Я отстраивал деревни, осушал болота, углублял порты, перестраивал города, заводил мануфактуры, соединил два моря каналом, строил дороги, сооружал памятники: а меня сравнивали с вождем гуннов Аттилой! [134] Справедливый приговор, нечего сказать!
Приведенное высказывание лишь в самой общей форме характеризует ту многообразную деятельность, которая являлась прямым результатом целенаправленной политики наполеоновского правительства Франции и была распространена на всю Империю. «Вы хотите знать, сколь велики сокровища Наполеона? – вопрошал император, обращаясь к своим собеседникам на острове Св. Елены, а через них и к потомкам. – Они необозримы и общеизвестны. Вот лишь некоторые из них: гавани Антверпена и Флессинга, способные отныне принимать целые эскадры судов, оберегая их от морского льда; гидравлические работы в Дюнкерке, Гавре и Ницце; расширение и углубление гавани Шербура; работы по укреплению Венеции от воздействия моря; прекрасные дороги из Антверпена в Амстердам, из Майнца в Мец, из Бордо в Байонну; Симплонский и другие туннели, которые сделали Альпы доступными в четырех направлениях, – только одно это стоило более восьмисот миллионов Эти туннели по дерзновению свершений, величине и приложенным усилиям превосходят все сооружения римлян. Дороги от Пиренеев до Альп, от Пармы до Специи, от Савойи до Пьемонта, мосты – Йенский, Аустерлицкий, Искусств, Севрский, Турский, Руаннский, Лионский, Туринский и проч., канал, который соединяет Рейн с Роной у Дубса; канал, соединяющий морское побережье Голландии со Средиземным морем; канал, соединивший Шельду с Соммой, Амстердам с Парижем; осушение болот Бургуана, Котантэна и Рошфора; восстановление большинства церквей, разрушенных во время Революции, сооружение новых <…>; восстановление лионских мануфактур, учреждение нескольких сот новых мануфактур по производству хлопчатых и шерстяных тканей, а также других мануфактур, на которых работает несколько миллионов рабочих <…>» [135].
Перечень можно было бы продолжить и далее, но и этого достаточно для того, чтобы иметь представление об эпохе Империи во Франции как о времени впечатляюще деятельной политики правительства в его усилиях, направленных на объединение различных общественных интересов. Контрибуции, наложенные на побежденных противников Империи, стремившихся к реставрации Старого порядка во Франции, составляли лишь одно из условий этого экономического и социального подъема. Главным же здесь были твердые гарантии собственности со стороны новой власти, образцовое законодательство, обеспечение порядка и стабильности внутри страны, а также ощутимые плоды политики общественного мира во Франции и в Европе. И это при том, что антифранцузские коалиции препятствовали правительству в полной мере заниматься проблемами, составлявшими содержание и смысл внутренней политики страны.
Воистину необычайной оказалась бы книга, в которой не нашлось бы места для вымысла.
Откупщики французского короля поступают весьма оригинально: не ограничивая ни расходов, ни роскоши, они непомерным образом взвинчивают налоги, и каждый год вместо того, чтобы сказать: у меня такой-то доход, и я могу расходовать столько-то, говорят: нам надобно столько-то, найдите источник для подобных расходов.
При моем правлении я изобретал новые, не бывшие ранее в ходу, меры, таковы, например, премии, присуждавшиеся каждые десять лет [136]. Надобно же было достойно вознаградить усилия того, кто достиг совершенства в своем ремесле.
Я мог дважды ниспровергнуть императорский трон Австрии, но вместо этого укреплял его основы. Надобно поставить сие в ряд допущенных мною ошибок: но на что, спрашивается, я мог употребить Австрию? Согласен, но в те времена я обладал достаточным могуществом, чтобы принимать на веру все ее торжественные заверения и клятвы.
Имеется в виду тот катастрофический разгром, который потерпела Австрия в коалиции с Россией и Англией в 1805 году (Аустерлиц), и поражение, которое было нанесено Австрии Францией в 1809 году (Ваграм).
Под укреплением основ Наполеон понимает то, что он заключал мир с Австрией вместо того, чтобы декретировать «австрийские Габсбурги более не царствуют».
