– Разия-бегум умудрилась сохранить в тайне от Сакины-бегум, что именно она является мутавалли вакха, – заметила Первин. – А такую тайну поди сохрани. По ее словам, они с мужем вместе решили, что занять это место должна именно она.
Джамшеджи вздохнул.
– Фарид-сагиб был человеком предусмотрительным. Мне кажется, он пытался достичь гармонии: чтобы у каждой жены было занятие по душе.
– Я уже упомянула, что у меня состоялся разговор в «Даймлере» с Разией-бегум. – Первин во всех подробностях поведала отцу про признание в убийстве и про то, как с помощью двух вопросов об одежде вывела притворщицу на чистую воду.
– Ты могла ошибиться. Не слишком ли активно ты защищаешь Разию-бегум? – спросил Джамшеджи, пристально вглядываясь в дочь.
– Мне кажется, это классический пример матери, которая берет вину на себя из страха за ребенка. Теперь я должна оберегать ее от контактов с полицией, пока мы сами не узнаем побольше. Сейчас она просто в панике.
Джамшеджи кивнул.
– Возможно, нужды защищать Разию-бегум попросту не возникнет, ведь полиция уже задержала дурвана. Не исключено, что против него есть улики.
– Нет, комиссар Гриффит хочет проверить и женщин.
Увидев, что отец поднял брови, Первин пояснила:
– Я узнала от Элис, что к ее отцу приходил комиссар полиции – обсудить убийство мистера Мукри. Комиссар считает необходимым взять у женщин отпечатки пальцев и обыскать зенану.
Джамшеджи пристально посмотрел на дочь.
– И что решили мужчины?
– Сэр Дэвид не велел комиссару это делать. Вместо этого дал совет: пусть полицейские проверят тех, кто недавно освободился из тюрьмы. – Увидев на лице отца сомнение, Первин добавила: – Я совершенно не хочу доставлять вдовам лишние неприятности, но еще хуже, если преступником объявят невиновного. Или допустим, что на Си-Вью-роуд живет неопознанный убийца, – тогда в опасности абсолютно все. Необходимо, чтобы этого человека поймали.
– Задержали – и обошлись с ним по закону, – поправил ее Джамшеджи.
– Да, – согласилась Первин, отметив, что лицо у отца очень серьезное.
– Ладно, давай я тогда расскажу, что сам сегодня узнал, – сказал Джамшеджи, вновь поднося бокал к губам. – Я съездил на текстильную фабрику Фарида и, на свое счастье, застал там исполняющего обязанности директора, двоюродного брата мистера Фарида – Мухаммада. Я сообщил ему о кончине Файсала Мукри.
– Как он отреагировал?
– Сказал все, что положено в таких случаях, но, похоже, особо не горевал. – Джамшеджи бросил на дочь сардонический взгляд.
Вот и в доме 22 по Си-Вью-роуд тоже не ощущалось горя – только страх и потрясение из-за того, что в бунгало произошла какая-то дикость.
Первин спросила:
– А он знает, где Мукри жил до того, как перебрался в дом Фарида?
– Похоже, он снимал комнату неподалеку от текстильных фабрик, но, когда его назначили управляющим имуществом, он от нее отказался. Зато в его досье нашелся адрес его матери в Пуне. Мухаммад Фарид не стал скрывать своего облегчения, когда я сказал, что собираюсь лично сообщить родным печальные новости.
– Я очень рада, что ты туда поедешь, – сказала Первин. – А ты спросил, не было ли у Мукри каких-то проблем с сослуживцами?
– По словам Мухаммада, ему страшно завидовали: ведь Фарид-сагиб отдал такую важную должность младшему счетоводу. Я, разумеется, спросил, почему Фарид-сагиб не поручил эту работу ему, родственнику, да еще и проживающему в городе. Мухаммад ответил, что Фарид-сагиб переживал за будущее фирмы и считал, что с двумя работами его двоюродный брат не справится.
– Не удивлюсь, если выяснится, что Мукри очернил его перед Фаридом, – вставила Первин.
Джамшеджи ткнул в нее пальцем.
– Безосновательное предположение. Так вот, когда я стал подробнее расспрашивать про Мукри, Мухаммад вызвал старшего бухгалтера, мистера Шарму. Шарма был удивлен новостью, выразил свои соболезнования. После моего нажима добавил, что ему неприятно говорить дурно об усопшем, но на деле Мукри был посредственным работником. По сути, выполнять его работу приходилось подчиненным.
– Тем не менее его не увольняли?
– По словам мистера Шармы, ходил слух, что Мукри – дальний родственник мистера Фарида. Сам Мукри другим про это твердил постоянно: в силу своей близости к Фарид-сагибу он рано или поздно станет директором фабрики. В итоге его выбрали в управляющие имуществом. Этот козырь он использовал на всю катушку. Когда мистер Фарид заболел, Мукри стал появляться на работе всего два-три раза в неделю, жил в бунгало, распоряжения отдавал по телефону или по ходу нечастых визитов. В последнее время он бывал на службе всего раз в неделю.
– А тебе удалось выяснить, каково финансовое положение фабрики? Насколько мне известно, в последнее время на большинстве бомбейских фабрик дела не слишком хороши.
