В одной руке по-прежнему зажат спутниковый телефон, и держать бьющуюся в истерике и гневе Эрику не так-то просто. Она показала мне свою отличную физическую подготовку еще на парковке в Вегасе. Но тогда я действовал вполсилы, иначе от нее живого бы места не осталось. Я сражался с женщиной, а не спецагентом, сейчас роли немного изменились.
— Не дёргайся, Рика. Тихо, — рявкаю я, скручивая запястья девушки и заводя их ей за спину таким образом, что она оказывается плотно вжатой в мое тело.
Уверен, сейчас ей не до эротических фантазий и мыслей, и мне тоже, если честно, но чем меньше простора для маневра, тем лучше. Я не хочу, чтобы она себе навредила. Она отчаянно дёргается, шумно дыша сквозь стиснутые зубы. Волосы упали на лицо, в глазах полыхает ненависть. Такая ты мне тоже нравишься, Эйнин. Я держу ее крепко, не сводя с покрасневшего от гнева лица настойчивого пытливого взгляда, терпеливо выжидая, когда она успокоится и поймет, что сопротивление нелогично и бессмысленно.
— Плюнешь в меня, я тебя ударю, — жёстко предупреждаю я, предугадав задуманное Эрикой неразумное действие.
— Отпусти меня, сукин сын, — рычит она, откидывая голову назад и глядя на меня с бесстрашием, которому позавидовал бы развалившийся на земле покойный Видад.
— Ты правда думала, что будет иначе, Эйнин? — склонив голову, вполголоса спрашиваю я. — Или считаешь, что твой приятель не заслужил приведенного в действие приговора?
— Кто судил его? Покажи мне решение!
— Он предатель, агент Доусон, вступивший в сговор со спецслужбами другой страны и планирующий передать секретную информацию с целью подрыва репутации правителя Анмара и создания международного конфликта. И это не вершина преступлений, которые он совершал на территории не только королевства. Тебе правда жаль его? Думаешь, он заслужил снисхождение? После всего, что случилось с тобой, твоими подругами и другими девушками в «Шатрах Махруса». Ты уже забыла маленькую Эмилию?
— Не смей мне говорить о справедливости. Ты чудовище, Джамаль Каттан. Давай же, убей нас всех. Чего ты ждешь?
Сильнее сжимая хрупкие запястья, я дотрагиваюсь указательным пальцем в перчатке до кольца, которое она надела, несмотря на всю свою ненависть. Непроизвольное, инстинктивное желание носить на себе напоминание обо мне. Мы оба знаем, что значит, когда женщина надевает кольцо мужчины. Она хочет принадлежать ему, выбирает его, принимает и покоряется.
— Не дразни меня, Эйнин. Сейчас не самое подходящее время для игр, — хрипло произношу я, опуская взгляд на ее искусанные в кровь губы.
Она больше не дергается, наблюдая за мной сквозь злые слезы. Столько оттенков ненависти и гнева, я запоминаю каждый… Я отсчитываю про себя секунды. С трудом отрывая взгляд от лица девушки, смотрю в безоблачное синее небо. Палящие лучи солнца больно ударяют по чувствительной сетчатке глаз.
— Я построил для тебя дом, Эйнин, — опустив голову, тихо произношу я, чтобы никто из обступивших нас оперативников не услышал. — По собственному проекту, в Асаде, на берегу озера. Большой и светлый, с голыми стенами, которые ждут, когда я заполню их твоими портретами.
— Ты совсем спятил, Каттан, — потрясённо шипит Эрика, оглушенная резким переходом.
У меня мало времени на объяснения. Пара минут, может, меньше. Вдалеке появляются едва различимые черные точки приближающихся вертолетов ВВС Израиля. Если не знать наверняка, можно принять их за крупных птиц. Навигационные системы наблюдения вырублены глушителем, и появление авиационного патруля заметят не раньше, чем через сорок секунд, учитывая скорость приближения вертушек.
— Ты можешь войти в него как хозяйка, Эйнин, — продолжаю я, проникая взглядом под ледяную корку лазурных сверкающих глаз.
— Ты сейчас мне брак предлагаешь? — с недоверчивым изумлением спрашивает она, задыхаясь от ярости. Вздрагивая всем телом, она дергается и оказывается ещё сильнее впечатанной в мое тело. — После того, как убил человека на моих глазах? — с негодованием добавляет Эрика. — После всего, что я знаю? А жен своих в известность поставил?
— Они примут любое мое решение, — твердо произношу я.
— Иди к черту. Никогда. Никогда., — разгневанно выплевывает она каждое слово. — Ненавижу тебя всем сердцем.
— Я знаю, Эйнин. Если роль хозяйки и жены для тебя недостойна, то роль наложницы и шлюхи, видимо, будет привычнее, — резко бросаю я, и она смертельно бледнеет, распахивая ресницы, из уголков глаз стекают молчаливые слезы, оставляя соленые дорожки на впалых щеках.
— Я думала…
— Что ты думала, Эйнин? Что я прекрасный рыцарь, спасающий тебя от всех невзгод? Или что люблю тебя?
— Лучше заткнись!
— Так я люблю, Эйнин, но для тебя это плохая новость. Это значит, что я никогда тебя не оставлю, достану из-под земли, с того света, если придется. Найду, где бы ты ни была, куда бы ни спряталась. Я от всех тебя могу спасти, и от них тоже, — киваю в сторону окружающих нас солдат. — Но знаешь почему?
Она молчит, глотая слезы и отрицательно качая головой. Опуская запястья Эрики, сдергиваю зубами перчатку с руки и прикасаюсь кончиками пальцев к ее щеке.
