– Клочок заболоченной земли рядом с текстильными фабриками, – небрежно произнесла Разия. – Вряд ли он дорого стоит.
– На деле – дорого. Землю застроили, там стоят две ваши семейные фабрики.
Плечи Разии от изумления поползли вверх. Она вгляделась в Первин, словно пытаясь понять, правду ли та говорит.
– Это значит, что фабрики тоже принадлежат амми? – голосом звонким от волнения спросила Амина.
– Это решит суд, – сказала Первин, глядя на Разию – к той все еще не вернулся дар речи. – Обещание содержится в письме про махр, однако муж не передал вам прав на землю. Но это еще не поздно сделать. Вам только нужно будет дать мне или другому юристу распоряжение этим заняться.
Разия еще немного помолчала, потом испустила долгий судорожный вздох.
– По-моему, не стоит этого делать. Мой муж использовал эти земли на нужды фирмы, то есть на благо всей семьи. Зачем создавать осложнения?
От ее слов в голове у Первин зародилась мысль, с помощью которой можно будет защитить вакф. Подавшись вперед, она сказала:
– Если земля вам официально не принадлежит, вы не имеете права отдавать ее в дар.
Разия глянула на нее с недоверием.
– У Сакины есть драгоценности, у Мумтаз – музыкальные инструменты. Они готовы их отдать – как я буду выглядеть, если не отдам ничего?
Слушая Разию, Первин сообразила: возможно, вдовы просто очень близки и называют друг друга по именам. Если их отношения действительно таковы, Разии может быть неудобно, что имущества у нее больше, чем у других.
– Каждая из вас принимает собственное решение. Зная все последствия своего поступка, вы по-прежнему хотите передать эту землю в вакф – или предпочли бы сохранить ее в качестве собственного имущества, в обеспечение свое и дочери?
Прежде чем заговорить, Разия снова поколебалась.
– Сакина будет мне очень завидовать, если узнает, что у меня есть земля с фабриками. А Мумтаз? Ей нравятся ее музыкальные инструменты, но их стоимость – ничто по сравнению с тем, что принадлежит мне. Я бы хотела, чтобы информация о фабриках на земле осталась конфиденциальной.
– У меня складывается впечатление, что в этом доме очень много конфиденциальной информации. Сакина-бегум даже не знала о том, что вы мутавалли вакфа.
– Я бы ей обязательно сказала, если бы она спросила! – едва ли не небрежно произнесла Разия. – Но ей это было не интересно. Она много лет жила с моим мужем в достатке. И до появления Мумтаз знать не знала, каково это, когда тебя игнорируют.
Первин поморщилась, поняв, что ее выводы касательно близости между женами оказались наивными. В этом женском семействе постоянно всплывали на свет обиды и зависть.
– Разия-бегум, мне кажется, что вы прикованы к людям и к огромному старому дому, от которого не получаете особого удовольствия.
Разия опасливо посмотрела на Первин.
– А разве оно так в семье не положено?
Первин содрогнулась. Несколько лет назад и она испытывала те же чувства. Отмахнувшись от этого воспоминания, она сказала:
– Вы втроем имеете полное право продать дом и разделить вырученные деньги. На них вы сможете безбедно жить где пожелаете. Возможно, вы хотели бы вновь увидеться с родными – или снять одну из квартир в новом доме с видом на море, прямо здесь, на Малабарском холме.
Разия бросила на нее испепеляющий взгляд.
– Женщина вроде вас может жить без опеки – но я не имею никакого жизненного опыта. Мне приходится думать о безопасности Амины, о том, какие мне самой грозят опасности. Все это очень сложно. Я не знаю, как распорядиться махром, а то, что вы мне сейчас сказали про вакф, крайне неприятно!
– Передайте мистеру Мукри, что он должен поговорить со мной. Я объясню все подробности, – ответила Первин, передавая Разие визитную карточку. – Я оставлю вам копию перевода текста махра. Напишите мне, если захотите встретиться еще раз, – хотя, насколько мне известно, на другой половине дома есть телефон. На карточке указаны оба моих номера.
Разия рассмотрела карточку, положила ее в центральный ящик на своей стороне стола.
– Вы теперь пойдете к Мумтаз.
Первин ответила, складывая бумаги в портфель:
– Каковы ваши отношения теперь, когда она больше не ухаживает за вашим мужем?
– Нормальные, – передернув плечами, ответила Разия. – Она без единой жалобы выхаживала моего мужа и много помогает нам в воспитании дочерей.
– Мумтаз-хала – моя любимая тетя, – добавила Амина. – Она говорит, я очень хорошо играю на вине.
– Нельзя так говорить: «любимая»! – укорила ее Разия. – Мы все одна семья.
Амина крепко сжала губы.
Чтобы остановить перепалку, Первин указала рукой на джали.
– Я слышала снаружи очень красивую музыку. Интересно, это Мумтаз-бегум или девочки?
– Конечно, Мумтаз-хала! Можно я вас туда отведу? – тут же вызвалась Амина.
Первин улыбнулась ей.
– Буду тебе признательна.
– А женщинам правда безопасно жить снаружи? – спросила Амина, когда они вышли со второго этажа зенаны и начали спускаться по лестнице.
– У меня получается.