– Совершенно верно. И в нашем конкретном случае Мухаммад Фарид возлагает вину на Мукри, который во время болезни Омара Фарида принял ряд недальновидных решений. Насколько я понимаю, он сообщил руководству, что, поскольку ткань хаки больше не в ходу, мистер Фарид решил перейти на производство других видов ткани. Они начали экспериментировать и вложили много средств в разработку продукции, которая продается очень плохо.
– Если мистер Мукри принес фирме столько вреда, но при этом его не уволили, не думаешь ли ты, что коллеги просто на него наговаривают? – Первин помолчала. – Может, Мухаммад попросту желает ему зла.
Джамшеджи покачал головой.
– Мухаммад Фарид подтвердил, что весь день провел на рабочем месте. Я не стал устраивать перекрестный допрос, потому что оценивать его поступки – не наше дело. Мне нужно было получить у него адрес; теперь я могу посетить миссис Мукри, принести ей свои соболезнования, а потом оставить ее готовиться к похоронам. Завтра поеду в Пуну.
– Одна из жен мистера Фарида родом из Пуны, – заметила Первин. – Сакина Шивна. Ты успеешь зайти к ее родным? Возможно, они встревожатся и поспешат ей на помощь, хотя сама она на это не рассчитывает.
– Мог ли я себе представить, когда брал дочь в сотрудницы, что она повадится составлять мое расписание? – усмехнулся Джамшеджи.
– Ну, ведь будет лучше, если за одну поездку ты решишь сразу два вопроса, – с улыбкой ответила Первин. – А я завтра снова съезжу к Фаридам и выясню, какая им еще нужна помощь.
После разговора с отцом, в результате которого у них появился план, казалось бы, оставалось только лечь спать с чистой совестью. Но Первин мучала мысль, что она слишком много позволила себе с Разией. А кроме того, несправедливо, что дурван ночует в тюрьме и, скорее всего, пойдет под суд, хотя за ним никакой вины.
Когда Первин наконец задремала, ей привиделся дом Фаридов, но не миниатюрный бежевый дворец, каким он был при свете дня, а он же в ночи – и только в одном окне горит свет. Чья это комната? Первин торопливо зашагала к дому, но свет погас, и мысли ее застил страх, что кто-то еще находится в смертельной опасности.
23. Пропавшая девочка
Бомбей, февраль 1921 года
– «Еще одна смерть на Малабарском холме». Что-то знакомое. – Растом положил на стол свежий выпуск «Таймс оф Индия» и посмотрел на сестру. – Ну, Первин? Это ведь те Фариды, которых мы знаем?
Если бы Растом был сотрудником семейной юридической фирмы, она могла бы многое ему рассказать. Но он был всего лишь докучливым братом, поэтому узнал самый минимум. Первин, зевнув, сообщила:
– Папа был поверенным мистера Фарида, который скончался в декабре.
– А, ну конечно! – Растом насадил на вилку кусок бекона. – Папа попросил меня пойти с ним на похороны мистера Фарида, но мы как раз расчищали участок под многоквартирный дом. В газете написано, что управляющий умер прямо внутри дома.
– А на его похороны ты пойдешь? – поинтересовалась Гюльназ, отбирая у мужа газету. Она только что вылезла из ванны, влажные волосы заплела в косу, но при этом успела одеться на выход – в желтое шелковое сари поверх блузки, отделанной кружевом из Шантильи. Просто воплощение молодости и красоты; Первин ей завидовала.
– Не будет никаких похорон, пока полиция не закончит экспертизу тела, – отрубила Первин. Ее доконали дурные сны и долгие часы беспокойной бессонницы. Проснулась она поздно и вскоре узнала, что отец уехал на вокзал, а оттуда – в Пуну.
– Меня всегда интересовало место, на котором стоит бунгало Фарида. Я недавно случайно отыскал его планы в одном из наших архивов. Мы построили этот дом в 1880 году. – Растом говорил со знанием дела и явно не без сожаления.
– Ты тогда еще не родился! Строил этот дом дедушка, – с мягкой улыбкой поправила его Камелия.
– Ну ладно, его строила наша фирма, – признал, закатив глаза, Растом. – Папа меня представил мистеру Фариду, когда он однажды пришел в Мистри-хаус подписать какие-то бумаги. Я ему дал совет: вам стоило бы снести старый дом и возвести на его месте современный многоэтажный. В пять, например, этажей: на одном можно жить с семьей, а с четырех других получать доход.
– Дом стоит по-прежнему; выходит, он отказался, – догадалась Первин.
Растом усмехнулся.
– Он мне заявил: «У меня на данный момент две жены и четверо детей. Скорее всего, появятся и новые. В квартире мира не будет. Если нас всех затолкать в несколько комнат, явно закончится самоубийством, а то и смертоубийством».
– Он, наверное, шутил, – предположила Гюльназ.
– Да уж наверняка. Все рассмеялись. Я отметил, что дедушка построил дом очень качественно, я понимаю, почему в нем по-прежнему хорошо живется.
– Отличный ответ, – похвалила Камелия. – Но времена изменились: захотят ли три жены-затворницы жить там без мужа? Есть у них поблизости друзья и знакомые, которые станут их каждый день навещать? – Она посмотрела через стол, накрытый белоснежной скатертью, на Первин. – И почему ты ничего об этом не говоришь?
– Мама, одна из вдов – моя клиентка, вот я и соблюдаю конфиденциальность. Но я придумаю, как сделать так, чтобы обо всех них позаботились. – Она станет поддерживать их безоговорочно, как вот мама поддерживала ее.