленный Революцией дух прозелитизма вспыхнул во Франции с новой силой, что выливалось как в активную проповедническую деятельность внутри страны (так называемые «внутренние миссии»), так и в расширение масштабов проповеди христианства за ее пределами – в Африке, на Дальнем Востоке, в Леванте и Америке. В высказывании же имеются в виду главным образом деятельность «внутренних миссий» и религиозные диспуты между францисканцами и августинцами.
Лондонские газетчики прохаживаются насчет моего здоровья и здешнего образа жизни. Воображение у них, мягко выражаясь, сильно отдает поэзией. Но всем же надобно добывать себе пропитание, даже насекомым.
У королей нет недостатка в людях, которые находят случай возразить. Я никогда не допускал этого. Врач нужен для того, чтобы лечить лихорадку, а не писать на нее сатиру. У вас есть лекарства? Так дайте их: если нет, помолчите.
Надобно следовать за фортуной со всеми ее капризами поправляя ее, насколько это возможно.
Дух независимости и национальности, который я пробудил в Италии, переживет революции сего века. Мне довелось свершить в этой стране более, нежели дому Медичи [131].
Всякий человек делает ошибки, делают их и государи. О мертвых судят частию, пожалуй, справедливо, не то что о живых. При жизни Людовика XIV современники осудили Войну за испанское наследство, ныне же ему воздают должное; беспристрастный судия должен признать, что было бы подлостью с моей стороны не согласиться на отречение Карла IV от испанского престола.
Война за испанское наследство в Европе продолжалась в 1701–1714 годы и была порождена длительной борьбой Франции с австрийскими Габсбургами за гегемонию в Европе. Предъявив права на испанский престол в конце XVII века, Людовик XIV исходил из того, что у испанского короля Карла II Габсбурга не было наследника, и на этом основании французский король добивался завещания испанской короны французскому принцу. Война «большого альянса» (Англия, Голландия, Священная Римская империя, Дания и другие) против Франции была в целом неудачной для Людовика XIV. Он потерпел ряд поражений – при Гохштедте (13 августа 1704 года) и вынужден был начать переговоры о мире; после возобновления войны и новых поражений Франции международная обстановка претерпела перемены (в особенности изменилось отношение союзников к Империи после воцарения нового императора Карла VI), а относительное улучшение военного положения позволило Франции заключить в апреле 1713 года мир, но политическую гегемонию в Европе она утратила.