«Более или менее», – добавила она про себя.
– А можно спросить еще одну вещь, Первин-хала?
– Конечно.
– А это будет… конфиденциально?
Первин остановилась на ступеньке и посмотрела на Амину.
– Конечно. Если только это не такая вещь, которую твоей маме необходимо знать для твоего же блага.
Амина пристально посмотрела ей в лицо.
– Я очень люблю всю свою семью. Но…
– Но что? – мягко подтолкнула ее Первин.
– Я бы хотела уехать и жить в другом месте, как вот вы сказали.
Первин спросила:
– Ты хочешь увидеть мир, который снаружи? То, что нарисовано на картинах на стенах?
Девочка низко склонила голову. И произнесла шепотом:
– Я не хочу тут жить из-за Мукри-сагиба.
Страх встал в груди у Первин холодной стеной.
– Почему? Он… он до тебя дотрагивался?
Амина покачала головой и не произнесла ни слова.
Первин обязана была разобраться.
– Он говорит с тобой грубо, угрожает?
– Со мной и с мамой он говорит просто ужасно. Только не передавайте ему, что я это сказала, а то будет только хуже. – Амина ускорила шаги, будто пожалев, что затеяла этот разговор.
Первин спустилась за нею вслед к подножию лестницы.
– Амина, а мама твоя так же мучается?
– Я не мучаюсь, просто желаю ему смерти. А амми слишком хорошая и слишком тихая. Она боится.
Это Первин уже знала – по тому, как Разия отреагировала на предложение поспорить с мистером Мукри касательно вакфа. Но, может, было в этом что-то еще – и это что-то удастся использовать против него.
– А что он такое сделал, что твоя мама его боится?
– Я сейчас не могу сказать. Это конфиденциально. А рядом Насрин и Ширин.
Амина выбежала в сад, раскинув руки, и в объятия ей тут же кинулись две младшие. Она обняла сестричек со смехом, как будто и не было ее краткого, но такого тревожного признания.
11. Концерт в саду
Бомбей, февраль 1921 года
Придав лицу невозмутимость, Первин последовала за Аминой и ее сестрами в каменный павильон: там на тонком ковре стояло несколько музыкальных инструментов. Первин села на каменную скамейку и стала наблюдать, как Амина занимает учительское место сбоку от двух младших. Амина играла уверенно и ловко, а вот у Насрин и Ширин руки пока были маловаты и не доставали до конца высоких деревянных грифов. Они просто дергали за струны.
Первин предалась своим мыслям. Пока она не получила от Разии и Сакины просьбы об отказе от махра. Судя по их объяснениям, это Мукри был заинтересован в том, чтобы изменить вакф и взять его под контроль. На основании этого, в принципе, можно лишить Мукри статуса распорядителя имуществом, но действовать нужно крайне осторожно, чтобы не ухудшить ненароком положение жен.
Девочки завершили диким дребезгом, Первин тут же зааплодировала.
– Вы прекрасно играете и поете. Мумтаз-бегум очень хорошо вас научила. А где она сама?
– Пошла поспать под миндальное дерево. – Ширин указала на купу деревьев.
Первин не видела Мумтаз, поэтому встала.
– Пойду ее поищу.
Не о чем вроде волноваться, но она волновалась. Быстро подошла к рощице фруктовых деревьев. Увидела чуть дальше что-то серое.
Мумтаз неподвижно лежала у каменной ступени на другом конце сада, возле мраморной джали.
У Первин сжалось сердце. Она позвала Амину, попросила принести из дома стакан воды. Насрин и Ширин запели следующую песню, совершенно беззаботно.
Первин быстрым шагом подошла к лежащей женщине, опустилась на корточки, тронула ее за плечо.
– Дорогая, у вас все в порядке?
Мумтаз застонала, медленно повернула голову.
– Прилегла отдохнуть. Но мне действительно нездоровится.
– Нужно вернуться в дом. – Первин облегченно выдохнула: по крайней мере, вдова может говорить. Увидев серое пятно, она успела подумать худшее.
– Нет, я должна заниматься музыкой с девочками. Я просто чуть-чуть передохнула.
Первин помогла Мумтаз сесть.
– Амина сейчас принесет вам воды, – сказала Первин. – Хотите чего-нибудь сладкого?
– Нет-нет, но, может, вы хотите? Вы почетная гостья. – Мумтаз поперхнулась. – Нужно вас угостить…
Первин от тревоги забыла о тонкостях этикета.
– Я уже напилась чаю и фалуды, больше ничего не надо. Мне кажется, вы недостаточно оправились для разговора. Можем вернуться к нему попозже.
Мумтаз вгляделась в нее из-под полуопущенных век.
– Я должна с вами поговорить, чтобы… все поправить.
Выбор слов показался странным. Первин спросила:
– Что вы знаете про ситуацию?
– Если я передам свои деньги в вакф, мне позволят остаться в этом бунгало.
– Кто вам это сказал?
– Сакина-бегум сказала, что если мы передадим свои деньги в вакф, то сможем жить в бунгало всю свою жизнь. – Мумтаз понизила голос. – Это неправда?
– Не совсем. – Первин помедлила. – Вы читали бумагу, которую мне прислал Мукри-сагиб, подписывали ее?