— Ложь. Давай без этих признаний, Зейн, — возвожу глаза к потолку, выставляя раскрытую ладонь вперед.
— Не делай больше глупостей, Рика. Каттан не тот мужчина, которому стоило доверять координаты экстренного штаба и свою жизнь. И себя тоже. Ты мне не простила пару бессмысленных интрижек, а его хочешь, даже теперь, когда знаешь, что в личной резиденции его ждут две горячо любящие жены? Хочешь быть третьей женой, Рика? Как думаешь — это норма, или же — измена? И если последнее, то чем Каттан лучше меня?!
— Что?
Чувствую себя так, словно на меня вылили ушат ледяной воды. Две же-ны.
Д-в-е.
— Я устал спорить, Рика. Боюсь, моим словам ты не поверишь. Но с удовольствием предоставлю досье на прикрытие Престона и приоткрою завесу на часть его реальной жизни, — Зейн протягивает мне небольшую папку, предварительно достав из кейса.
Не осознавая, как глупо со стороны выгляжу, я быстро раскрываю папку и жадно впиваюсь взглядом в страницы, текст, красноречивые фотографии, на которых запечатлен Джейдан на собственной свадьбе. Точнее на двух свадьбах — лица его невест мне не видны из-за национального свадебного наряда девушек, но они определенно разные и сделаны не в одном помещении. Когда мой взор улавливает слова «архитектор Джамаль Каттан; Частые командировки в Европу и США…», буквы начинают плыть, как и весь остальной мир вокруг.
Две, мать его, жены. Две.
Две жены!
— Эти бумажки меня не волнуют, — равнодушно отрезаю вдруг я, полностью собирая всю волю в кулак, и швыряю досье в камин, который зажигают в штабе исключительно в холодные пустынные ночи. Ловким движением руки достаю из переднего кармана формы Зейна зажигалку, потому что знаю, что он всегда носит ее с собой, поскольку имеет вредную привычку отравлять себя никотином, поджигаю и подношу ее к долбаной груде макулатуры. Мгновение — и вся жизнь Джейдана и его чертовы жены объяты адским пламенем. — Я хочу покинуть это место как можно скорее.
— Будет лучше, если ты поспишь до прибытия вертолета.
— Я попробую, — наспех бросаю я и спешу скрыться в общей спальне, фактически в один прыжок забираясь на верхнюю полку одной из кроватей.
В моем сердце бушует девятибалльный цунами, но я подавляю в себе все эмоции, прячу лицо в подушку и пытаюсь уснуть.
И, к счастью, мне удается это сделать. За последние часы меня эмоционально вытрясли, превратили в полую куклу… мозг просто вырубается, не в силах больше анализировать происходящее и выносить болезненные воспоминания.
Джамаль
— Ты готов отвечать на вопросы?
Голос звучит отдалённо, глухо с многократным эхом, отдающимся в голове пульсирующей тупой болью: в висках, в затылке, давит на глаза, плотно скрытые тугой повязкой. Язык распух, в горле пересохло, металлический приторный привкус крови во рту. Понятия не имею, сколько времени я нахожусь в состоянии периодической отключки. Гул в ушах нарастает, когда я пытаюсь пошевелиться, из правой ноздри начинает сочиться кровь, попадая на губы. По телу проходит судорога, и адская боль простреливает онемевшие мышцы. Никаких посторонних звуков, кроме прерывистого дыхания Кадера; темнота и едкий запах пота и крови. Наручники вздрагивают со скрежетом, когда я непроизвольно дергаю запястья. Бесполезная и мучительная затея. Тело словно вросло в металлический ледяной стул. Петля стального ошейника фиксирует горло, удерживая в сидячем положении. Руки прикованы железными браслетами к подлокотникам, щиколотки — к ножкам стула.
— Ты же понимаешь, что отмолчаться не получится, Джамаль. Не на этот раз, — словно через трубу, раскатисто вещает Кадер.
По моим ощущениям Таир находится в паре метров от меня. Стоит, не пуская с меня тяжелого взгляда, прислонившись к обитой стальными пластинами звуконепроницаемой стене. Я не помню, как меня везли сюда. Последнее, что запечатлелось в мозгу — это свирепое выражение лица Кадера перед ударом, а потом темнота.
Это второе посещение полковника. Во время первого я был не в состоянии разговаривать, и пара ведер с ледяной водой не смогли исправить положение. Я вырубался через пару минут после того, как приходил в сознание, не успев сказать ни слова. Дезориентированный из-за вынужденной слепоты, и частично оглушенный взрывом в отеле, голый, обездвиженный, промерзший до костей — мне не повезло оказаться на месте тех «счастливчиков», которых когда-то я сам доставлял в каменные клетки, предназначенные для содержания и дознания подозреваемых. Я знаю, что меня ждет. Сопротивление бессмысленно. Так или иначе, Кадер получит все, что его интересует. Методов множество, а я не настолько несокрушим и неуязвим, чтобы пережить хотя бы половину, не сломавшись. Смельчаком быть легко на страницах книг и в фильмах. А когда оказываешься один на один в замкнутой камере с дознавателем, прикованный намертво к металлическому креслу, варианта может быть только два — признание вины или сотрудничество.
— Когда они завербовали тебя, Каттан? — наигранно спокойным тоном Кадер задает свой первый ожидаемый вопрос.
— Никогда, — глухо отзываюсь я, облизывая пересохшие соленые от запекшейся и свежей крови.
— В Нью-Йорке? — продолжает Кадер, игнорируя мой ответ. — Скажи мне, какова была цена? Что они тебе пообещали за предательство страны, которая дала тебе все, что ты имеешь, включая никчемную жизнь?
