– Буду очень признательна, – ответила Первин, почувствовав сильнейшее облегчение от того, что не явится в колледж полной невеждой.
– Меня зовут Элис Хобсон-Джонс, – добавила девушка, протягивая руку. – Родилась в Тамил-Наду, отправлена морем обратно в Лондон и Оксфорд, ненадолго причалила на Цейлоне, а дальше – кто знает?
Первин пожала протянутую руку.
– Очень рада знакомству, мисс Хобсон-Джонс. Меня зовут Первин Мистри, родилась и выросла в Бомбее.
– Зовите меня Элис, – с ухмылкой предложила ее спутница. – Четырнадцать дней в море – целая вечность, зачем нам формальности?
Взревела сирена, возвещая об отходе парома. Первин смотрела на родных, пока силуэты их не слились с другими провожающими. Вместо комка в горле она теперь ощущала нечто совсем иное.
Предвкушение.
1921
28. Кот в мешке
Бомбей, февраль 1921 года
Первин наконец очнулась: в горле сухо, а тело все мокрое. Похоже, она несколько часов обливалась потом. И все потому, что ее завернули в толстое грубое одеяло. Выпростав руку, она попыталась одеяло стащить, но оно лишь туже обмоталось вокруг ее скрюченного тела.
Тут она все вспомнила: Брюс-стрит, страшный мешок, наброшенный на голову. Вспомнила, как сопротивлялась, как ее ударили. В памяти всплыло, как ее везли по ухабам, как вытащили наружу, как неподалеку плескалась вода. Она уже приготовилась, что сейчас камнем пойдет ко дну в холодной воде. Жизнь ее завершится в Аравийском море, том самом, которое когда-то пересекли ее предки, чтобы начать новую жизнь в Индии.
Тогда, в Верховном суде Калькутты, Сайрус поклялся, что отомстит. Протекшие годы были заполнены учебой в Оксфорде, возвращением в Бомбей, работой в качестве поверенного в фирме отца. Первин позабыла все свои страхи – до последних нескольких дней.
Нападение застало ее врасплох, несмотря на предупреждающие знаки. План злодеев сработал безупречно. Родителям она про свои опасения ничего не сказала, времени прошло много – никто не заподозрит Содавалла. А после ее смерти – когда тело обнаружат – Сайрус волен жениться снова.
Раздался вой корабельной сирены, и в голову пришла еще одна мысль. Она вспомнила зловещую фигуру начальника Джаянта. Рави вне себя от ярости из-за тех новых прав, которые победа Джаянта даровала всем грузчикам. Возможно, что Первин – а ведь ей случалось бывать в доках – похитили, чтобы отомстить ее отцу. Ее бросят тут умирать. Рави уйдет от ответственности.
Была еще, впрочем, ситуация с Фаридами. Кто-то из причастных мог забеспокоиться, что она слишком близко подобралась к истине. Звонок незнакомки, выманивший ее из дому, мог быть уловкой, да и шины Рамачандре наверняка прокололи намеренно. Это указывало на то, что похититель как-то связан со звонившей.
Похищение произошло около восьми часов вечера. Который сейчас час? Она провела затекшей правой рукой по левому запястью, нащупала прямоугольные французские часики. В темноте время не разглядишь, однако утешительно, что они на месте. Первин стала разбираться, оставили ли ей что-то еще. Пошарив обеими руками, обнаружила свою расшитую бусинками сумочку в углу мешка, лежавшего в ногах. Удивительно, что нападавший ее не тронул. Возможно, ради того чтобы труп можно было идентифицировать, когда он превратится в груду костей.
Раз ее не убили, значит, поблизости кто-то есть и ее охраняют. Нужно это выяснить. Прочистив саднящее горло, она принялась выкрикивать на маратхи:
– Вы зачем засунули меня в мешок? Похищение человека – уголовное преступление!
Кричала она минут пять, перейдя сперва на хинди, а потом на английский, употребляя все более крепкие слова. В ответ – тишина, из чего Первин заключила, что рядом никого нет.
Раз она одна, можно попробовать вылезти из мешка, никто не помешает. Решимость взяла верх над испугом, и Первин начала ощупывать колючую ткань. Сверху мешок был плотно зашит, а вот в ногах просто стянут – похоже, завязан веревкой. Развязать узел, расположенный снаружи, явно не получится. Единственный путь к свободе – разорвать прямой край. Первин обшарила свою сумочку, там оказались несколько монет, визитные карточки, пузырек розового аттара и ручка-самописка из перламутра. Она вытащила из уложенной на затылке косы металлическую шпильку, попыталась просунуть сквозь ткань. На пятой попытке тонкая шпилька сломалась.
Нужно что-то острое, металлическое. Она подумала про китовый ус в бюстгальтере, но в мешке не хватит места, чтобы поднять руки и расстегнуть блузку. Вместо этого она достала ручку и стала точить перо об острый кончик сломанной шпильки. Через несколько минут усердной работы перо стало острым как нож. Первин вонзила его в ткань мешка, и, к ее восторгу, перо прошло насквозь. Она принялась старательно расковыривать дырку и за несколько минут проделала отверстие сантиметров в десять. Дальше уже оказалось несложно разорвать ткань руками.
