— Бро-о-ошь… — проскрежетала глыба.
Девушка подошла к камню, всмотрелась в бездонную глубь. «Показалось», — подумала.
— Бро-о-ошь…
— Настя, чего ты ждешь? Давай! — поторопил ее Егор. Даже в полутемноте было заметно, сколь напряжены его скулы. — Это она, лучше делать все, что требует!
Но как просто так взять и сбросить в пасть каменного монстра дорогой подарок отца, тот, что носил в себе воспоминания о нем?
Она нащупала в кармане брошь, крепко сжала в руке. Нескончаемые круги по темной пещере измучили, тяжелый воздух душил, ноги подкашивались от изнеможения.
Некуда было отступать. Пещера поглотила их и не вознамеривалась ни показывать выход, ни отпускать дядю.
Что произойдет, если она отдаст брошь — неведомо. Точно одно — это место станет их могилой.
Воспоминания об отце немного согрели ее, а вот брошь все еще оставалась холодной.
Глянув на Егора, позавидовав его надежде на спасение и доверию духу горы, девушка достала брошь из кармана и посмотрела на нее в последний раз. Приблизилась к каменной пасти, зажмурив глаза, сбросила вниз.
Послышалось постукивание изделия по стенкам каменной глотки. Раздался громкий гул. Настя прижалась к камню, схватила руками свой шлем, словно опасаясь, что он может слететь с ее головы, приготовившись к худшему.
Яркий свет ударил в лицо, он ослеплял и больно резал глаза. Пришлось потереть их ладонями несколько раз, чтобы начать хоть что-то выхватывать взглядом из представшего перед ней помещения.
Огромнейшие кристаллы, появившиеся из ниоткуда, резкий блеск, переливающийся разными цветами, окружили ее со всех сторон. Эхом пронесся над ней холодный женский смех.
Оглянувшись, увидела Егора, который еще щурился в попытке разглядеть место, куда они попали.
— Настенька, так вот какая ты! Много о тебе слышала от твоего отца, — тягучий голос прошел сквозь тело девушки, словно дав ей понять, что она никуда не спрячется.
— Кто ты? — Настя выхватила взглядом приблизившуюся к ней фигуру в длинном платье, усыпанном тысячами самоцветов, зрение наконец-то возвращалось.
— Ты знаешь, кто я, — голос отдавал звоном металла.
— Хозяйка Медной горы! — с восхищением сказал Егор, к которому в этот момент вернулось зрение.
Дама улыбнулась, ее улыбка блеснула бриллиантами. Она была словно высечена из камня, но живая и невесомая.
— Егорка. Давно не виделись! Отдохни пока, — щелкнула пальцами, и парень тут же мирно засопел.
Настя опешила. Ладони, опершиеся на холодную каменную поверхность, — вспотели. Блестящие черным ониксом глаза Хозяйки сверлили девушку.
— Кто тебе позволил говорить другим людям о моих мастерах? О моих сокровищах? — прозвенело железом.
— Я… я… — запиналась девушка, судорожно выкраивая драгоценные секунды, чтобы осмыслить человеческим мозгом все то, что происходило с ней сейчас. «Хозяйка. Существует. Вот она»
— Где дядя Ваня? — вырвалось.
Хозяйка хмыкнула, и это ослабило ее каменный взгляд.
— Он здесь. Не могу же я позволить ему раскрыть правду о моих сокровищах! — повела заостренный нос в сторону. — Вон там он, твой дядя.
Знакомая фигурка стояла возле огромного кристалла и бережно что-то выпиливала.
Первоначальный ужас перед духом горы сменился пониманием, что не такой уж дух и коварный. А о мастерах все-таки заботится. «Живой и невредимый», — вздохнула, в груди тонкой паутиной скрутилась надежда.
— Папа… А мой отец? — все вокруг вдруг перестало существовать. Глаза вмиг стали влажными и защипали, в этот раз вовсе не от блеска кристаллов.
Настя ждала только один ответ.
Ответ, который она искала годами.
Вся боль поисков и ожидания вернулась к ней, навалилась гранитной плитой.
Сердце глухо постукивало в груди, отдавая в уши.
Хозяйка отвернулась, показав спину девушке, и замерла, словно обратилась в статую.
Молчание.
Слеза скатилась по щеке Насти.
Вторая.
Тишина все сказала.
— Я не смогла его вылечить, — упало камнем.
Девушка моргнула. Слезы покатились вниз. Она опустила руку в карман, но броши там больше не было.
Время остановилось.
«Его нет в живых».
Мысль, которую она запрещала себе все эти четыре года, все-таки встала на свое место, горечью облив сердце. Правда рвала грудь на части. Но где-то в глубине души она была уже готова это принять и допускала мысль, что ощущает отца живым, пока занимается его делом и несет вперед его идеи и мечты.
— Я отпущу тебя, но только потому, что твой отец был великим мастером, — Хозяйка все еще стояла спиной к девушке. — И пусть тебе в голову больше не приходит рассказывать людям о моих мастерах и сокровищах, — занесла руку, чтобы сделать щелчок.
— Постой, — Настя поняла, что еще момент и Хозяйка сотрет ей память. Папы больше нет, но есть его проект, его мечта возродить деревню. Утерла слезы. — Подожди, Хозяйка. Я хочу тебе сказать. Рассказать, — слова еще путались. — Там, снаружи, мир совсем изменился, мастеров практически не осталось, — Настя с трудом узнавала свой охрипший голос, но продолжала, — никто не хочет становиться здесь мастером. Остались только дядя Ваня и Егор. Люди разъехались. Еще немного, и гора останется без мастеров вовсе.
