Сейчас или никогда, Рика.
«Будь храброй, моя девочка. Пообещай, что будешь сильной, несмотря ни на что…» – голос матери, всплывший в зазеркалье памяти, дал мне тот самый заряд энергии, что вернул меня из позиции жертвы в хладнокровного бойца. Но надолго ли?
Зарычав как раненое животное, я впиваюсь когтями в запястье Мааба, разрывая его кожу, одновременно сгибаю колено, ударяя в лицо, которое он непредусмотрительно склонил, наблюдая за своими действиями. На этот рывок я трачу слишком много сил, но не могу сдержать внутреннего триумфа, когда ублюдок отлетает назад, зажимая разбитые коленом губы кровоточащей, покрытой царапинами ладонью. Приподнявшись на локтях и задыхаясь, я отчаянно пытаюсь ползти назад, помогая себе ногами.
– Ты разозлила меня, колючая shaeir, – мрачно произносит Джадир, медленно вставая и неторопливо надвигаясь на меня.
– Не под…хо…д…и, – заикаясь, шиплю я, из-за маски слова практически неразличимы.
– Разве твой отец не научил тебя, что удел женщины – покоряться желаниям мужчины и чтить законы Аллаха? Непокорная женщина нуждается в наказании, порке. Непокорная женщина одержима Шайтаном. Ты чувствуешь в себе его, Эрика? Бесноватая распутная ведьма. Это Шайтан научил тебя соблазнять мужчин и сбивать их с пути праведного? – каждый его шаг уменьшает расстояние между нами. Мое тело все еще частично обездвижено, мышцы полностью атрофированы, но инстинкт выживания открывает запасные резервы организма, помогая мне. Я ползу быстрее, сдирая пятки и ладони о грубые доски, оставляя на полу кровавые следы. Мааб невозмутимо наблюдает за моей агонией и морщится, замечая кровоточащие раны.
– Ненавижу грязь. Кровь – это грязь, shaeir. Мне придётся помыть тебя.
Звучит дико, нелепо. Он притащил меня в самое грязное место, которое можно себе представить и переживает о чистоте моего тела. Он абсолютно безумен.
– Ме…н…я найдут. У…же ищут. Кейси видела нас вместе, – я кричу, но из горла вырывается только каркающий хрип. – Мой отец убьет тебя, – отчаянно и затравленно рычу я, натыкаясь спиной на стену. Больше некуда ползти. Я снова в тупике, обессилена, раздавлена….
Откинув голову назад, Мааб громогласно хохочет.
– Твой отец полицейский – такой же бесполезный член этого глупого прогнившего продажного общества, как и ты, моя shaeir. А Кейси… Ты, правда, думаешь, что она станет болтать? Молчание женщины стоит не так дорого, как ты думаешь, – успокоившись, равнодушно произносит ублюдок, и, взяв со стула свою сумку, достаёт оттуда моток веревки… и наполненный шприц. Яд? Или новая доза транквилизаторов?
– Мне придется связать тебя, а, чтобы ты не сопротивлялась, я должен показать, что до того, как я введу в твою кожу вот это, – он поднимает гребаный шприц. – У нас осталось ровно три часа. Ты хочешь прожить еще три часа, Эрика?
Я задыхаюсь и трясусь, неотрывно глядя в насмехающиеся глаза зверя.
– У тебя нет времени на раздумья. – В два шага он оказывается рядом со мной, бросает веревку к моим ногам, рывком хватает за шею, так, что драгоценный металл впивается в кожу, снимает с иглы наконечник и подносит к пульсирующей вене на горле.
– Д… да, – хриплю я отчаянно, боясь кивнуть, потому что от любого движения игла может вонзиться в мою кожу.
– Да, ты согласна не сопротивляться и раздвинуть свои ноги, или да, ты готова умереть прямо сейчас? – пальцы больно сдавливают горло, и я физически не могу ответить, лишь смотрю в сумасшедшие безжалостные глаза. Выражение лица Мааба снова неуловимо меняется, он ослабляет хватку, и ласково поглаживает места, где поверх синяков, оставленных Джейданом, наверняка появятся новые.
– Говори, – с обманчивой мягкостью позволяет он.
– Перв…ый вариант, – отвечаю с запинкой, презирая свою ущербность и слабость. Я должна быть храброй и сильной, как и обещала… но мне так отчаянно необходимо время… драгоценные минуты, которые помогут оперативникам найти меня живой. Но… разве это буду я? Нет, нет, нет… я ему не позволю.
– Хорошая девочка, – вздохнув, он убирает иглу от моего горла и кладет шприц рядом с собой. – Но мне все равно придется связать твои руки и ноги. Я не доверяю продажным хитрым сукам, – отстранившись, он берет в руки верёвку. – Вытяни руки, shaeir.
Мне сложно это сделать, тело опять словно ватное из-за испытанного шока, но я выполняю то, что требует от меня этот сумасшедший.
– Никогда не приходилось никого связывать, – сообщает Мааб, обматывая мои запястья. – Но ты сама напросилась. Я не хотел тебя пугать. Мне очень жаль, shaeir. И эта кровь… Ты не должна волноваться, что будешь выглядеть некрасиво на моих снимках. Я вымою тебя, когда все закончится, покрою маслом и драгоценными камнями. Ты будешь сверкать, shaeir. Никто не сравнится с тобой. Ты особенная, моя прекрасная муза.
– Мас… ка, не могу дышать, – хрипло произношу я, дрожа от холода и нервного озноба.
