– Что, как вы думаете, она пила? – Первин едва не спросила: «Ее отравили?» – но вовремя себя одернула. Она ничего не добьется, обвиняя Сакину, а ей многое нужно узнать. Не услышав ответа, Первин добавила: – Должна уточнить, что я не ваш адвокат. Мой официальный клиент – Разия-бегум.
– Понятно, что вы ей помогаете: ведь ей же всё достанется, – произнесла Сакина, впервые высказав вслух свою обиду. – А вот ее доченьке-сластене повезло меньше: она выпила фалуды с морфином.
– Морфин купил Мохсен?
– Нет. Он остался после болезни мужа. Я нашла его в комнате несколько недель назад. Тогда я думала им воспользоваться, чтобы разобраться с Мумтаз. Но на маленькое детское тельце сонный порошок действует гораздо сильнее.
Сакина только что сделала два важных признания, но Первин почему-то отреагировала без ужаса. Нужно было успокоить вдову, а для этого Сакина должна почувствовать, что ее понимают. Первин мягко произнесла:
– Амина внушала вам опасения.
– Девочка все время подглядывала и подслушивала. Я не знала, что она проведала про этот проход; возможно, ей про него рассказала мать. – Сакина плотно закрыла глаза и умолкла. Потом глаза раскрылись, она холодно глянула на Первин: – Нужно дождаться, когда она очнется. Как опять сможет пить, вы еще раз дадите ей лекарство, смешав его с водой. Вам она доверяет.
У Первин потемнело в глазах.
– Нет, так нельзя. Вы знали Амину со дня вашей свадьбы с ее отцом. А вашим дочерям она как сестра.
– Да, их ждет утрата. Как вот и я утратила любовь – дважды. – При этих словах тонкие черты Сакины будто бы заострились.
Первин поняла, что с этой точки удобно начать разговор. Но что можно сказать, а что нельзя, не вызвав взрыва? Она мягко произнесла:
– В детстве вы с Файсалом жили в одном доме. Были очень близки. Лучшие друзья.
Сакина посмотрела на нее долгим взглядом.
– Откуда вы это знаете?
– Ваши родные все объяснили моему отцу. Они не хотели выдавать вас замуж.
– Им казалось, что они знают лучше нас. – В голосе Сакины звучала тоска. – Но я любила Файсала, а он – меня.
Первин трудно было совместить в своих мыслях неприятного человека, с которым она встречалась, и вожделенного возлюбленного Сакины. Но мужчины часто меняются, Сайрус тому доказательство.
– Файсал собирался на вас жениться после окончания иддата?
– Да, так он говорил поначалу. – Сакина, прислонившаяся к стене на расстоянии в пару метров, измученными глазами посмотрела на Первин. – Но все изменилось после вашего визита – когда мы узнали, что в его власти, а что нет. Я стала задавать вопросы, он рассердился. Будто бы и забыл, что без меня никогда не сделал бы карьеры в Бомбее, никогда не жил бы в богатом доме.
– Да, когда Файсал только приехал в Бомбей, вы, видимо, много о нем рассказывали своему мужу. – Первин пыталась говорить одобрительно. – Ведь ваш муж почему-то назначил его на эту важную должность, управляющего имуществом.
– Да. Я предложила мужу взять Файсала счетоводом, – с печальной улыбкой пояснила Сакина. – Рассказала, что у того диплом, никаких вредных привычек, а в Пуне он ничего не добьется. Муж его пожалел, но счел за лучшее, если никто не будет знать, что мы двоюродные. Другие жены стали бы мне завидовать.
Тем не менее, когда Мукри перебрался в бунгало, у них возникли обоснованные подозрения. Первин негромко произнесла:
– Я видела бокалы возле его кровати. Вы уходили к нему на ночь по этому проходу?
– Я даровала ему все привилегии супруга. – Сакина прижалась затылком к стене. – И поначалу ощущала только одно – счастье, что мне вот так вот улыбнулась судьба. Но потом стало ясно, что Файсал изменился.
– Расскажите подробнее, – попросила Первин, поглаживая Амину по волосам. Ей хотелось схватить девочку и убежать – вот только проход был слишком узким, с Аминой на руках мимо Сакины не протиснешься. А еще она обратила внимание на то, что Сакина постоянно держит правую руку в складках сари – скорее всего, она вооружена.
Сакина заговорила торопливо, как будто давно уже мечтала облегчить душу:
– Когда мы были маленькими, он был таким смелым и забавным. А теперь постоянно сердился. Ему сложно было понять, на что в этом доме тратят такие большие деньги. Однако он мне пообещал, что после окончания иддата мы поженимся и будем жить очень хорошо.
– Тем более что в вашем распоряжении будут деньги из махров всех жен, – заметила Первин. – Вряд ли мистер Мукри собирался строить эту школу для мальчиков. Я не знаю одного: позволил ли бы он другим бегум и Амине остаться в доме после вашей свадьбы.
Первин показалось, что Амина шевельнулась под ее рукой.
– Нет. Он собирался найти им мужей, и Амине тоже. Но в последние несколько недель я поняла, что, возможно, выдать их замуж не удастся. – Пристально глядя на Первин, Сакина пояснила: – Мумтаз постоянно выглядела усталой, от нее пахло рвотой. Я знаю, что это означает. Похоже, Файсал заронил в нее свое семя.
