— Слишком сильно, Пр… — я затыкаю ее рот ладонью, прежде чем она успевает прокричать очередное фальшивое имя.
— Осторожнее, Эйнин, — срывающимся от возбуждения шёпотом предупреждаю я, отпуская ее губы.
Накрываю ладонью тяжелую грудь с возбужденными вершинками, потирая и сминая их, спускаюсь ниже, к раздвинутым ногам, туда, где мой член, словно поршень, таранит ее нежную плоть. Обильные соки возбуждения смягчают удары, но она ещё долго будет чувствовать последствия нашего бешеного марафона. Нащупав пульсирующую горошину, ритмично ласкаю ее, преследуя определенную цель.
— О боже, хватит, — всхлипывает она, бедра судорожно сжимаются, низ живота подрагивает, начиная сокращаться.
Потираю клитор пальцами, и, приседая на пятки, тяну Рику на себя, усаживая сверху, и вхожу в тесное мокрое лоно под другим углом. Я знаю, что ей нужно. Наша затянувшая прелюдия позволила мне узнать многое о потребностях тела Эрики. Толкаю бедра вверх, наполняя мощными толчками, стискивая зубы и пытаясь не прийти к финишу первым. Еще одного повода посмеяться надо мной она не получит.
— Не могу… Не хочу, — отчаянно мотает головой Эрика, начиная дрожать и всхлипывать.
— Ты кончаешь, крошка, расслабься, — хрипло смеясь, жадно целую взмокшую от пота шею, и ее срывает.
Рика громко протяжно стонет, содрогаясь всем телом, и выгнувшись, откидывает голову мне на плечо, глядя в пространство слепым от экстаза взглядом. Мышцы ее лона пульсируют, сдавливая меня, горячая влага стекает по нашим бедрам. Обеими руками удерживая ее ягодицы, делаю несколько глубоких толчков, прежде чем волна удовольствия достигает конечной точки. Все мышцы напрягаются, замираю на мгновение и взрываюсь внутри нее с грудным сдавленным криком.
— Вот это сильно, Эйнин, — тяжело дыша шепчу я, мощно изливаясь в нее и делая несколько непроизвольных толчков, шипя и задыхаясь от удовольствия, которым объята каждая мышца и клетка тела.
Меня сотрясает дрожь, сердце колотится, как обезумевшее. Я прижимаю ее к себе, наклоняюсь и целую пересохшими дрожащими губами. Она отвечает мне, но скорее под влиянием дурмана испытанного оргазма, нежели от желания поцеловать в ответ.
— Эйнин, — как в бреду бормочу я, зарываясь лицом в ее влажные локоны. — Эйнин… — сам не могу объяснить, откуда во мне столько желания обнимать ее, ласкать, качать в своих руках.
Я бы с удовольствием начал сначала, но за такой театр Азизу нечем мне заплатить. Свою жизнь он уже продал. И у нас нет времени… Совсем. Но я позволяю себе еще одну минуту наслаждения и неги наедине, почти наедине, с Эрикой, которая совсем скоро снова превратиться в строптивую стерву и будет меня обвинять во всех смертных грехах.
Наши потные тела приклеиваются друг к другу, и в голову закрадывается невольная мысль о том, что принять душ нам придется точно не скоро.
— Теперь развяжешь меня? — она приходит в себя первой, смотрит на меня прямым нечитаемым взглядом, от которого что-то внутри меня неумолимо меняется.
— Извини. Только в машине, — погладив ее по щеке тыльной стороной ладони, с сожалением говорю я, задержавшись кончиками пальцев на ее губах.
— Ты же понимаешь, что я это так не оставлю? — неожиданно холодным голосом спрашивает она.
— Тебе придется, Рика, — вздохнув, отвечаю я. — Ты не в Америке. Тут некому тебя защитить. Кроме меня.
— Значит, сейчас ты защищал меня? — вздернув брови, спрашивает она.
— Нет, сейчас я тебя трахал. И сделать это надо было ещё в мастерской. Многих проблем успели бы избежать. Со мной безопасно, Рика. Смогу о тебе позаботиться. Не надо бегать и спорить, просто прими мою помощь.
— И твой член?
— И мой член, — ухмыльнувшись, киваю я.
— Ты ублюдок.
— Рот закрой. Не забывай, где ты, — резко одергиваю я и, приподняв, ставлю на ноги и встаю следом, закрывая своим телом.
— Ай, — растерянно восклицает она, распахивая длинные ресницы. — Из меня вытекает… Ты даже не удосужился надеть презерватив.
Ничего не ответив, я оглядываюсь по сторонам и замечаю рядом с бутылкой поганого виски и стаканами пачку салфеток.
— Молчаливая и напуганная ты мне нравилась больше, — с легким раздражением бросаю я и завязывая штаны наклоняюсь за салфетками.
Обернувшись замечаю, как Рика быстро отводит взгляд, опуская его в пол. Почаще бы так. Но я уверен, что она пялилась на мою спину и задницу, развратная девчонка.
— Легко тебе говорить, Джейдан. В наручниках я даже нос почесать не могу! Не говоря уже о том, чтобы воспользоваться салфетками. Будь добр, помоги мне, — требует она. — Пожалуйста, — не дождавшись ответа, немного тише и мягче добавляет Эрика.
Так-то лучше.
— Одну минуту, принцесса, — парирую я, и вскинув брови, извлекаю пару салфеток из упаковки.