Полагаю вероятным, что Австрия войдет однажды в соглашение о владениях с папской курией. Поелику я не назначаю срока, когда сие свершится, никто не сможет опровергнуть меня.
Здесь заканчивается рукопись, которую мы перевели, но отнюдь при этом и не льстили себя надеждою сохранить ее энергический слог вследствие самих свойств английского языка. Надеемся, однако ж, и читатель в том вполне убедится, что мы ни в чем не отступили от сказанного выше в предисловии английского издателя.
ПриложениеВысказывания Наполеона, помещенные Лас Казом в подлинник своего «Mémorial de Sainte-Hélène»
Вся моя жизнь – воистину невероятное приключение!
С восемнадцати лет привыкнув к ядрам пушек на поле битвы и зная, сколь бесполезно само желание уберечься от них, я оставлял сие попечение на долю разве что моей судьбы.
Не иначе как мне уготовано судьбою стать пищей всех этих писак для возводимых на меня клевет, но я отнюдь не боялся и не боюсь стать их жертвой, поелику знал, что о мой гранит они все зубы себе переломают.
Полагаю, что самой природой я предполагался для великих потрясений: оные встретили в груди моей душу из мрамора; молниям не удается поразить ее, им уготовано разве что скользить по ней.
Правда, что никогда я не был подлинным хозяином душевных моих переживаний: тем более что на самом же деле я никогда не был самим собою.
Великие люди суть те, кои умеют обуздывать счастье и подчинять себе фортуну.
Надобно отнюдь не только уметь брать, но и, что на самом деле важно, давать.
Люди не такие уж неблагодарные, как о том говорят; если часто на них жалуются, то это потому что, как правило, благодетель требует много более того, нежели дает.
Артиллерия сокрушила феодальный строй, чернила убьют современное общество.
Вне всякого сомнения, первая обязанность государя делать то, чего хочет народ, но народ почти никогда не знает, чего он хочет: воля же государя и его дела должны покоиться бременем на его сердце, не иначе!
Неблагодарность есть самый отвратительный порок в сердце человека.
У человека нет друзей; счастье, ежели они у него все-таки есть.
Историческая истина всего лишь общепринятая небылица.
Голова без памяти – все равно что крепость без гарнизона.
Никогда я не сделал и шага не сделаю для того, чтоб избежать смерти.
Когда я умру, каждый из вас получит долгожданную возможность вернуться в Европу. Вы увидите, одни своих родителей, другие – своих друзей, а я вновь встречу на Елисейских Полях моих храбрецов. Да, <…> все они выйдут встречать меня <…> разве что, там, в Элизиуме, как и на этом свете не помешал бы нам разве что страх при виде собравшихся столь великого числа истинных воителей!
Надобно хотеть жить и уметь умереть.
Государям известно, сколь мало порою можно рассчитывать на союзников.
Война была в моих руках противоядием анархии.
Труд – это моя стихия; я рожден и создан, чтобы трудиться. Мне известно, что свыше отведено для моих ног и моих глаз, но я не знаю, где пределы трудов, кои меня занимают.
Мой единственный кодекс, благодаря простоте своего изложения, принес более блага Франции и Европе, нежели огромное число всех тех гражданских законов, кои ему предшествовали.
Чтобы управлять, надобно быть военным: властвуют не иначе, как облачившись в сапоги со шпорами.
Законодательство есть своего рода щит, который правительство должно держать в руках всюду, где благосостояние общества подвергается опасности.
Абсолютной власти нет необходимости лгать; она просто молчит. В сравнении с нею правительство ответственное, а значит обязанное время от времени подавать голос, просто скрывает истину и нагло лжет.
Говорить о том, что вы намереваетесь сделать в тот самый момент, когда вы это уже делаете, нет никакого смысла.
Надобно подчинять политическую свою систему тому, как события следуют одно за другим, а не системе подчинять эти события.
В политике обещания всегда далеки от реальности.
Политика должна управлять случайностями, а не позволять им управлять собою.
Истинная гражданская свобода зависит от безопасности обеспеченной собственности.
Сердце государственного мужа всегда должно находиться в его голове.