Первин вспомнила, как Мумтаз боялась того, что Сакина узнает про ее беременность. Она боялась не зря.
– Откуда вам знать, что она носит ребенка Файсала?
– Если я не могла доверять его намерениям касательно меня, что уж говорить о намерениях касательно остальных? – Сакина закатила глаза. – Он ведь уже видел ее раньше в этом нечистом месте, где она играла на музыкальных инструментах.
– Неизвестно, его это ребенок или нет, – заметила Первин, никак не реагируя на отзыв Сакины о Фолкленд-роуд. – Если роды состоятся в августе, может, это ребенок вашего мужа.
– Я в это не верю. – Сакина дрожала. – Ее ребенку достанется часть наследства? Это несправедливо.
Первин тщательно продумала, как сформулировать свой ответ, чтобы Сакина сочла ее союзницей.
– Когда ребенок родится и мы его увидим, правда тут же всплывет. А пока гадать бессмысленно.
Сакина окинула глазами проход, по которому пришла Первин, будто вспоминая и свои собственные по нему прогулки.
– В первый месяц после кончины мужа я верила всему, что говорил Файсал. Но когда вы со мной всё обсудили, показали документы, рассказали про Разию, я поняла, что он не сможет воспользоваться деньгами, как планировал. – Красивое лицо Сакины исказила мучительная гримаса. – А мы бы остались беззащитными. Он заслуживал смерти за то, что отобрал у нас деньги.
Когда Первин помчалась на разливочную фабрику узнать, чем там занимается Сайрус, ее влекло туда черное облако гнева. Ее бы тогда никто не остановил.
– Сакина, я знаю, что такое боль измены. Вы ее ощущаете? Поэтому и убили?
Видимо, в ее слова все-таки прорвалась боль, потому что Сакина посмотрела на нее с легким удивлением во взгляде.
– Да. В тот день, после того как вы уехали, я твердо решила, что должна избавить нас всех от Файсала. Послала Мохсена за покупками, чтобы никого не было у ворот и создалось бы впечатление, что преступник пробрался в дом снаружи. А это у меня уже было. Семейная реликвия, которую я всегда держу под замком в своем сейфе. – Она наконец-то выпростала из складок правую руку, и Первин увидела длинный серебряный кинжал. Ручка у него была элегантная, отполированная; похоже, настоящая вещь эпохи Великих Моголов – такой место в музее.
Вспомнив, что этот красивый кинжал несколько дней назад резал человеческую плоть, Первин сглотнула.
– Если вы хотели представить дело так, будто Файсала убил кто-то посторонний, зачем вы воткнули ему в шею нож для вскрытия писем, принадлежащий Разие-бегум?
– Разия не имела права распоряжаться вакфом! – Каждое слово было точно колющий удар. – Я это сделала, чтобы она поняла: я могу в любой момент свалить вину на нее. Она понимает, что теперь я в семье главная.
Этот подход к отмщению раскрыл важную черту в характере Сакины. Ее переполняли чувства – не только боль от того, что ее предал друг детства, из которого вырос тиран, но и обида на двух других женщин, которые к ней относились как к средней сестре. Первин нужно было с толком использовать эти сведения.
– Никто же не знал, насколько вы умны. Я полагаю, Мумтаз-бегум и вовсе не подозревает о существовании этого прохода, потому что к ней ваш муж по нему не приходил. Он постоянно находился в ее комнате, не так ли?
– Мумтаз о проходе не знает. – Голос Сакины звучал презрительно. – А Разия, разумеется, да, но никому не скажет ни слова, ведь тогда ее обвинят в том, что она сама им пользовалась. Поскольку Файсал пытался отобрать у Разии ее драгоценный вакф, а потом еще и дочь, все решат, что это она его и убила.
– Понятно. То есть вы неожиданно пришли к нему в комнату через проход?
– Да, как и много раз до того. – Сакина вздохнула. – Я увидела его и стала плакать: мол, весь вакф в руках у Разии. Он обнял меня, не видя, что у меня в руке.
– Он сопротивлялся? – спросила Первин, вспомнив, как много было ран.
– Он кричал, пытался увернуться, но, израненный, уже ничего не мог поделать. Мне это не доставило радости, – добавила Сакина, грустно взглянув на Первин. – Умирая, он плакал, как будто не веря в то, что я с ним сделала. Я и сама не верила.
Первин знала, что вид окровавленного тела мистера Мукри останется у нее в памяти навсегда, как проклятие. Пытаясь, несмотря на это, сохранять невозмутимость, она произнесла:
– Но вы ни в чем не сознались.
– Конечно нет! Я должна была спасти нашу семью. Я сняла всю одежду, приняла ванну. Боялась приносить сари к себе в комнату, поэтому оставила его здесь, в проходе. Никто бы ничего не узнал, если бы не Амина.
При звуке своего имени Амина шевельнулась. Первин предупреждающе погладила девочку, будто говоря: не двигайся.
– Амина с вами обо всем поговорила?
– Нет. Я застала ее, когда она разглядывала мое испорченное сари. Я не могла сказать наверняка, догадалась она или нет, но предложила ей выпить вместе стакан фалуды у меня в комнате: там она может задавать мне любые вопросы – ей я все расскажу, потому что она умнее и храбрее всех остальных. Выпив полстакана, она потеряла сознание. Отнести ее обратно в проход не составило никакого труда.