– Странный народ вы, русские, – сказал немец на прощание. – У нас с сыном было время, чтобы посмотреть вашу страну. В Интуристе мне порекомендовали съездить в Хатынь. Это ужас, герр Мурашко! И ведь это одна из уничтоженных в войну русских деревень. Их были тысячи. Вы должны ненавидеть немцев, вместо этого исцелили моего сына.
– Не бесплатно, – хмыкнул я.
– Это так, – подтвердил он. – Но я видел, как вы смотрели на мальчика. Так отец смотрит на детей.
Когда, интересно, разглядел?
– Вы отчасти правы, герр Шмидт, – сказал я. – Мы ненавидим немцев, заливших нашу Родину кровью. Только вы здесь ни при чем, Гюнтер – тем более. Он ребенок. Даже в войну мы не мстили немецким детям.
– Знаю, – кивнул он. – Вы их кормили. Моей матери в сорок пятом было двадцать, ее брату – тринадцать. Бабушка посылала его к русской полевой кухне, дочь опасалась. К слову, зря – ее не тронули. Наша семья после войны оказалась в русской зоне оккупации, в ФРГ перебралась позже. Там кое-что узнали. Союзники СССР насиловали немок. Особенно лютовали негры. У них поиметь белую женщину считалось престижным.
Через несколько лет западные историки будут утверждать противоположное. Дескать, насиловали русские, а союзники – ни-ни! Эту мульку запустят англичане. Американцы прошлого не стеснялись. Посмотрите голливудский фильм «Ярость», если сомневаетесь. Там немок от насилия уберег командир американцев – ясен пень, весь из себя правильный и благородный. Но на деле было иначе…
– Моему дяде русские солдаты давали хлеб, наливали в кастрюлю суп или кашу, – продолжил Шмидт. – Это помогло семье выжить. Через сорок пять лет русский исцелил моего сына, хотя немецкие врачи уверяли, что это невозможно. Я в долгу перед вами, герр Мурашко! Вот, – он протянул мне визитку. – Будете в Германии – звоните. Постараюсь помочь.
Я поблагодарил и взял визитку. Звонить не собираюсь, но зачем обижать человека? Мы попрощались и расстались. В машине я рассмотрел визитку. Имя: Ганс Шмидт, номер телефона, и более ничего. Ну, и хрен с ним! Я забросил визитку в бардачок и отъехал от вокзала.
«Ауди» сразила моего наемного водителя Николаича. Он облазил ее всю, пощупал каждую гайку, после чего выдохнул:
– Сказка! Порулить дашь?
– Не вопрос, – ответил я. – Могу даже выписать доверенность на управление. Лучше подскажи, где ее хранить? А то сам понимаешь…
Объясню. Это в двадцать первом веке автомобиль можно бросить у подъезда, где никто его не тронет. В СССР оставлять машину чревато. Угонят или «разуют», в лучшем случае – снимут «дворники». Где потом их купить, да еще для «Ауди»? Свой «жигуль» Николаич хранил на платной стоянке. Ее построили у проспекта Дзержинского к Олимпиаде 1980 года. Со сторожами он имел подвязки, и мы договорились, что они временно присмотрят за ласточкой. Официально не могут – мест нет. Да и ездить за машиной через половину города…
Выход невольно подсказала Вика. Во дворе ее дома имелся металлический сборный гараж, выкрашенный зеленой краской. Он располагался неподалеку от нашего подъезда, резко дисгармонируя с окружающим пейзажем. Я спросил у супруги, чей он и почему кому-то разрешили поставить?
– Это Трофимовича из соседнего дома, – ответила Вика. – Инвалид войны, на фронте ногу потерял. Ездил на мотоколяске с ручным управлением, вот и разрешили. Правда, коляску, говорят, продал – со здоровьем плохо, из квартиры не выходит. А гараж пока стоит.
Я подумал и навестил ветерана. Встретил он меня неласково.
– Думаешь, ты один такой умный? – спросил сердито. – Уже подкатывались. Хрен вам! Я за этот гараж кровью расплатился. Денег мне не нужно.
– А здоровья? – поинтересовался я.
Он глянул удивленно.
– Я официально признанный Минздравом целитель, работаю в клинике. Лечу детей, но могу и взрослых. Предлагаю так. Я занимаюсь вашими болячками, и если исцелю, получу гараж в аренду.
Вернуть ветерану молодость, конечно, не вышло, но многое я поправил. Сердце, сосуды, суставы… Три вечера возился. По исходу их Трофимович прицепил протез, прошелся по квартире, после чего изобразил зарядку.
– В партизанах тебе бы, парень, цены не было, – заключил. – Чтоб лечить без медикаментов… Забирай! – он протянул мне ключи от гаража. – Но учти. Долго пользоваться не получится – непременно жалобу напишут. Люди у нас завидущие. Увидят, как машину ставишь, так и настрочат. Исполком прикажет гараж снести.
– Мы оформим договор, – предложил я. – Официально, у нотариуса. Я обязуюсь возить вас в случае нужды по первому требованию и безвозмездно, вы взамен предоставляете мне право пользоваться гаражом. Никакой исполком не подкопается.
– Хитер! – погрозил он пальцем. – Согласен.
– Кстати, мое обязательство не фальшивое. Если нужно, звоните. Не смогу сам – пришлю водителя с машиной.