Хозяйка повернула к девушке белоснежное лицо:
— Что ты имеешь в виду?
— Имею в виду, что совсем скоро о твоей горе забудут все.
— Не забудут! — Хозяйка недовольно вскинула подбородок, сложила на груди белоснежные руки.
— Забудут. Уже забыли. Все переезжают к тем горам, в те места, слава о которых идет по всему миру…
— Не бывать этому! Мастера были и будут!
— Вся деревня разъехалась по заработкам, разве Хозяйка этого еще не заметила? — нервно сглотнула Настя.
Пещера кристаллов погрузилась в молчание. Лишь слышалось легкое постукивание молоточка дяди Вани и сопение Егора, обнимающего двумя руками кристалл.
Настя затаила дыхание.
— Что это за горы такие, которые славятся больше, чем моя гора? — в тягучем голосе Хозяйки смешались нотки и недовольства, и любопытства. — Где они? Знаешь? — шагнула ближе к девушке.
— К-конечно. Знаю, — попятилась, но быстро поняла, что уперлась в стенку: «Все. Пропало. Разозлила Хозяйку».
— Отвезешь меня, — приказала.
«Отвезти Хозяйку горы? Что? Как? Каким образом?» — закрутилась в голове дилемма, но Хозяйка уже протянула девушке ладонь, на которой блестела хорошо знакомая малахитовая ящерица. Настя перевела недоуменный взгляд на Хозяйку.
— Ты повезешь меня по всем горам. В этой броши. Но помни, что, если ослушаешься моих приказов, я вмиг смогу изжить тебя, — звенел голос Хозяйки.
Настя верила. После всего увиденного сомнений не оставалось. Взяла в руки брошь отца.
Еще миг, и Хозяйка растворилась прямо перед глазами, прозрачной дымкой влилась в камень, лежащий на руке у девушки, который вдруг ожил. Малахитовая ящерица вильнула хвостиком, потянула лапки и вновь застыла.
Не успела понять, как это произошло. Настю вдруг что-то толкнуло в спину, она потеряла равновесие, а открыв глаза, заметила, что оказалась на той самой тропинке, которая упиралась в каменную стенку.
Солнце светило уже ярко.
Рядом захрустели сухие ветки. Настя оглянулась. Из кустов показался почесывающий голову Егор. За ним — дядя Ваня, оглядываясь по сторонам.
Настя не сдержалась, подбежала к мастеру, обняла.
— Отпустила Хозяйка, выбрались!
— Какая Хозяйка? — недоуменно спросили ее попутчики.
Настя поняла, что успел дух горы стереть память и Егору, и дяде Ване. И сейчас этот могучий дух лежал у нее в кармане.
Вдруг раздался телефонный звон, доносившийся из ее рюкзака. Тот лежал неподалеку от тропинки. Она подошла, вытащила телефон и ответила.
— Добрый день, мы хотели сообщить, что нашли ваш файл и заявка на участие в конкурсе — одобрена! Так что ждем вас…
— Это вы меня извините. К сожалению, я не смогу… Ай! — вскрикнула, ее руку словно обожгло током, телефон выскользнул из рук, из травы донеслось:
— Я вас не слышу, можете повторить?
— Е-зжжжай… — раздалось шипение из кармана, — езж-ж-жай на выс-с-ставку. Хоч-ч-чу пос-с-смотреть. — Хозяйка теперь требовала посетить выставку.
— Простите, — подхватив трубку, выпалила Настя. — Я хотела сказать, что да, очень рада, что вы нашли мой файл. Благодарю!
Глаза Насти заблестели от счастья.
Отца больше не было в живых, но его мечта продолжала жить дальше.
Анастасия Голованова. КРОВАВОЕ ЗОЛОТО
«Следующая остановка — площадь Металлургов», — оповестил пассажиров женский голос.
Современный красный высокогорный трамвайчик № 3, с желтым пегасом на боку, следовал по обычному маршруту, усыпляя пассажиров в поздний будничный вечер монотонно приглушенным дребезжанием колес.
Выйдя на остановке у серого десятиэтажного жилого дома, Николай поправил ремень дорожной сумки, оттягивающий плечо. Трамвай, звякнув, повернул направо, двигаясь обратно в центр. Дальше придется идти пешком.
Двадцатиминутная прогулка к пригородным домам всколыхнула воспоминания о детстве. О редких радостных минутах, когда мама добывала сладости на отложенные деньги; строгих замечаниях отца, когда дурачились с братьями или когда Николай ронял инструменты в мастерской. И особо неприятные дни, когда к ним заваливался обезумевший в пьяном угаре сосед, ища своего сына.
Отец недолюбливал его, но лишь терпел и уговаривал, чтоб тот поменьше пил и сына меньше колотил. Сосед, конечно, не слушал его. В округе считали, что он просто пьянчуга, бредивший жуткой историей, которая якобы случилась с ним когда-то давно.
Однажды спрятавшись с Маратом, подслушали разговор отцов:
— …не лгу я, Паша, — сидя за кухонным столом поздней ночью, при скудном освещении наполовину сгоревшей свечи, мужчины гневно шептались. Отец с отрешенным выражением слушал отчаянный пьяный бред соседа, размахивающего руками. — Огроменный был он, окаянный, красивый такой, сверкал, золотом искрил, ик, но злющий, гад, сожрал, не подавился, з-змеюка ик… треклятый.