Глаза у Растома блеснули.
– Раз мужа больше нет, решение по поводу бунгало теперь будут принимать жены. Спроси у них, не хотят ли они заработать на ажиотажном спросе!
– Ты это говоришь потому, что у тебя есть потенциальный покупатель на землю на Малабарском холме? – в лоб спросила Первин.
– Если захотят, я найду желающего еще до конца дня. Им стоит только сказать, – добавил Растом, изображая великодушие.
– Только попрошу тебя: никому ни слова о том, что на Си-Вью-роуд есть участок, потенциально доступный для продажи, – предупредила Первин. – Не запрягай телегу впереди лошади и не устраивай мне конфликт интересов.
– Ты права, – тут же поддержала дочку Камелия. – Первин, хочу тебе сообщить, что папа попросил меня выяснить, не строится ли в городе новое медресе. Тебя интересует ответ на этот вопрос?
– Еще как! И что ты узнала?
– Я поговорила с двумя дамами-мусульманками в нашем кружке для поддержки среднего образования. Они сказали, что в недавнее время было основано только одно медресе для мальчиков – мусульманами «Давуди Бхора».
– Фариды – мусульмане-сунниты. Вряд ли они имеют к этому отношение. – Первин была уверена в том, что медресе мистера Мукри – чистый вымысел, он хотел использовать деньги из вакфа на что-то другое.
Раздался знакомый гудок, возвещавший, что Арман отвез ее отца на вокзал и вернулся. Ей пора.
Через полчаса «Даймлер» остановился перед запертыми железными воротами бунгало Фарида. Арман открыл Первин дверцу машины, она подошла к воротам, заглянула внутрь – не откроет ли кто. Поймав на себе взгляды двух дурванов из бунгало напротив, она решила выяснить, знают ли они что.
– Доброе утро! Там внутри есть полиция?
– Какая полиция? – Привратник ростом повыше фыркнул в ответ на ее вопрос. – Никого там не было с тех пор, как вчера уехал этот сыщик-сикх. Маленький Зейд запер ворота.
Значит, вдов никто не охранял. На Первин нахлынула волна тревоги.
– Я должна видеть бегум.
– Покричите – может, мальчик и подойдет к воротам. Утром он плакал, – без всяких эмоций сообщил привратник.
– Выходит, Мохсен так и не вернулся? – уточнила Первин.
– Этот врун? – скривился рослый привратник. – Он сказал в полиции, что был с нами на улице, а на самом деле не был. Мы видели, как он спустился с холма, а потом вернулся. Может, из-за вранья они его и забрали.
Сакина услала Мохсена с поручением. Почему он об этом промолчал? Слегка растерявшись, Первин решила подробнее расспросить привратников об их коллеге.
– А что вы думаете о Мохсене – как о дурване и как о человеке?
Рослый хамоватый привратник передернул плечами.
– Делает свое дело, как и все. Не то чтобы весельчак. Разговаривает мало.
– Да и не с чего ему радоваться, – вставил второй привратник. – Потерять жену и растить двух детей на крошечное жалованье – доля несладкая.
– Всем мало платят, – объявил рослый привратник. Тон его голоса был однозначно неприятным. Что скажут эти мужчины, если узнают, что она, женщина, самостоятельно зарабатывает, причем неплохо?
Первин поблагодарила дурванов и вернулась к воротам.
– Зейд, ты там?
После нескольких окликов мальчик вышел на подъездную дорожку.
– Спасибо, что вышел, – сказала Первин, по мере сил смягчив голос. – Сожалею, что папа твой еще не вернулся.
– Почему они его забрали? – всхлипнул мальчик.
– Я пообещала твоей сестре это выяснить. Откроешь мне ворота?
Зейд сморщился от усилия, отодвигая своими ручонками тяжелый железный засов. Первин пошла с ним рядом к дому, Арман поехал следом на машине. Он поставил ее у главного входа, а Зейд открыл Первин вход в зенану.
– Что вчера делала полиция? – спросила Первин у Зейда. Она плохо помнила подробности нынешнего тяжелого сна, но после разговора с дурванами он опять заклубился в голове.
– Они тут побыли еще немного. Констебли и белый инспектор забрали папу, потом инспектор-сикх тоже уехал. – Зейд посмотрел на Первин широко раскрытыми глазами. – Я рад, что больше они никого не забрали. Но почему они увезли аббу? Ведь он один сторожит наш дом.
– Я согласна, что вам нужна защита. Зейд, может, ты останешься у ворот – откроешь, если кто-то еще появится? – Она наклонилась к мальчику и добавила: – Только не впускай газетчиков и зевак. Можно впускать полицейских, родственников бегум и тех, кого ты знаешь и кому доверяешь.
Зейд вытянулся в струнку, как полагается дурвану, – видимо, научился этому от отца.
– Да, я буду осмотрителен. Иншалла, абба сегодня вернется!
Первин услышала шаги, а потом увидела пожилую даму в белом сари и с ребенком на руках – она спускалась с лестницы. Видимо, няня не ожидала увидеть незнакомку, потому что крепко прижала младенца к груди и широко раскрыла глаза от страха.
– Вы – айя Тайба? А я семейный поверенный Первин Мистри.
– Что? – переспросила женщина, будто бы не расслышав.
Когда Тайба спустилась до конца, Первин сделала шаг ей навстречу, еще раз представилась, повторила вопрос.