– Хороший ты человек, Миша! – вздохнул ветеран. – Уважительный и не наглый. Не то выросли некоторые… Телевизор смотреть сил нет. И откуда выползли, бляди? Не додавили мы их…
История с машиной имела и неожиданные последствия. Меня вызвали в КГБ…
10
В прошлой жизни мне довелось бывать в КГБ – при советской власти и позже. Не затем, о чем вы подумали – по журналистским делам. Как-то взял интервью у бывшего советского разведчика, Главлит[30] потребовал согласовать его в КГБ. После распада СССР стало модно писать о репрессиях НКВД, поучаствовал и я. Секретные службы открывали архивы. Не скажу, что сдружился с комитетчиками, но страха перед ними у меня не было.
В половине девятого я припарковал «Ауди» на Комсомольской улице рядом с бюро пропусков. Закрыл двери на замок и вошел в здание. Молодой прапорщик с синими петлицами на кителе выписал бумажку, вложил ее в паспорт и протянул мне.
– Кабинет 23, на втором этаже.
Я поблагодарил и отправился по указанному адресу. В кабинете меня встретил мужчина лет сорока, с большими залысинами над высоким лбом. Ответив на приветствие, взял паспорт с пропуском и указал на стул.
– Присаживайтесь, Михаил Иванович! Побеседуем.
Я послушно занял отведенное место.
– Не буду ходить вокруг да около, – начал Николай Сергеевич (так он представился). – Нам стало известно, что на днях вы якобы купили автомобиль у гражданина ФРГ.
– Почему «якобы»? – поинтересовался я. – Все законно.
– Если не считать того, что продавец автомобиля вернул вам деньги, полученные от кассира комиссионного магазина.
– У вас хорошая агентура, – похвалил я.
– Не жалуемся, – улыбнулся он.
– Если так, то должны знать, почему мне де-факто подарили автомобиль.
– В курсе, – кивнул собеседник. – Вы исцелили сына гражданина ФРГ. По этому поводу нет претензий. У меня вопрос, Михаил Иванович. Что вы знаете об отце своего пациента?
– Только имя и фамилию. Ганс Шмидт.
– Он же Дитер Краус, высокопоставленный сотрудник БНД[31] в чине полковника.
От удивления я присвистнул.
– Вот именно! – подтвердил Николай Сергеевич. – В СССР прибыл как частное лицо с паспортом на имя Ганса Шмидта, но мы знаем его подлинные имя, фамилию, место службы и занимаемую должность.
– Теперь ясно, как пронюхал про меня, – вздохнул я.
– Сбор и анализ информации в БНД поставлены неплохо, – кивнул Николай Сергеевич. – В связи с этим хочу спросить. Интересовался ли мнимый Шмидт какими-либо сведениями о Советском Союзе? Просил ли вас информировать его по тем или иным аспектам? Передавал ли какие-либо бумаги или предметы?
– Проще говоря, пытался ли завербовать? – подытожил я.
– Именно! – подтвердил он.
– Не было, – покачал я головой. – А попробовал бы – получил в табло. Фашист недорезанный! Я к нему, знаете ли, почти проникся. Он рассказывал, что побывал в Хатыни, возмущался сотворенными немцами зверствами. Хвалил русских солдат, кормивших его семью после войны.
– Стандартный прием, – улыбнулся Николай Сергеевич. – Нужно войти в доверие к кандидату на вербовку. Значит, ничего не передавал?
– Вру, было, – спохватился я и достал из нагрудного кармана куртки визитку немца. Как чувствовал – достал из бардачка. – Вот! – положил визитку на стол перед комитетчиком. – В поезде вручил. Предложил, если буду в Германии, звонить, не стесняясь.
– Ага! – Николай Сергеевич взял визитку. – Не возражаете, если спишу номер телефона?
– Нет проблем! – пожал я плечами. – Можете оставить визитку себе.
– Ну, зачем же? – возразил он, быстро списывая цифры на листок бумаги. – Вам дали, вы и владейте. Спасибо за содействие.
– Всегда рад, – сказал я, забирая визитку. – Чем еще помочь?
– Пока все, – развел он руками. – Если немец позвонит, сообщите нам о разговоре. Вот мой телефон.
Он набросал на листке несколько цифр и протянул мне. Я взял и спрятал в карман.
– Не задерживаю более.
Он потянул пропуск из паспорта, собираясь сделать отметку.
– Николай Сергеевич! – остановил его я. – Мы могли бы поговорить?
– О чем? – поднял он бровь.
– О происходящем в Белоруссии. Вы же видите, что творится. К власти рвутся националисты, идейные наследники белорусских коллаборационистов, служивших Гитлеру. Если у них выйдет, быть беде.
– Что вы предлагаете? – насторожился комитетчик.
– Давить гадов!
– Сейчас не тридцать седьмой год, – вздохнул он.
– А я и не предлагаю, как в тридцать седьмом. Давить нужно идейно. Вот они бегают с бело-красно-белым флагом. А ведь тот был знаменем предателей Родины. Наверняка в архивах КГБ сохранились соответствующие материалы: документы, фотографии, кадры трофейной кинохроники. Вот бы их опубликовать! Кинохронику показать по телевидению, снабдив кадры соответствующим комментарием. Почему о репрессиях НКВД трубят на каждом углу, а о зверствах предателей Родины молчим? Пусь люди видят истинное лицо тех, кто рвется к власти. Не то нацики распоясались – уже пытаются учить, как нам жить. Только хрен им! Хорошо б еще озвучить эти факты с трибуны Верховного Совета. Можете рассчитывать на мою помощь. Если нужно, найду журналистов и депутата, которые это сделают.