— В интересах твоей безопасности, — даю я почти тот же самый ответ, что и на предыдущий вопрос.
Чем меньше слов, тем существенно ниже шансы попасться на лжи.
— С тобой невозможно разговаривать, — раздраженно бросает Эрика.
Отличное решение, малышка. Не разговаривай со мной.
— План ЦРУ провалился. И вполне закономерно, что ситуацию теперь контролирует АРС, — выдаю я объяснение, которое временно успокоит ее, но не тут-то было…
— Но ваши, то есть твои действия согласованы с моим руководством? — подозрительным тоном спрашивает Эрика.
— Разумеется, — заверяю я с абсолютно уверенным видом. — Если ты устала, мы можем сделать привал на пару минут и выпить воды, перекусить.
— Я не голодная, но воды выпью.
Я останавливаюсь и сбрасываю оба рюкзака на песок. Взвизгнув, Рика хватается за меня, отпрыгивая в сторону. Рядом с отпечатком подошвы от ее сандалии появляется золотистая голова пустынной гадюки эфы.
— Тихо, не суетись. Она боится тебя больше, чем ты ее, — отодвигая Эрику на безопасное расстояние, произношу я. Э
фа полностью выползает на поверхность, извиваясь полуметровым песчаного цвета телом, от хвоста до головы покрытым темным зигзагообразным рисунком, и скрывается в противоположной от нас стороне.
— Надеюсь, у тебя есть противоядие, Престон? На крайний случай? — с опаской озираясь спрашивает Эрика.
— Есть, но ты бы справилась и без него… — я насмешливо приподнимаю одну бровь. — С твоим умением высасывать все до капли.
— Ты невыносим, — Эрика ощутимо пихает меня в плечо, опускаясь на один из рюкзаков, и достает из бокового кармана бутылку с водой. Открутив крышку, делает глоток и морщится. — Горячая… Черт.
— А ты что хотела, малышка? Мы в пустыне. И это ещё не полдень, — без тени иронии замечаю я и поворачиваюсь к чернеющим на юго-востоке черным горам, пролегающим вдоль высохшего русла реки.
Взглянув в бинокль с оптическим стабилизатором и широким полем зрения, я вижу только рыжие дюны, высохшие кустарники, брошенные кочевые лагеря. И койотов, блуждающих в километре от нас, но о последнем наблюдении Рике знать необязательно. До темноты хищники не приблизятся, а мы сравнительно скоро будем на месте. Я напряженно вглядываюсь в горизонт. Максимальное расстояние видимости — два километра при фиксированной оптической стабилизации. Можно увеличить до трех, но при этом картинка становится менее четкой. Я умудряюсь захватить пять километров. Шатры Махруса находились именно в той стороне. Изображение мутное и неясное; дым, который я вижу, запросто может оказаться пылевой бурей, а не последствиями пожара. Постепенно приближая изображение, прослеживаю все находящиеся в той стороне пути передвижения и транспортировки. Небольшой караван с верблюдами — скорее всего пустынные жители, и пара ржавых, загруженных коробками джипов, направляющихся в Кемар. Опустив бинокль, замечаю приклеенный к себе изучающий взгляд прищуренных от солнца глаз Эрики.
— Все чисто? — спрашивает она.
Кивнув, достаю из рюкзака пару широких темных очков. Одни отдаю Эрике.
— Береги глаза, Эйнин, — в паре метров от нас выползает еще одна гадюка. — Похоже, у них тут гнездо, — небрежно бросаю я.
Проследив за моим взглядом, побледневшая Эрика мгновенно вскакивает на ноги.
— Все, я готова идти дальше, — торопливо произносит она, пристально всматриваясь в окружающие нас пески.
— Как скажешь, хатун, — смеюсь я хрипло. — И не пугайся ты каждой змейки и ящерицы. Иначе инфаркт заработаешь. Смирись с тем, что пустыня принадлежит им больше, чем нам. Это мы тут гости и нарушители спокойствия.
— Утешил… Так куда, ты сказал, мы направляемся?
— Я не говорил, — ухмыляюсь, отдавая должное ее сообразительности. — Название тебе все равно ничего не скажет. Но если ты настаиваешь… — сделав паузу, я поворачиваю голову, скользнув взглядом по покрасневшей коже на лице Эрики. — Надень никаб правильно, если не хочешь получить ожог, — строго бросаю я.
— Ты снова уходишь от ответа, — сухо отзывается Эрика, тем не менее поправляя платок и закрывая лицо до самых очков.
Умеет же быть послушной… Жаль, что только в исключительных случаях.
— Скоро впереди покажутся невысокие известняковые горы, в трех километрах за ними находится столица Кемара — Кабус. Я подозреваю, что Ильдар обосновался именно там. В данный момент нас интересует горное поселение Черух, и направляемся мы именно туда. Черух первым принял на себя удар во время повстанческих боев. Большинство домов уничтожены, городок находится в запустении. Многие ухали в Кабус, но несколько сотен местных жителей остались на родной земле. Продукты доставляют из столицы, воду добывают в колодцах — этим и живут. Мужчины выезжают на заработки в столицу, женщины растят детей. Изначально Черух был построен внутри цветущего оазиса, но со временем песчаные бури и жара высушили небольшое горное озеро. Сейчас оно появляется только во время проливных дождей. И спустя несколько недель исчезает. Озеро высохло, а небольшой поселок остался. Город-призрак. Место, где миражи становятся явью. Идеальное место, чтобы передохнуть, прежде чем выдвинуться в Кабус.
— Жуть какая. Я и правда никогда о Черухе не слышала. Ты был там когда-то?