Глава 5
Все-таки мужчины поразительные существа. Им кажется, что, если сто лет назад в миг слабости ты ему что-то позволила, это имеет какое-то значение.
Эрика
— Времени у нас в обрез…
Словно сквозь плотный слой ваты, слышу решительный и настойчивый голос Джейдана. Ощущаю, как схватывает дыхание, когда наши взгляды встречаются: вглядываюсь в серебристые блики, танцующие на поверхности радужки глаз, что в приглушенном освещении шатра выглядят как два темных колодца, не имеющих дна. И, кажется, я только что прыгнула в один из них, оборвав цепь.
У меня не было возможности видеть лицо Джея, когда он жадно овладевал моим телом… и где, спрашивается? В эпицентре долбаного лагеря работорговцев после сделки с ублюдком Азизом. Честно говоря, я вспомнила все молитвы из своего детства, пока находилась в шатре совершенно одна, и ожидала какого-нибудь толстосума, которого прислал Ильдар, и мысли о том, что он может «попробовать» меня прежде, чем передать «хозяину», бросали в ледяной пот, пробивали на озноб каждую клеточку тела.
И не было никакого подтверждения тому, что это действительно Джейдан, что мне не мерещится каждое его слово, прикосновение, размеренно-плавные и резкие, требовательные, подчиняющие толчки внутрь… ментально (?) проникающие до нутра, пробирающие до самой глубины души.
Не думала, что будет настолько… сильно. Обманываю. Я боялась, что будет именно так, что «после» мне будет мало «предвкушения» и игры между нами, мало одних лишь дразнящих касаний…
Конечно, я почувствовала ненавязчивый аромат его парфюма — микс из запаха соленого океана и дорогой кожи — еще до того, как Джейдан заговорил, но в тот момент отчаяния и страха мне казалось, что я просто нахожусь в бреду, и мое сознание подбрасывает органам чувств образы, запахи и ощущения, которые бы помогли моему телу справиться с возможным насилием. А именно этого я ожидала, как только меня затолкнули в этот тесный шатер, предназначенный для «дегустации товара», как выразились мерзкие бедуины-охранники, содравшие с меня прозрачную юбку и в один миг поставившие на колени.
Именно в то мгновение я в полной мере осознала, что не спасет меня никакая оперативная группа — отряд из тридцати вооруженных человек не стал бы открыто нападать на сотню снабженных автоматами деятелей «Шатров». Это настоящее самоубийство, и глупо было до последнего рассчитывать на обещанную защиту. Агенты ЦРУ легко могли бы спасти меня в момент перевозки, но на аукционе требовались куда более изящные и продуманные ходы, превосходная актерская игра и отличное знание порядков, установленных в «Шатрах Махруса». Здесь необходимы хитрость и идеальный план, до которого Зейн Хассан, при всем моем уважении, не додумался бы. Что с ним случилось? Убили, ранили, забрали в плен… или просто сбежал, поджав хвост, бросив свою такую же непутевую, как и он, напарницу?
Мое счастье, что Джейдан нашел вариант, как вызволить меня из этого болота, или за него это сделало руководство — не так важно. Сейчас, несмотря на мое внешнее недовольство и нервное напряжение, связанное со страхами и тревогами, прочно сковавшими сердце за последние сутки, я рада понимать, что передо мной настоящий Джейдан, из плоти и крови, пусть и в непривычном для меня традиционном анмарском обличии. Признаться, я счастлива, что он надел кандуру, скрывающую его натренированное до совершенства тело, которое ещё несколько минут назад неистово сливалось с моим.
Главное — я не сумасшедшая, все происходящее — не сон, и наш первый раз действительно состоялся в лагере работорговцев, чуть ли не под прицелом любопытных взглядов толпы извращенцев.
Я заметила в окне очертания лица Азиза, и не только его. Это заставило меня нервничать, вернуло мыслям ясность и заставило сорваться на Джейдана.
Романтики в этом факте чертовски мало, и часть меня возмущается и кричит, рвет и мечет, жаждет выразить и обрушить свой гнев на Престона за то, что взял и поимел меня при таких обстоятельствах, не стесняясь своры озабоченных наблюдателей.
Скалюсь, словно загнанная в клетку дикая пантера, тяжело дыша, мечтая загнать наточенные о прутья коготки под его кожу, вонзить острые зубы в шею, причинять ему боль, хотя бы физическую, но равную моральному унижению и, так сказать, «ущербу», причиненному мне.
Казалось бы — все произошло не в то время и не в том месте, но… глупо отрицать, что мне было нереально хорошо сейчас. До безумия, сладко и мощно. Настолько приятно, что все, чего я хочу — это растянуться с Джейданом где-нибудь на мягком ковре и бесконечно нежиться в крепких объятиях этого мужчины, а не опасного побега, что нам предстоит… Необходимо вставать, куда-то бежать, спасать мир и десятки детей, юношей, женщин, по воле несчастного случая угодивших на бал нечеловеческой жестокости и циничности… сущая несправедливость. И все вышеперечисленное придется сделать на дрожащих ногах, с затянутым дымкой, навеянной ярким оргазмом, разумом. Никогда я не испытывала такого сильного удовольствия, рожденного глубоко внутри моего тела, и должна признать, что мне будет очень трудно отказаться от этого, устоять когда-либо перед искушением попробовать снова. Как бы слова Джейдана «Простишь и будешь просить еще» не оказались пророческими.