— Ничего, — я сглатываю, и кадык упирается в стальной обруч, сдавливая горло. Сухой воспаленный язык ворочается с огромным трудом, слова вылетает из губ невнятным шипением. — Мне нужно воды.
— Пить хочешь, Каттан? — ледяным бесстрастным тоном спрашивает Таир.
Я слышу, как его тяжелые шаги совсем близко. Потом раздаётся характерный звук открывающейся пластикой бутылки, и прохладное влажное горлышко прижимается к моим губам.
— Я не зверь, — произносит Кадер, наклоняя бутылку так, чтобы я смог сделать пару небольших глотков и убирает быстрее, чем успеваю утолить жажду.
— Что тебя не устраивало? — снова переходит к допросу, склонившись надо мной и обдавая запахом дорогих сигар и арабского кофе. — Слишком тяжелые условия работы? Низкая оплата? Или ты забыл, где я подобрал тебя?
— Я все помню, Кадер, — негромко отвечаю я.
— Я принял тебя в свою семью, отдал тебе самое дорогое, и вот так ты заплатил мне, Джамаль? — обвиняющий уверенный тон. «Отдать самое дорогое» оказалось не так уж и сложно, не так ли, Таир?
— Я не работаю на ЦРУ, — четко произношу вслух.
— Все так говорят, Джамаль, оказавшись в этом кресле, — скептически говорит Кадер, я слышу, как он потирает свой подбородок. — Но спустя пару допросов признаются. Тебе ли не знать, — ухмыляется, шумно выдохнув. Отходит от меня на пару шагов назад. — Ты дважды упустил Видада. Дважды нарушил приказ, дважды сорвал операцию. Дважды позволил предателю и преступнику уйти от наказания, — жестким тоном перечисляет он. — Факты — вещь несокрушимая, Джамаль.
— Я не работаю на ЦРУ, и действовал исключительно в интересах Анмара. — повторяю я.
Усталость и боль струятся по венам, тело трясет в ознобе, пальцы на руках и ногах потеряли чувствительность. Липкий пот покрывает промёрзшее онемевшее тело, правая сторона лица распухла и пульсирует от боли. Мысли о туалете, голоде и жажде усиливаются. Животные инстинкты не поддаются контролю. Даже подыхая, мы помним о нуждах своей биологической оболочки.
— Я несу ответственность за агентов, находящихся в моем распоряжении. Ты подставил меня, Каттан, — обвиняющим тоном бросает Таир. — Ты посмел угрожать мне.
— Ты мог убить меня, или я сам мог сделать твою грязную работу, — напоминаю я. — Почему ты этого не сделал, Кадер? Разорвавшиеся снаряды и пули снайперов предназначались для запугивания или ликвидации?
— Мне известен твой уровень подготовки, Каттан. Я знал, что ты выберешься. Неуязвимый солдат, смерть бежит от тебя. Аллах охраняет тебя или Шайтан?
Хотел бы я знать правильный ответ. В памяти всплывают потухшие, полные слез глаза Эйнин. Или это ты, девочка? Хранишь меня в своём сердце, оберегаешь, накрывая любовью, в которой сама себе никогда не признаешься? Темнота сгущается под тугой повязкой, я вижу, как сотрясаются и осыпаются стены нашего дома, где мог бы звучать счастливый смех, где мы могли любить друг друга и растить наших детей. Проклятый рок, разбитые судьбы, потерянное и растраченное впустую время, сгоревшие сердца и разверзнувшаяся бездна между нами. Непроходимая, черная, с кипящей лавой и едким дымом. Я обрекаю тебя на ненависть, возвращаю данную тобой клятву. Не молись за меня, забудь. Если я смогу обмануть судьбу, то вернусь за тобой. Нет ничего, что нельзя исправить… пока мы живы.
— Что он сказал тебе, Джамаль? — сделав небольшую паузу, резко спрашивает Кадер, возвращая разговор в прежнее русло.
И это ключевой момент. Я должен правильно использовать имеющиеся у меня данные. Кадер вложил в меня слишком много, что признать собственное поражение. Моя виновность — мощный удар по его самолюбию.
— У Видада есть информация, способная бросить тень на репутацию короля и его близкого окружения, — произношу я твердым сдержанным тоном. — Он собирается использовать имеющуюся у него доказательную базу, как страховку. Видад сольет файлы американцам, как только покинет территорию Анмара. Сукин сын хочет ещё пожить на этом свете.
— Что еще? — напряжённо спрашивает Кадер. По интонации его голоса я понимаю, что он всерьез рассматривает высказанную мной версию.
— Ильдар дал понять, что «Шатры Махруса» функционируют под прикрытием и с одобрения правительства и королевской семьи, — слышу, как скрипят его зубы, как он стискивает в руке пластиковую бутылку.
Вынужденная слепота обостряет слух и другие органы чувств. Я ощущаю его растерянность, гнев, ярость. Кадер понимает, что я не лгу, но не знает, как использовать меня дальше в своей нечестной игре. Чтобы ни находилось в файлах Видада, я уверен, что они все повязаны. Каждый, кто обладает маломальским влиянием и властью. Торговля людьми и оружием — слишком прибыльный бизнес, они не остановятся. Очень многое поставлено на карту, огромные деньги, влиятельные фамилии. Видад прав, я не могу в одиночку изменить систему. Не сразу. Чтобы получить то, что я хочу, мне придется прогнуться, склонить голову, а потом методично уничтожить каждого, кто способствовал запуску и функционированию преступной машины «Шатры Махруса». Не говорите, что я идиот и мечтатель. Я знаю, что могу это сделать. Терпение, гибкость, четко придуманная стратегия — мои союзники.