– Я хотела задать тебе тот же вопрос. – Она изо всех сил старалась говорить спокойно. – Когда ты открыл мне дверь, кого ты ждал?
– Разносчика с ужином! – ответил он, и его горячее дыхание наполнило ей ноздри запахом бурбона. – Всяко не тебя.
– Разносчика с ужином – или еще одну женщину? – Первин догадалась, что длинноволосая девица – из чоула по соседству. Возможно, она часто проводила с Сайрусом вечера. Возможно, дурваны только потому и впустили ее, Первин, что думали: и она приглашена на эту разнузданную вечеринку.
– Чем я занимаюсь – это мое дело, – пьяно процедил Сайрус. – У тебя нет никакого права приходить сюда и вмешиваться.
Декстер, так и лежавший мешком в шезлонге, икнул и объявил:
– Вот ведь не повезло!
– Я пришла только потому, что… – Первин не стала ничего объяснять. Нужно было разбираться с непосредственной ситуацией. И она прорычала: – Красивые же ты мне сказки рассказывал о том, почему допоздна задерживаешься на работе.
– Ничего ты не знаешь. – Карие глаза Сайруса смотрели ей в лицо, но вместо любви в них читалось презрение.
Первин отвела взгляд и стала рассматривать незнакомку: лицо у той было перекошено от ужаса.
– Это она наградила тебя венерическим заболеванием? Или ты пригласил ее впервые, чтобы самому заразить?
Глаза его сверкали от ярости.
– Чтоб тебе умереть.
– Прошу вас, успокойтесь, миссис Содавалла, – вмешался Бипин. – Эта особа пришла по собственному желанию. Ваш муж не просил ее…
– Не лгите за него. – Первин вновь повернулась к Сайрусу и поняла, что еще никогда в жизни так не сердилась. Она буквально кипела, но не столько от ярости, сколько от унижения.
Лицо Сайруса побагровело, слова звучали угрожающе.
– Зря ты раскрыла рот.
Уголком глаза Первин заметила, что девица слезла со стула и крадется к двери. Первин резко бросила ей:
– Сходи к врачу, а то…
«Будет слишком поздно», – хотела она добавить, но Сайрус ударом кулака сбил ее с ног.
Удар пришелся по носу и скулам. Первин отлетела назад на несколько шагов. Оправиться не успела – Сайрус склонился над ней и въехал кулаком в глаз.
Затылок взорвался болью, она стукнулась о книжный шкаф, тот закачался. Бутылки-образцы полетели на пол, Первин – она лежала на полу – почувствовала, как они камнями падают ей на спину, бьются; стекло режет спину, по ней течет прохладный алкоголь. Первин рукой заслонила искалеченное лицо от падающих бутылок, ей смутно слышались какие-то крики и звуки борьбы. Бипин Дутта пытался оттащить от нее Сайруса.
– Прекрати, ты с ума, что ли, сошел? – кричал Бипин. – У нее отец – адвокат…
– Она моя жена! – бушевал Сайрус. – Я делаю что положено.
Во всем теле пульсировала боль. Первин с усилием села, уперлась ладонями в пол – в кожу впились осколки.
– Сволочь! – выкрикнула она, выплескивая накопившийся гнев. – Ты никогда меня не любил, да? Женился ради денег.
Первин почувствовала, как ее тянут за руку, и поняла, что второй пьяный приятель, Декстер, пытается ее поднять. Он сказал ей на гуджарати:
– Вы зря сюда приехали. Уходите, пожалуйста…
Сайрус вырвался из рук Бипина и приближался снова. Декстер бросился наперехват. Все трое мужчин сцепились, Первин поднялась с колен, выпрямилась. При падении сари ее размоталось. Она обернула складки шелка вокруг тела, пытаясь хоть как-то соблюсти приличия, и, хромая, двинулась к выходу.
Увидев, как она медленно выходит из здания, тонга-валла вскочил на ноги.
– Мемсагиб! Что случилось? Я пошлю дурванов за констеблями.
– Прошу вас, не зовите никого. – Первин не говорила, а хрипела. – Просто отвезите меня обратно.
– То есть домой?
Первин выдавила сквозь кашель:
– Да. И побыстрее.
Тонга-валла огрел лошадь хлыстом, Первин вздрогнула, вновь переживая всю боль нападения Сайруса. Сегодня утром он поцеловал ее на прощание. Теперь она знала, что это был последний поцелуй.
Когда они проезжали мимо чоула, Первин подумала: куда, интересно, убежала юная проститутка – домой или к мужчине, который отправляет ее к клиентам? Нынче Сайрус ей не заплатил, но, наверное, заплатит завтра. Первин совершенно не интересовало, что между ними произошло: никогда в жизни она не будет больше разговаривать с Сайрусом.
– Небезопасно женщинам по ночам, – пробормотал возница. – Нигде не безопасно! Пусть ваш муж и свекор поймают негодяя, который это натворил. Вы видели его лицо?
Первин слишком изнемогла, чтобы отвечать. Кроме того, она не собиралась ничего говорить Бахраму или Бехнуш. Яблоко от яблони недалеко падает. Это они вырастили своего сына слабым и испорченным.
Первин попросила кучера подождать неподалеку от дома Содавалла – ей нужно было сходить за деньгами.
– Не возвращайтесь на стоянку, сейчас снова поедем. Мне нужно ненадолго зайти внутрь.