— Потому что как от себя спасти, не знаю. Но я придумаю что-нибудь. Обязательно, Эйнин.
— Каттан, надо уходить. Нас засекли. В небе вертолёты ВВС Израиля, — докладывает взволнованный голос одного из старших агентов за моей спиной.
— Собирай группу. Уходим, — твердым голосом отдаю распоряжение, не отрываясь от Эйнин. Она сжимает губы, в последний момент разгадав выражение голода на моем лице.
— Не смей, — вырывается у нее, и я жадно запечатываю ее рот жестким поцелуем, до синяков сжимая точеные скулы, проталкиваю свой язык между жемчужных зубов, полностью порабощая сладкую крепость.
Она мычит и упирается, впивается зубками в безжалостного наглого захватчика. Я отвечаю ей тем же, и она кричит мне в губы, наша кровь смешивается, попадая в горло, обдавая металлическим соленым привкусом. Запускаю пальцы в ее волосы, с силой обхватывая затылок. Поцелуй, больше напоминающий укус, становится глубже, яростнее. Я разбиваю ее оборону снова, и она сдается с тихим потрясённым всхлипом. Вот так, детка, ты должна запомнить, кто владеет тобой. И этот факт не изменят никакие внешние обстоятельства и преграды. С хриплым стоном отрываю ее от себя, тяжело дыша и глядя в потемневшие мятежные глаза. Израильские пограничники близко. Пора, черт возьми. Пора!
— Не забывай меня, детка, — натянуто улыбаюсь я, слизывая каплю крови с нижней губы.
— Сэр, у нас нет разрешения на нахождение в этой зоне, — настойчиво говорит агент, пристально наблюдая за нами. — Что делать с американцами?
— Пусть уходят. У них ничего нет. Мы ликвидировали подданного своего государства. Это не их юрисдикция, — холодно отрезаю я, отпуская Эрику, и перевожу взгляд на Хассана.
И делаю это чертовски вовремя. Воспользовавшись суетой и быстрыми сборами из-за объявленной тревоги, Зейн умудряется вырубить одного из конвоиров и завладеть его оружием. И целится ревнивый сукин сын не в меня. Выхватив кольт, я стреляю первым, попав в грудь Хассана. Резко разворачиваю Эрику, закрывая своей спиной. Падая, гад успевает спустить курок. Перепуганная криками и стрельбой, Эйнин впивается пальцами в мою куртку, все еще пытаясь оттолкнуть. Автоматная очередь проходит по спине, бросая меня на нее, обжигающая боль задевает плечо и шею, выбивает зажатый в руке спутниковый телефон, разрывая его на осколки и оставляя сквозное ранение в ладони. Гребаное дерьмо. Еще одна автоматная очередь, выпущенная солдатами АРС, добивает Хасана. Я с удовлетворением слышу его предсмертный хрип. С первой встречи хотел пристрелить недоумка. Но Эйнин не смотрит на убитого Хассана. Только на меня. Вот так, малышка, есть обстоятельства выше твоей гордости.
— Что… Боже, — кричит она, всматриваясь в мое лицо, и ее глаза распахиваются от ужаса, когда взгляд опускается ниже.
— Это судьба, детка, — ухмыляюсь я, шатнувшись.
В голове раздаётся звон и грохот приближающихся вертушек, тело немеет, отпуская болевые ощущения, я сползаю на землю, инстинктивно прикрывая простреленной рукой кровоточащую рану на шее.
— Нет, нет, пожалуйста, — судорожно рыдает она, опускаясь вслед за мной, стискивает края моей куртки в кулаках и резко распахивает, ощупывая тело в поисках бронежилета, но облегчение не появляется в охваченных ужасом глазах, когда она находит защиту.
— Все нормально, Эйнин. Меня откачают. Это царапина, — продолжая зажимать рану, обманчиво бодро произношу я. Сквозь пальцы густым потоком сочится кровь. — Уходи. Быстро.
— Джамаль, — склонившись, она убирает волосы с моего лица. Взгляд мечется между моими глазами и раной на шее. — Не умирай, пожалуйста. Не так.
— Не дождешься, малышка. Ни в чем не признавайся. Это их вина. Они бросили тебя здесь. А я воспользовался моментом. Я тебя подставил. Это то, что ты должна запомнить и уяснить. Максимум, что тебе угрожает — увольнение. Завязывай с играми в шпионов, Эйнин, — соленые слезы падают на мои мгновенно пересохшие губы, и я слизываю их. Боковым зрением вижу, как к нам приближается броневик, тормозит в десяти метрах, подняв облако пыли. — Беги. Беги и не оглядывайся, — хрипло шепчу я.
— Ты снова меня гонишь… — Эрика всхлипывает, качая головой.
— Ты все ещё можешь остаться, — говорю я, чувствуя, как сознание медленно затягивает густой багровый туман, я сжимаю ее пальцы, почти не ощущая своих, и успеваю прочитать ответ в ее глазах. Мое сердце замедляется, принимая ее выбор, и я улыбаюсь через силу. — Если суждено, я выживу и найду тебя.
Мир гаснет в тот момент, когда ее отрывают от меня и оттаскивают прочь. Уверенные сильные руки оперативников укладывают меня на носилки. Доля секунды и палящее солнце в бесконечной, чистой синеве окрашивается в однотонный насыщенный чёрный цвет; шум, крики, грохот моторов растворяются, оставляя только долгожданную пустую тишину.
Эпилог
Если влюбленные вдалеке друг от друга, и если они вдвоем смотрят на небо, то значит, что они вместе.