Первин поняла: Сакина даже не может вообразить, что дочери ее будут жить иначе, чем она сама.
– Я понимаю, что вы всецело доверяете Мукри-сагибу. Однако с тем, чтобы финансировать за счет вакфа школу, есть одна проблема. Закон гласит, что благотворительные начинания, которые поддерживает вакф, изменять нельзя. Поскольку вакф вашей семьи создан как фонд для раненых ветеранов, только судья может дать разрешение направить средства на другие цели.
Сакина немного помолчала. Потом посмотрела на Первин.
– Значит ли это, что нам может помочь юрист – то есть вы?
Первин смущенно поерзала на банкетке. Как на это ответить? Да, ее задача – помочь семье по мере сил. При этом она не может нарушить закон.
– Это возможно, но в несколько этапов. Первым делом запросить у мутавалли[44] – распорядителя вакфа – разрешение на то, чтобы сменить бенефициара. Потом нужно принять решение, нанимать ли юриста.
– Первую задачу Мукри-сагиб уже решил, переговорив с вами, разве нет? – спросила Сакина.
Первин поняла, что от Сакины ускользает очевидная деталь.
– Видите ли, не он тут главный. Мутавалли вакха всегда была Разия-бегум.
Вид у Сакины сделался такой, будто ее ударили под дых. Прерывисто вздохнув, она спросила:
– Вы о чем? Разия помогает распоряжаться вакфом, но это всегда был фонд моего мужа. А теперь управление им, разумеется, перешло к Мукри-сагибу.
– Нет. В документах в качестве мутавалли – администратора, который всем распоряжается, – значится ее имя.
Сакина ей явно не верила.
– Распоряжаться может женщина?
– Согласно магометанскому закону, пол и религия мутавалли не имеют значения. Я должна буду спросить у Разии-бегум, считает ли она, что средств вакха хватит сразу на обе задачи. Ознакомившись с бухгалтерией, она, возможно, решит, что на два направления деятельности средств недостаточно.
Сакина устремила на Первин умоляющий взгляд.
– Что же нам тогда делать?
Первин смутилась: указывать Сакине она не могла, а новые сведения явно повергли вдову в смущение и горе.
– Давайте по порядку. Вы по-прежнему считаете, что весь ваш махр следует передать в вакф?
– Я не знаю. – Голос дрожал, будто Сакина сейчас заплачет.
– Мне очень жаль, что я так вас удивила, Сакина-бегум. – Первин запоздало поняла, что своими словами про статус Разии могла спровоцировать семейный раздор. – Я думала, вы об этом знаете.
Сакина утерла слезу со щеки.
– Теперь я поняла, почему вы хотели поговорить с нами по отдельности! Двум из нас вы принесли дурные новости, а одной – хорошие.
Первин опасливо осведомилась:
– Что вы имеете в виду?
Опустив глаза, Сакина пробормотала:
– Я думала, что покойный муж со всеми нами поступил по совести, но если он отдал вакф Разии, значит, ее он любил сильнее. А как она может принять разумное решение, если знает о жизни даже меньше, чем я и Мумтаз?
Если Мумтаз зарабатывала как музыкантша, она наверняка знавала тяжелые времена. И, видимо, житейски довольно опытна, но при этом неграмотна – значит, быть мутавалли не может. Чего Первин не понимала, так это почему Сакина так верит в собственные силы.
– Сакина-бегум, а вы разве не выросли в зенане?
– Да, но в Пуне у нас был большой дом, к нам постоянно приезжали родственники, то одни, то другие. Мы жили счастливо. Всему, что знаю, я научилась у отца, братьев, двоюродных… – Она осеклась, лицо залилось краской.
Сакина, видимо, смутилась, потому что создала впечатление, что выросла в обстановке более свободной, чем нынешняя. Пытаясь проявить понимание, Первин произнесла:
– Для вас это, видимо, были очень счастливые времена.
Сакина негромко продолжила:
– Дети всегда счастливы, если рядом есть братья и сестры, с которыми можно играть. Именно поэтому я и хочу, чтобы дочери и сын жили рядом с Аминой и своими тетушками. Именно поэтому я за сильный вакф. Он нас объединяет. И ни у одной из нас, жен, не должно быть главенства над другими.
Первин накрыла ладонь Сакины своей, думая, что теперь понимает, почему вторая жена называет первую просто по имени – при том что Первин, юрист, обслуживающий семью, не имеет на это права.
– Мы не можем изменить решение вашего мужа, который передал управление вакфом Разии-бегум. Я бы посоветовала вам переговорить с ней о том, не изменились ли ее намерения касательно того, как им распорядиться. Обдумайте не спеша, готовы ли отказаться от своей доли. Если вы решите не передавать деньги и драгоценности в махр, они могут стать для вас финансовым обеспечением, а для ваших дочерей – наследством.
Сакина сбросила руку Первин, потянувшись к изумрудному ожерелью. Взяла изысканное украшение так, что камни заиграли в неярком свете, просачивавшемся сквозь джали. Первин казалось, что Сакина не хочет расставаться с драгоценностью. Но она уже озвучила возможность выбора – теперь выбор делать вдове.