– Извини, но маска обязательна. Вы не должны были показывать свои лица, shaeir. Все начинается с малого. Сначала ты позволяешь мужчине смотреть на твое лицо и губы, потом ты обнажаешь тело, теша свое самолюбие и гордыню и завлекая слабых духом в свои сети, и в итоге сама поддаёшься порочному шепоту Шайтана, пуская разгорячённые члены многочисленных любовников в свое лоно. Время наслаждений подошло к концу, Эрика. Маска скроет твой позор от Всевышнего, а смерть искупит грехи, – изрекает Мааб, явно примерив сейчас на себя роль Бога. – Джейдан Престон очень тонко чувствует, что я пытаюсь донести миру. В глубине души мы с ним похожи. Я сразу ощутил нашу внутреннюю общность, взглянув на его работы. Безликие картины этого голодранца почти так же совершенны, как мои вечно-красивые музы. Если бы я мог рисовать, shaeir… Я бы запечатлел вас именно так. Когда шумиха утихнет, и следствие закончится, я непременно приобрету ваши портреты, сколько бы они не стоили. И мы воссоединимся снова, – он триумфально почти торжественно улыбается, спускаясь к моим ногам.
– Ты божественно прекрасна, – шумно вздыхает он, бережно поднимая мои щиколотки и укладывая на свои колени. – Моя первая shaeir не получила отпущения, – горький вздох. – Я до сих пор сожалею, что тогда я не видел знаков, не слышал в себе голоса Всевышнего так чисто и ясно, как сейчас, – продолжает безумный монстр, наматывая узлы вокруг лодыжек. Кожу под маской неопрятно саднит и царапает. Откинув голову назад, я прижимаюсь затылком к стене, ощущая, как апатия и отрешенность окутывают меня волной равнодушия.
– Мне было около тридцати, и я только женился на юной красавице, когда шейх послал меня в Нью-Йорк решать проблемы наследника. Ублюдок все время влипал в грязные истории. Я взял свою Далилу с собой, но она не уберегла меня от соблазна. С Аминой мы встретились на светском рауте. Студентка из Анмара, подрабатывающая моделью для какого-то низкопробного журнала. Мы отпускаем своих дочерей и сестер учиться в другие страны, осознавая опасность тлетворного влияния современного мира, и здесь, без контроля своей семьи, девушки пренебрегают обычаями. Но я знал и другие примеры, когда, получив образование, девушки возвращались невинными, выходили замуж и вели себя так, как предписывает Коран. Я думал, что Амина такая. Она потрясла меня, я потерял голову, влюбился, хотел сделать своей второй женой. Ты знаешь, наверное, что прежде чем позвать женщину замуж, мы преподносим ей щедрые дары. Вот и я тогда купил самое дорогое ожерелье из последней коллекции Лакшери Корп. Подарил ей его, и она вдруг начала целовать меня, соблазнять, снимать одежду, трогать там, где Далила никогда не решалась. Я поддался соблазну и взял ее. Я не был первым. Амина посмеялась над моим разочарованием и планами предложить ей законный брак. Хохотала мне в лицо, словно я какой-то глупец. Я пришел в ярость, гнев раздирал меня изнутри, и я задушил ее на той самой кровати, на которой она так страстно мне отдавалась. Мной овладел сам Шайтан, и я не мог остановиться. На тумбочке остался футляр от ожерелья с названием коллекции. «Мактуб». И это был первый знак, который я узрел правильно. Я вырезал арабскую священную вязь на ее теле своим кинжалом. А, когда алый дурман испепеляющего гнева рассеялся, то ужаснулся от содеянного. Я уничтожил ее первозданную красоту, которой так восхищался. Кровь, синяки, вытаращенные глаза, распухшее посиневшее лицо. Отравительное зрелище. Все казалось неправильным, низменным, грубым. Я забрал драгоценности и бросил ее там, окровавленную, испорченную, непрощенную. А на следующий день вернулся в Анмар вместе с Джаредом. Дело Амины так и рассыпалось. Связать его с убийством Алии и Марьям никому не придет в голову. Я больше не работаю грязно. Я творю искусство. Вернувшись домой я много думал, shaeir, вспоминал, фантазировал, снова и снова прокачивая события того дня и придумывая новые варианты. Я увлекся фотографией, живописью, скульптурой. Я стал одержим красотой. А полгода назад шейх снова отправил меня в Нью-Йорк, чтобы я вернул в семью блудного сына. Мактуб, shaeir. Сама судьба привела меня к тебе.
– Ты сумасшедший, – выдыхаю я, потрясённая исповедью убийцы.
– Все гении безумны. Я сохраню твою красоту нетленной, shaeir, – глубоким дрожащим от возбуждения голосом произносит Джадир, опуская мои связанные ноги. – Посмотри вокруг, Эрика, – наклоняясь, шепчет он, и я снова ощущаю запах серы и его подавляющую дьявольскую энергию. Он не остановится. После меня будет еще много shaeir, с отчаянием понимаю я. – Разрушение, грязь, пыль, обломки чужой жизни. Этот дом когда-то был другим, обжитым, светлым, чистым, наполненным уютом и детским смехом. Сейчас не осталось ничего, кроме уныния и заброшенности, пристанище для извращенцев, бомжей и наркоманов. Мы все смертны и переполнены пороками, и наши тела однажды покроются трещинами точно так же, как стены этого дома, а мысли пропитаются мерзостью и грязью. Я дарую тебе шанс очиститься, shaeir и уйти в объятия всевышнего на самом пике своей красоты. Твой ад останется здесь, вместе с твоими грехами. Я не караю тебя, а освобождаю. Я люблю тебя, shaeir, – произносит «ядовитый псих», наклоняясь ниже и целуя мое плечо, обхватывая ладонями мои груди. – И я должен познать тебя, прежде чем простить и отпустить.