Женщина не должна решать вопросы борьбой, войной через пепел и агонию…, и я сама понимаю, что в действительности никогда не хотела быть такой, какой меня создали в подростковых лагерях ЦРУ.
Главной целью моей жизни я считала помощь людям, в особенности — потерянным девушкам и несчастным детям. И, возможно, мне стоило найти другой путь по достижению своей мечты и миссии… добрый, светлый, мирный путь.
Путь, которым шла не заслужившая такой жестокой и несправедливой смерти Малика. Ее история поразила меня в самое сердце, и каждое слово Джейдана об этой удивительной женщине навсегда оставило отпечаток в моей душе.
Мысли о Джейдане, подобно парам ртути, проникают сквозь поры на коже, забиваются в каждую клеточку, мгновенно вспыхивающую болью.
«— Я же не разбил твое сердце, детка?»
Этот равнодушный тон, выносящий смертный приговор самому светлому и прекрасному, что когда-либо зарождалось в моей душе, я запомню надолго. Снисходительная фраза Престона не прекращает пульсировать между висков, отдается жуткой мигренью в голове, застревает острым комом в горле, оседает свинцовой тяжестью в солнечном сплетении, пропитанной ядом, отравляющей разум и душу, разбивающей все мои надежды на светлое будущее, стирающей в пыль растаявшее в руках Джейдана сердце.
Каким счастьем было хранить его под толстым слоем льда, прочно защищающим главную в организме мышцу от боли; пережитых в детстве потерь и страха остаться одинокой, покинутой, брошенной, ненужной… снова. Но, увы, я позволила ледяному барьеру растаять, заменила прочную стену на сильные ладони мужчины, единственного мужчины, которому когда-либо открывалась по-настоящему. Я позволила ему все это, я сама…
Вся наша жизнь — лишь последствия принятых нами решений. И как бы мне ни хотелось сейчас впасть в состояние «жертвы» и обвинить Джейдана в его долбаной лжи и лицемерии, я совершенно четко отдаю себе отчет в том, что я сама… дала возможность ему сжать мою жизнь в твердом кулаке. И больно мне не от того, что он слишком сильно сжал его, наоборот — от того, что отпустил.
Выкинул. Купил в лагере работорговцев и выбросил.
Отпустил меня легко, словно не было безумных часов, проведенных за гранью космоса в потоках эйфории. Словно не было горячих признаний и глубоких взглядов обещающих темно-синих глаз.
Я бы хотела тешить себя надеждой на то, что все сказанное Престоном было во имя моего спасения. Как бы не так, я не наивная идиотка. Что бы им ни двигало, это не отменяет того, что Престон трахал меня, являясь женатым мужчиной. Кто я, по его мнению, — шлюха, шармута, с которой можно неплохо покувыркаться, пока есть «свободная минутка»?
Расщепленное на куски сердце больше не ощущает тяжести и тепла от его ладоней. У меня такое чувство, будто едва уловимые нити, переплетающие наши с Джейданом души, за одно мгновение были разорваны голыми руками и испепелены дотла броском мощной гранаты, закинутой в наш номер.
Ослепляющая, агонизирующая боль вибрирующим потоком заполняет меня до краев, притупляя все внешние ощущения — лишь отдаленной частью своего сознания я понимаю, что до сих пор сижу в бронированном автомобиле и слышу голоса двух агентов, занимающих передние места в кожаном салоне «G-Wаgеn».
Я не слышу их разговор, точнее больше не способна сфокусировать на нем внимание.
Мысленно я отдаляюсь от мира все дальше, погружаясь в себя, перестаю ощущать тело, израненное колкими словами Джейдана, каждое из которых попало точно в цель, в самое больное, уязвимое место.
«— Со мной нельзя. Я женат, Рика…»
«Она тут ни при чем. Способ выманить тебя. Только и всего. А выпала свободная минута, то почему бы не потрахаться? К тому же она тоже была не прочь. Классная горячая девчонка, упорно строящая из себя недотрогу и с удовольствием раздвигающая ноги, когда самой приспичит. Ты бы отказался?»
В какое-то мгновение инстинкт самосохранения отключает воспоминания. Я словно нахожусь в вакууме, где нет и намека на жизнь и ощущения. Лишь всепоглощающая пустота и выжженные земли на километры вокруг…
Весь видимый мир превращается в размытые эффектом «боке» черно-белые краски, пока под веками собираются удерживаемые внутри капли жгучей кислоты.
Я даже дышать перестаю — иллюзорный вакуум превращается в тесную коробку, внутренние стены которой обставлены острозубыми кольями. Каждый вдох загоняет их наконечники глубоко под ребра, по капле нарастают болезненные ощущения в груди.
Мне необходимо из нее выбраться. Нужно собраться с мыслями.
Не стоит делать из предательства мужчины трагедию, а их самих наделять божественными качествами. Я всегда знала весь свод правил программы «антиразбитое сердце». Пока в игру не вступили чувства, которым была не в силах противостоять. Но, видит Бог, я держалась до последнего, я отчаянно не подпускала его к себе в Нью-Йорке…
И если я прямо сейчас не возьму себя в руки и не начну дышать полной грудью, кислородное голодание приведет меня к гибели быстрее, чем истекающего кровью во второй машине Видада. Меня передергивает, стоит лишь вспомнить правую сторону его лица, обожжённую пламенем и окровавленную, растерзанную осколками гранаты плоть. Джейдан защитил меня от подобной участи, полностью укрыв своим телом, словно щитом, в который раз рискуя собой и принимая часть удара на себя.
