— Твоим, хочешь сказать? — резко уточняет Рика и громко вздыхает, когда, сдвинув в сторону полоску кружевных трусиков, я даю волю своим пальцам, которые безошибочно находят все самые чувствительные укромные местечки моей осмелевшей жены.
— Нашим, — шепчу я, наклоняясь и впиваясь в полные губы стремительным порочным поцелуем. — Только нашим, — добавляю я, когда минуту спустя отрываюсь, чтобы сделать вздох. Эйнин протестующе стонет, ерзая на моих коленях и нетерпеливо дергая ремень на моих брюках. — Тебе придется сегодня потрудиться, детка, — срывающимся голосом сообщаю я, помогая ей избавить меня от брюк и разрывая к чертям ее трусики на жалкие лоскутки.
— Готова начать? — не дожидаясь ответа, приподнимаю ее бедра и насаживаю сверху на каменный член. Наконец-то. Наши губы и тела соединяются одновременно. Стоны, дыхание, биение сердец сливаются в унисон. Время останавливается, стирая свои границы, пока мы берем все, что оно задолжало нам на часы разлуки, и никакая сила не способна сейчас оторвать нас друг от друга.
Мы выдыхаемся только на рассвете, когда первые солнечные лучи окончательно выгоняют полумрак из пропахшей сексом спальни. Вместе принимаем душ и, не разрывая объятий, обессиленно падаем на смятую кровать. Удовлетворённая и уставшая Эйнин сворачивается у меня под боком, блуждая нежными пальчиками по моему телу. Моя отяжелевшая голова и натруженный организм нуждаются в полноценном отдыхе и сне, но у Эйнин, конечно же, другие планы. Пришло время вопросов, на которые я обещал ответить. И мне приходится сдержать слово. Как на допросе с пристрастием. Не опуская ни одной мелочи. Четко, коротко, по существу. Когда я отвечаю на последний вопрос, она вдруг замолкает на несколько минут. Я даже успеваю подумать, что ее сморил сон. Опустив голову, я натыкаюсь на внимательный, изучающий и совершенно неспящий взгляд Эйнин.
— Разочарована, что я не принц? — с мягкой иронией спрашиваю я, шутливо щёлкнув ее пальцами по вздернутому носику. Она хмурится, явно озадаченная моими словами.
— Даже не знаю, что хуже — быть женой будущего короля или директора спецслужб. Оба варианта не оставляют ни малейшей надежды на спокойную размеренную и уединенную семейную жизнь, — выдает она весьма странную концепцию видения нашего совместного будущего.
— А ты хочешь тихой семейной жизни? — с сомнением спрашиваю я.
— Я не хочу бояться, Джамаль, — быстро отвечает Эйнин.
— Если любишь кого-то, то всегда испытываешь страх потери. Это неизбежно. Все эти дни я боялся, что ты не дождешься меня и уедешь вместе с отцом и братом в Нью-Йорк, — я накрываю ладонью ее щеку, большим пальцем лаская распухшие от страстных поцелуев губы.
— Я бы вернул тебя, но мне было бы чертовски больно.
— Я бы осталась в любом случае, Джамаль, — произносит она. Ее взгляд прямой, искренний и уверенный.
— Почему? — хрипло спрашиваю я, ощущая, как грудную клетку сдавливает очередной спазм.
— Потому что это мой дом, который ты построил для меня, создав в мастерской целую галерею моих портретов, которые кричат о твоих чувствах. И я принадлежу тебе. Я создана для тебя. Никогда и никто не причинял мне столько боли и счастья. Я счастлива, что могу сказать тебе об этом, глядя в глаза. Я безумно тебя люблю, Джамаль.
— Не безумнее, чем я тебя, Эйнин, — хрипло отзываюсь я, завороженно наблюдая за светящимися в ее голубых глазах искрами. Мне определённо нравится ее внезапно проснувшееся красноречие. — И есть кое-что еще. То, что ты мне еще не сказала.
— О чем ты? — сдвинув брови, спрашивает Медина.
— Просто ответь. Да или нет.
— Я не понимаю… — качает головой, хлопая ресницами и озадаченно глядя на меня.
— До первого заседания суда, где я обязан буду присутствовать, осталось ровно две недели. Я собирался их провести с тобой на райском острове, который ты описывала в нашу брачную ночь. Мне нужно знать ответ, Эйнин, чтобы выбрать, насколько необитаемым он будет, чтобы избежать опасности твоему здоровью.
— Моему? — хмурится в недоумении Эйнин. — А как насчет твоего?
— Рика, — я загадочно улыбаюсь, скользнув ладонью на ее живот. Она вздрагивает, зрачки заметно расширяются, когда до нее наконец-то доходит, на что я намекаю. — Да или нет? — повторяя свой вопрос.
— Черт, ты и это видел! — неожиданно закипает Медина.
— Я должна была сказать тебе! Я! Сама! Джамаль, ты уберешь эти чертовы камеры!
— Ты действительно должна сказать мне, — поспешно соглашаюсь я. — Прямо сейчас.
— Ты уберешь камеры? — внезапно притихшим голосом спрашивает Эрика, опуская ресницы. — Лучше купим радио-няню, через восемь месяцев.
Это «да». Да. Сердце замирает на долю секунды, чтобы со следующим ударом взорваться от непередаваемого ощущения счастья. Я догадывался, и видит Аллах, это лучшая новость за долгие годы. Моя строптивая тигрица скоро подарит мне сына. Или дочь. Неважно. У нас будет много детей. Ее любви хватит на всех. Я знаю. В том, что Эйнин будет самой лучшей матерью, я никогда не сомневался. Я крепко сжимаю ее в своих руках, не рассчитав силу, и она сдавленно смеется, не забывая возмущённо фыркать.
— Поосторожнее, Асад. Теперь тебе придется носить меня на руках и терпеть мои бесконечные беременные капризы, — самоуверенно заявляет она. Моя идеально стервозная жена. Я обожаю ее.
— Поверь, детка, после всего, что я с тобой натерпелся, мне уже ничего не страшно, — зарываясь лицом в ее волосы, отвечаю я.
— То есть можно начинать капризничать? — мгновенно реагирует плутовка.
— Валяй.
— Как насчет двух недель на… Мальдивах?