Выбравшись из мешка, Первин медленно расправила затекшие руки и ноги. В правой стопе пульсировала боль, ушибы ощущались на локте и спине. Но она была свободна – в пределах тесного темного пространства, пропахшего пылью.
Пошарив вокруг, Первин обнаружила множество других мешков. Это наводило на мысль, что она в какой-то кладовой: возможно, на одном из многочисленных складов, которые рядами выстроены вокруг гавани или поблизости от причала Баллард.
На таких складах товары могут храниться месяцами и даже годами. Она вспомнила, как возмущался Растом, когда партию гвоздей, которую он заказал для строительства, после разгрузки случайно положили на один из таких складов, – она пропала навеки. Та же участь может постигнуть и Первин.
Она попыталась трезво оценить ситуацию. Если ее как-то затащили в это помещение, из него должен быть и выход. Первым делом она ощупала низкий потолок в надежде найти в нем вентиляционное отверстие. Его не оказалось, по крайней мере поблизости. Первин принялась обследовать холодные цементные стены вокруг мешков. Но когда она начала перемещаться, сразу сказалось то, что она заперта в коробке без дверей и окон. Накатил страх, она сообразила, что совсем не ориентируется и даже уже не помнит, где находится мешок, из которого выбралась.
Первин произнесла про себя молитву, мысли после этого прояснились. Ее затащили на склад, забитый товаром, – наверняка она где-то в передней части помещения, неподалеку от какой-никакой двери. Она отползла обратно к тому месту, где лежал разорванный мешок. Села на пол, обследовала всё вокруг. Внимание ее привлек приподнятый край какой-то деревянной плиты на полу. Она ощупала ее и поняла, что это край большого деревянного квадрата.
Ей удалось приподнять этот квадрат и подсунуть под него руку. Сперва она ничего не поняла, а потом сообразила, что ее положили на полку в складском помещении. Вот почему потолок был таким низким. Чтобы выбраться, нужно спуститься на уровень пониже – хотя с какой высоты придется падать и на что она приземлится, сказать было невозможно.
Некоторые хозяева держали на складах собак. Ходили слухи, что иногда вместо собак держат змей – тогда уже ни вор, ни крыса не заберется. Первин свистнула, вслушалась, не шевелится ли внизу собака; никакого отклика.
Первин медленно свесила ноги в отверстие, пощупала, что там внизу. Тут уставшие руки не выдержали, и она сорвалась. Упала, приземлилась в сидячем положении еще на кучу мешков. Немного посидела там, убедилась, что кости вроде бы целы, – хотя когда она набралась сил и встала на ноги, бедро пронзила боль. Первин решительно заковыляла по помещению туда, где снаружи проникали лучики света.
Деревянная дверь с вентиляцией, поняла Первин, ощупав ее. К сожалению, дверь была заперта снаружи. Прижавшись глазом к узкой освещенной щелке, Первин поняла, что неподалеку снаружи есть люди. Она слышала гул мужских голосов, потом опять завыла корабельная сирена.
Первин сообразила, что она в гавани или где-то совсем рядом. А раз она слышит голоса, может, и ее кто-то услышит.
– Помогите! – крикнула она по-английски, потом на маратхи.
Выкрикивала снова и снова, но никто не откликался; может, еще слишком рано – или склад слишком далеко.
Часов с семи в доках кипела работа, но, наверное, за общим шумом никто не слышит тихого зова со склада. Нужно как-то привлечь внимание к двери в надежде, что те, кто приходит на работу первыми, – разносчики чая, уборщики, грузчики, – ее услышат.
Первин порылась в сумочке. Можно написать записку и протолкнуть в вентиляционное отверстие – вот только рабочие, которые придут к складам, по большей части неграмотны. И тут под пальцы попался прохладный стеклянный флакончик с розовым аттаром. Если его разлить, вокруг распространится сильный запах. Дорогой дамский аромат, в доках совершенно неуместный, наверняка привлечет мужчин к дверям склада. А если потом просовывать монетки в одну анну или пайс сквозь вентиляционные отверстия, кто-то наверняка их заметит.
Первин открыла флакончик и разлила жидкость по краю двери. А потом протолкнула в щель монетку в одну анну, послушала, как она звякнула снаружи о каменную плиту.
– Деньги дают! – выкрикнула Первин, чувствуя себя цирковым лотошником. – Деньги! Деньги! Деньги!
Свет, проникавший в щели, сделался гораздо ярче, а Первин почти охрипла, когда наконец кто-то воскликнул:
– Гляди-ка! Монеты!
– А чего за запах? Где тут розы?
Прижав губы к самому отверстию, Первин закричала:
– Выпустите меня, я вам еще дам! Пожалуйста, прошу, помогите!
– Слышал чего? – спросил один мужчина другого на маратхи.
– Нет, а от запаха меня мутит.
– Будто женщина кричала. Где только?
Второй мужской голос показался ей знакомым.
– Джаянт-бхая! – крикнула Первин. – Джаянт-бхая, это вы?
Повисла долгая пауза, а потом голос откликнулся:
– Первин-мемсагиб! Вы где?
– Тут, за дверью! – Она заколотила изо всех сил, до боли в костяшках пальцев. – За той, от которой розами пахнет!