Тайба покачала головой, выражая согласие.
– Да, я детей нянчу. Это вы сказали, что я должна отмывать черную пыль и кровь?
Первин хотела было уточнить, что это не она предложила, но перекладывать вину на отца было непрофессионально.
– Простите меня. Мы ничего другого не придумали, и я прекрасно понимаю, как это было ужасно. Ведь ваша основная работа – нянчить маленького. Могу я на него взглянуть?
– Только быстро. – Айя чуть повернула сверток, демонстрируя Первин светлокожего младенца в вязаном чепчике и белом муслиновом платьице. Глаза у него были закрыты, но Первин рассмотрела, что нос и подбородок у него тех же тонких очертаний, что и у Сакины.
– Так это Джум-Джум. – Первин рассмотрела мальчика – тот слегка посапывал. Заметила, что кто-то поставил ему сурьмой точку за ухом. Похожую метку – защиту от сглаза – парсы ставили на головах и ступнях своих детей, а индуисты обводили детям глаза жирной черной чертой. Первин подумала про Зейда – мальчика с несмываемой меткой. Зейд здоров, но с ним приключилось несчастье.
Джум-Джум – единственный сын Фарида, бесценный ребенок. Он станет продолжателем рода, он – главный наследник, ему достанется тридцать пять процентов всего имущества. Каждая из трех дочерей получит вполовину меньше, семнадцать с половиной процентов. Женам, увы, причитается и того менее. Будь у мистера Фарида только одна жена, ей отдали бы одну восьмую часть имущества, но поскольку жен три, оставшуюся после детей долю поделят между всеми ними – и каждой достанется всего 4,17 процента. Это еще один повод проследить, чтобы имущество было в порядке. Вдовы должны получить каждую положенную им пайсу.
Тайба вынесла ребенка в сад, где Насрин и Ширин играли в довольно скучную игру – катали мячик. Первин поняла: если она хочет еще что-то узнать от айи, нужно идти следом.
– Вы часто выходите из зенаны? – спросила она.
– Случается. – Няня настороженно посмотрела на Первин.
– Когда я вчера была на главной половине, мне показалось, что Мукри-сагиб пользуется бывшей хозяйской спальней. Это так?
Айя Тайба сплюнула через уголок рта.
– Да. Он туда перебрался, прямо этакий новый бурра-сагиб[74].
– Я вчера заметила у кровати два бокала. – Первин помолчала. – Можете сказать: там ночевал кто-то еще?
– Что? – Пожилая женщина явно смешалась.
Первин повторила, медленно и отчетливо:
– Я видела в спальне два бокала. Кто с ним ночевал? Эта женщина пришла извне или она из домочадцев?
Айя Тайба затрясла седой головой.
– Меня не спрашивайте. Я ночую с детьми.
– Вы ночуете в детской с Джум-Джумом, Ширин и Насрин. А старшие девочки, Амина и Фатима, – не с вами. – Первин помолчала, понимая, что ее последний вопрос шокирует старушку. – Он мог заставить одну из них спать с ним?
– Они обе хорошие девочки! Да кто вы такая, чтобы напраслину возводить? – Айя издала крик, за которым последовали проклятия на маратхи – Первин и предположить не могла, что нянька знает такие слова.
Первин торопливо пояснила:
– Я ни в чем их не виню и очень надеюсь, ради их же благополучия, что ничего такого не было. Ну, а вдовы?
Няня сощурила слезящиеся глаза.
– И вы задаете мне этот вопрос в доме, в котором они живут? Они почтенные дамы. А вы грубиянка.
Первин подняла руки, сдаваясь.
– Прошу прощения. Скажите хотя бы: вчера днем вы случайно не слышали криков?
– Еще как слышала! Джум-Джум весь день кричал. Зуб у него режется. Даже Амина его не могла успокоить!
Первин тут же уцепилась за это откровение.
– Так Амина в середине дня почти безотлучно была в детской?
– Она сперва пела Джум-Джуму, но он всё капризничал; тогда я ее отпустила.
Наверное, в этот-то момент Амина и услышала крик. Глядя, как айя Тайба смотрит вдаль, и наблюдая, как Насрин и Ширин отнимают друг у друга мячик, Первин спросила:
– Вы считаете, что убийца пришел снаружи?
– А откуда еще. Не мог это быть Мохсен или Икбал, наш повар. Они Мукри до смерти боялись, никогда бы к нему и близко не подошли.
– А почему они его боялись?
– А вам известно, что он перестал платить слугам – сказал, хватит с нас пищи и крова? После этого шестеро слуг сразу же уволились. Остались только Икбал, Мохсен и его дети. И я тоже, потому что здесь у меня есть крыша над головой, стара я еще куда-то наниматься.
– Вы рассказали об этом полиции?
Айя Тайба зашлась кашлем. Отдышавшись, она ответила:
– А меня не спрашивали. Только хотели знать, не впускала ли я кого внутрь. Инспектор-сикх решил, что я вру, будто ничего не слышала, – и это когда ребенок криком заходится и у всех голова болит.
Из их краткого разговора уже стало ясно, что айя Тайба глуховата. Первин хотела еще ее расспросить, но тут Джум-Джум раскричался. На личико ему села муха. Айя Тайба ее согнала, отчего Джум-Джум заревел громче прежнего.