— Приходилось, — киваю коротко.
— Спецоперация?
Женщинам свойственно любопытство. А если речь идет о чем-то почти мистическом или секретном, их сложно остановить.
— Да, — однозначно отвечаю я.
— Ты немногословен, — разочарованно замечает мисс Доусон.
— В Черухе живет человек, семье которого я однажды помог.
— Время отдавать долги? — понимающе кивает она.
— За все в жизни рано или поздно приходится платить. Нет ничего хуже невыплаченных долгов, — озвучиваю я довольно спорную позицию.
— Но разве мы совершаем благородные поступки ради того, чтобы сделать спасённого человека заложником своей воли в будущем? — Рика предсказуемо вступает в полемику.
— Иначе не бывает. Нет ничего хуже невыплаченных долгов, — и это чистая правда.
Если она думает иначе, то глубоко заблуждается.
— Значит, я тоже твоя должница?
— Выходит, что так, — ухмыляюсь я, удивляясь, как все обсуждаемые темы ей удаётся свести к нашим взаимоотношениям.
— И каким образом планируешь взыскать долги с меня?
— Я ещё не решил, — двусмысленная улыбка расползается по лицу.
— Ты невероятно циничный тип.
— Мне об этом неоднократно говорили.
Она оступается, и я успеваю поймать ее под локоть, не дав распластаться на песке.
— Добавь в список, — иронично замечает Эрика.
Маленькая язва.
— Непременно.
— За один долг, по — моему, я уже расплатилась.
— Ты про эту ночь? — скептически спрашиваю я. — По-моему, это была награда, Эйнин.
— Я про кольцо, — в ее голосе появляются стальные напряженные нотки.
Она все-таки вернулась к теме, которую я хотел отложить на потом. Мы оба замолкаем, в образовавшейся тишине слышен только шорох шагов и тяжёлое дыхание. Воздух плавится, проникая под одежду сухим жаром. Перед глазами расплываются темные пятна, отдаваясь гулкой барабанной дробью в висках. Солнце достигло своего зенита, его лучи, отражаясь от золотистого горячего песка, образуют густую дымку с миллиардом крутящихся в ней частиц пыли и крошечных песчинок.
— Тебе нечего сказать? — с обвинением в голосе спрашивает Эрика.
— А что ты хочешь услышать?
— Кольцо принадлежало тебе. Я сохранила его, как и обещала, но ты мог не забирать его вот так? — похоже, она искренне возмущена и расстроена.
— Как, Эйнин?
— Забравшись в мою квартиру, словно вор или сталкер?
— Я кое-что оставил для тебя. Тебе не понравился портрет? Разве ты не об этом просила меня?
— Ты мог отдать мне его лично, объяснить… — выдает Эрика свою главную претензию. Да, я мог. Но где гарантия, что она не сообщила бы о нашем разговоре своим руководителям? — У меня столько вопросов, Джейдан.
— Задай только один, потому что на все я не смогу ответить, — тяжело вздыхаю я, предчувствуя, что моя просьба не будет услышана.
— Это мои глаза на всех твоих безликих картинах?
— Да.
— Да, и все?
— Что ещё я должен сказать?
Мы одновременно останавливаемся и, не сговариваясь, поворачиваемся друг к другу. Я снимаю тёмные очки, Эрика тоже. В бирюзовых глазах сверкают золотые блики, на кончиках ресниц блестят песчаные крупинки, губы упрямо поджаты. Она не успокоится, пока не выпытает у меня мельчайшие подробности. Женщинам необходимо знать, что они особенные, единственные, незабываемые… Но, даже если все обстоит именно так, существуют препятствия, выстроенные временем, прожитыми порознь годами, и их не преодолеть, не исправить. Жизнь жестока, судьба коварна, и какими бы мы ни были сильными, всегда найдется тот, кто разрушит нас, выбьет почву из-под ног, выстрелит в грудь, не моргнув глазом, и пойдет дальше. И самое непостижимое — этим безжалостным врагом можем оказаться мы сами. Друг для друга.
— Тот день в мечети в Аззаме разбил наши жизни на до и после, и каждый сохранил собственные реликвии, хранимые в сердце.
— Ты хранил меня в своём сердце, Джейдан? — тихо спрашивает она.
Я прикасаюсь пальцами к ее лицу, наполовину скрытому никабом. Она выглядит сейчас совсем другой, выше, старше, увереннее, но там, внутри, все та же маленькая испуганная одинокая девочка, пообещавшая молиться за меня. Потерять ее тогда оказалось не самым страшным, намного страшнее будет отпустить Эйнин сейчас, когда я узнал ее, прикоснулся спустя годы безрезультатных поисков. И все это время она жила… в каждой моей картине, в каждом сне, заполняла пустоты, образовавшиеся после исковеркавшего наши судьбы теракта. Бесчисленное количество часов я пытался представить ее лицо таким, каким оно могло бы быть, и впервые моё воображение не справлялось. В разных уголках мира я видел тысячи голубоглазых красавиц, многие готовы были позировать мне, раскрывать свои тайны и запретные желания, отдавать нечто сокровенное, чем не делятся даже с самыми близкими, но ни в одной модели и натурщице я не нашел того, что присуще только Эйнин. Ни одна из них не была ею. Даже в девять лет в ее глазах был упрямый огонь, который я вижу сейчас; внутреннее противоречие, отличающее Эйнин от других девочек, склонивших головы в молитве в мечети Аззама. Она была особенной уже тогда. В ее душе горело пламя, отражаясь в бирюзовых глазах, выделяя из толпы, пробуждая желание смотреть на нее вечно.