Первин достала из портфеля свою визитную карточку, положила ее на серебряный поднос рядом с фалудой, к которой Сакина так и не притронулась.
– На визитной карточке есть мой домашний и рабочий телефон, мой почтовый адрес. Если вы сочтете, что хотите поговорить лично, я приду снова.
Сакина покачала головой.
Первин взяла портфель, встала, готовая уходить, вгляделась в женщину, которая медлила, прежде чем спрятать украшения. Сакина нежно оглаживала ожерелье пальцами, как будто взвешивала что-то куда более весомое, чем двадцать четыре карата.
10. Секреты между женами
Бомбей, февраль 1921 года
Открыв дверь спальни и шагнув в коридор, Первин едва не споткнулась об Амину.
Дочь Разии сидела у стены и с невинным видом подняла на Первин глаза.
– Я вас провожу в мамину комнату. Поговорите со мной еще по-английски, пожалуйста.
– А того хинди, на котором я только что говорила, ты не понимаешь? – спросила Первин, подталкивая девочку к отрицанию того, что она подслушивала.
– Понимаю. Но я хочу учить английский.
Первин заинтриговали ее намерения.
– Почему?
Амина помолчала.
– Амми училась в школе. Учителя там говорили по-английски. Может, я когда-нибудь тоже пойду в школу.
Разия, видимо, их слушала, потому что, едва они свернули в следующий коридор, она появилась в арочном проеме.
– Прошу вас, входите, Первин-биби. Я попросила заварить нам чая.
Первин знала, что отказаться от угощения значит оскорбить хозяйку.
– Очень любезно с вашей стороны. Только небольшую чашку, пожалуйста.
– Я разолью, – вызвалась Амина и поспешила к чайному столику, уставленному минтонским фарфором с золотыми ободками.
Комната Разии была чуть поменьше, чем у Сакины, но расположена удобнее, на углу, – окна выходили на две стороны, обеспечивая вентиляцию. Стены, покрытые поблекшей штукатуркой, были увешены зарисовками в рамах и тонированными фотографиями Тадж-Махала и других бомбейских достопримечательностей: Виктории-Терминус, Секретариата, мечети Хаджи-Али.
Главным предметом мебели в комнате Сакины была большая элегантная кровать, у Разии же стояли две отдельные кровати, накрытые хлопковыми лоскутными покрывалами. А главным предметом мебели был большой письменный стол из красного дерева, с обеих сторон от которого стояли стулья в стиле королевы Анны. По одной части стола были разбросаны детские книги, цветные карандаши, мелки. На другой на промокательной бумаге лежали гроссбухи, стопка писчей бумаги, выстроились в ряд старомодные чернильницы и перья. Первин представила себе, как мать и дочь трудятся рядом – как вот и они с отцом у себя в конторе.
Амина, с двумя чашками чая в руках, аккуратно обогнула широкие тиковые качели, свисавшие с потолка на обтянутых шелком веревках. На качелях могло бы уместиться человека четыре. Висели они у самой веранды, обнесенной чугунной джали, сквозь которую просматривались синее небо и зеленые деревья снаружи.
С Разией Первин нужно было обсудить больше, чем с остальными, но она решила не торопиться. Усевшись на качели рядом со вдовой, она решила, что говорить будет на хинди – нужно быть уверенной, что ее понимают.
– Благодарю вас, что согласились на эту беседу. А Амина не хочет пойти к остальным на занятие музыкой?
– Песня очень простая, я ее и так знаю! – Амина, топая, подошла к столу и села за него, взяв и себе чашку чая. Она не сводила глаз с матери.
Разия застенчиво глянула на Первин.
– Я не против ее присутствия. Амина помогает мне с бумагами, она в курсе всего, что я делаю. Кроме того, речь ведь пойдет о ее наследстве.
Первин пригубила чай, обжигающе горячий, очень сладкий. Удержавшись, чтобы не скривиться, она поняла, что, если хочет произвести хорошее впечатление, не должна перечить клиентке.
– Хорошо. Но, Амина, я научу тебя одному английскому слову: confidential.
– Кон-фи-ден-ши-ал, – медленно повторила Амина. – А значение?
Пристально гладя на девочку, Первин сказала:
– «Конфиденциально». Это означает, что ты доверяешь человеку настолько, что готов сказать ему то, что другим говорить не хочешь. Юрист, который ведет с тобою серьезный разговор, никому потом ничего не расскажет без твоего разрешения. Вот таким должен быть наш разговор, в интересах твоей мамы.
– Секрет, – по-английски сказала Амина. – Почему так не сказать?
Первин отпила чая, давая себе время сформулировать внятное объяснение.
– В секрете часто держат нехорошие вещи. А мы не скрываем ничего нехорошего. И еще мне кажется, что секреты почти всегда раскрывают.
– Согласна. В зенане почти нет секретов, – с усталой полуулыбкой произнесла Разия.
Первин подумала, не сказать ли Разии, что та очень ловко держала в секрете от Сакины свою должность распорядителя вакфа, – вот только начинать с этого разговор казалось нетактичным.
– Спасибо, что уделили мне время. Полагаю, вам тяжело пришлось после кончины мужа.