– Поедем в больницу? – спросил возница встревоженно.
– Нет. На вокзал Сильда. – Она постояла, обдумывая все то, что может пойти не так. – Если я не выйду через пять минут, постучите в дверь и позовите меня. Скажите тому, кто откроет: экстренная ситуация.
– Экстренная. – Возница медленно произнес по-английски только что выученное слово.
Гита открыла дверь, как только Первин подошла. Увидев искалеченную хозяйку, служанка зажала рот рукой. Первин, будто и не заметив ее, шагнула в вестибюль и пошла к лестнице.
Бехнуш, видимо, услышала, как открывается дверь: она встала со своего стула в гостиной и вышла в вестибюль.
– Арра марере[66]! – воскликнула она. – Что случилось?
Первин не ответила, у нее была другая задача: взять необходимые вещи и сбежать до возвращения Сайруса. У него машина, он может приехать в любой момент.
Когда Первин торопливо проходила мимо, на пол упали несколько капель крови. Бехнуш их заметила и застонала:
– Ты вся испачкана! Что случилось?
– Простите, – скованно произнесла Первин. Она понимала, что, если обстоятельства случившегося выплывут на свет, Бехнуш никогда не убедит ни одно семейство сосватать им новую невесту.
Бехнуш заплакала.
– Но почему, почему? Почему ты собираешься выходить в таком виде? Почему ты всё измазала кровью? Ты же знаешь правила!
Она сумасшедшая?
Из столовой донесся голос Бахрама:
– Вы чего расшумелись?
Первин хотелось, чтобы они занялись друг другом, а ее оставили в покое. Прочистив горло, она сказала:
– Мне нехорошо. Я пойду наверх.
– Да, но сначала приведи себя в порядок. И тебе нужно бы в маленькую комнату.
Похоже, Бехнуш решила, что Первин изнасиловал какой-то незнакомец. Смирив желание выкрикнуть, что синяки и порезы – дело рук Сайруса, Первин послушно ответила:
– Я туда и пойду. Только загляну к себе, возьму дневник.
– Хорошо. Я попозже пришлю Гиту с ужином.
Первин поднялась к себе. Взяла из альмиры шаль, завернулась в нее. Вытащила из-под альмиры[67] саквояж, засунула туда наличные деньги, свои украшения – все ценности, которые подарили ей родители, плюс браслеты от Содавалла.
Подумав, открыла саквояж и вытащила браслеты из слоновой кости, положила их на бюро. Пусть свекор и свекровь оставят себе эти дорогостоящие кандалы.
Со щелчком захлопнула саквояж и спустилась вниз – только бы не увидели.
До нее долетел громкий голос Бахрама – он говорил по телефону:
– Ты ее видел вечером? Что-что она натворила?
Она надевала сандалии – и тут влетела Бехнуш.
– Что такое? Не смей выходить на улицу! С тебя кровь капает! Что люди подумают?
– Это больше не ваша забота, – бесстрастным голосом произнесла Первин. – Передайте Сайрусу, что я уехала в Бомбей – и пусть он больше меня не беспокоит.
Бехнуш вышла, а Первин решительно наступила на рисунок на пороге – тонкий меловой узор рассыпался в пыль.
1921
17. Черные отпечатки пальцев
Бомбей, февраль 1921 года
Первин сидела на стуле из розового дерева в бунгало Фарида и смотрела, как младший инспектор К. Дж. Сингх рассыпает по полу черный порошок.
Темный порошок, послеполуденный зной и резкий запах крови воскресили воспоминания о доме Содавалла: и жуткую комнатушку наверху, и вестибюль, на пол которого в те давние месяцы она часами наносила узоры по трафарету.
Происходящее казалось ей кошмаром. Первин старательно отводила глаза от тела Файсала Мукри, но все же сочла своим долгом остаться.
Зная, что отец захочет знать все подробности случившегося, Первин решила не покидать места преступления. Решение было смелое, и она сама удивилась тому, что младший инспектор не выставил ее за дверь. Сбор отпечатков продолжился, и Первин быстро поняла, что младший инспектор не упускает ни единой возможности перед ней покрасоваться. Ведь босс его пока на место не прибыл, а Первин – первая женщина-юрист, которую он видел в своей жизни.
Младший инспектор Сингх проворно рассыпал черный порошок толстым слоем буквально повсюду: по мраморному полу, стенам, мебели. Он вконец перепачкал элегантный старинный интерьер, но Первин поняла, что иначе никак. Она следила взглядом за молодым полицейским: у него была аккуратно подстриженная бородка, на голове – внушительных размеров темно-зеленый тюрбан. В отличие от рядовых индийских констеблей, носивших синие рубахи и штаны, младший инспектор был облачен в отутюженную белую форму Королевской полиции: брюки и пиджак.
Золотисто-коричневый портфель из сыромятной кожи, изначально лежавший под телом мистера Мукри, теперь тоже был присыпан порошком. Первин не отводила от него глаз, прикидывая, как бы убедить инспектора отдать ей ее имущество. Он – один из немногих индийцев в администрации полиции и вряд ли захочет, чтобы его заподозрили в потачках соотечественнице.
– Вы много отпечатков нашли? – дружелюбным тоном спросила Первин.
Инспектор бросил на нее высокомерный взгляд.