Я должна быть благодарна ему. В очередной раз.
Должна испытывать клокочущую ярость, которую в красках продемонстрировала ему в момент нашего «прощания». Хотела сделать ему так же больно… но не из желания отомстить. Я жаждала спровоцировать его на настоящие эмоции, проверить, насколько правдива его надменность, равнодушие, лед и холод в синих глазах.
Я хотела одного, Джейдан. Чтобы ты больше не отпускал, не терял меня.
До последнего верила, что мой герой найдет способ, и каким-то чудесным образом мы с Джейданом снова окажемся вдвоем, вдали от ЦРУ и Видада, в полнейшей безопасности. Где он скажет, что каждое слово, обесценивающее нашу связь — гнусная ложь, сказанная во имя нашего спасения. Я бы пошла за ним, куда бы он ни попросил в тот момент… я бы приняла его правила и силу, если бы только знала, что необходима ему так же сильно, как и он мне.
Но сейчас нет ни ярости, ни злости, ни даже ревности. Ничего, кроме разрывающей в клочья фантомной боли сродни той, что я испытывала в тот роковой день, только в тысячи раз мощнее. «Сейчас» — всегда болит сильнее, как бы тяжело ни было в прошлом.
И самое обидное в том, что я не способна на ненависть к Джейдану.
Как я могу..?
Сжимаю в кулаке старые четки, сделанные моими детскими пальчиками, замечая, как мгновенно белеют костяшки. По телу проходит мелкая дрожь, грудь сдавливает оковами непролитых слез. Холодок бежит по позвонкам вверх, концентрируясь в области затылка и плеч, когда я вспоминаю точеные черты лица юноши, спасшего меня от неминуемой гибели.
Лицо Джейда… нет, Джамаля.
«Имя мое назови… Назови меня по имени, Эйнин.»
Лицо Джамаля в моих воспоминаниях становится все четче и четче, дыхание схватывает, четки с нанизанным на них кольцом пульсируют в ладони, мягко обжигая кожу. Я задыхаюсь, вспоминая его последние прикосновения, пропитанные отчаяньем и безысходностью, жадностью и страстью, ощущаю на лице горячее дыхание Асада.
Он прикасался ко мне как в последний раз.
Он прощался.
«Только наше», — мне казалось, что в тот момент его дыхание стало моим кислородом.
Вот почему я не могу его ненавидеть. Так было бы проще, правда? Возненавидеть, забыть навсегда, выдернуть с корнем, отпустить…
Но я люблю Джамаля, и это гораздо хуже. И в полной мере я осознаю это сейчас, когда понимаю, что потеряла его навсегда. Я почти не думаю о том, что мой Асад женат. Сейчас это не имеет никакого значения. Все, о чем я думаю, — его жизнь.
Джейдан остался там… Возможно, он уже мертв, а моими последними словами в его сторону были лишь гневные и яростные обещания, которые не принадлежат мне, его Эйнин.
Мне хотелось разорвать эти четки, швырнуть их ему в лицо. Расцарапать надменные черты, снять лживую «маску». Но вместо этого я неосознанно подношу разноцветные бусины к губам, нахожу ими кольцо и прижимаюсь к змее и ледяным бриллиантам и рубинам, инкрустирующим драгоценный сплав.
— Ты жив, — тихо произношу сакральную молитву, мысленно обращаясь к Свету.
Я не верю в Аллаха, но верю в высшие силы, которые существуют вне зависимости от пророков и мировых религий. И сейчас я прошу у них об одном:
— Ты в безопасности, Джамаль.
Сердце болезненно сжимается от горькой мысли о том, что я не вернула ему свой оберег. Не заговорила и не отдала там… пока была возможность. Гордость мне не позволила.
Не осознавая свое движение, надеваю перстень на указательный палец, а четки — на запястье, замечая красноватый след на нем, который Джейдан оставил минувшей ночью.
До места назначения мы добираемся за три часа и останавливаемся перед массивной пологой скалой, у подножия которой я замечаю непримечательный дом, сооруженный из серого камня, окруженный парочкой верблюдов и бедуинами в традиционной одежде Кемара. У меня нет никаких сомнений в том, что это агенты под прикрытием, остерегающие мини-штаб ЦРУ, отгоняющие от укрытия посторонних и настоящие караваны.
Я сижу в машине, наблюдая за тем, как неподвижного Видада выносят из соседнего «G-Wаgеn» на носилках. Судя по всему, он без сознания или… меня начинает знобить от одной мысли о том, что Видад уже мертв.
Я получила уже достаточно подтверждений тому, что он ужасный человек, заслуживающий полной изоляции от общества и наказания за торговлю душами.
Он — «легкие» «Шатров Махруса». Но у этой убогой и бесчеловечной организации есть еще «Мозг» и «Сердце», и, как я поняла, Джейдану необходимо знать, кто скрывается за этими образными наименованиями ублюдков.
Мои мысли снова и снова возвращаются к Эмилии, девочке, которая, возможно, прямо сейчас проживает одни из самых жутких дней в своей жизни. И виновен в этом человек, которого я всю свою жизнь считала «вторым отцом» и своим спасителем… но после того, что услышала в номере, у меня не осталось ни капли жалости к этой мрази, что смеет жить, одеваться и питаться на деньги, полученные с деятельности «Шатров»…