рху «Что мне сделали евреи?». Разграфил на две колонки. Первую озаглавил: «гадили», вторую: «помогали». Начал вписывать фамилии. В первой появилась одна, во второй не хватило места. Лечили, наставляли, помогали освоиться в журналистике… Смятый листок улетел в корзину для бумаг – вместе с моими антисемитскими воззрениями.
– Читал, – сказал Яковлевичу. – Особенно умилил посыл, что среди евреев слишком много врачей, адвокатов и ученых. А еще писателей, композиторов, кинематографистов. Это так. Возникает вопрос: почему? Вот возьмем вас, Семен Яковлевич, хотя вы, как и я теперь, еврей наполовину. Как учились в школе?
– Золотая медаль! – хмыкнул он.
– В институте?
– Красный диплом.
– Вам помогли их получить?
– Нет! – замотал он головой. – Понимаю, о чем вы, Михаил. Блата не было. Не скажу за всех, но учиться мне не помогали. Даже спрашивали строже, чем с других. Знали об отце-еврее.
– Вот! – я поднял кверху палец. – Почему евреи по всему миру составляют значительную часть работников умственного труда? Почему их много среди лауреатов Нобелевской премии – причем, в таких дисциплинах, как химия, физика, медицина, экономика? То есть там, где по блату не проскочишь, нужен конкретный результат? Что вы знаете об истории своего народа?
– Мало, – признался он.
– Ну, так слушайте. 18 век, Российская империя после раздела Польши получает населенные белорусами и евреями земли. Их там жило много. Что такое Россия 18 века? Неграмотные крестьяне, составляющее подавляющее большинство населения. Небольшая прослойка из дворян и купцов, которые ученостью не блистали. Офицеру русской армии для занятия должности требовалось уметь читать и писать – и только. Да и то неграмотные попадались – в основном, из бывших солдат. А теперь посмотрим на еврейские кагалы[65]. Все мужчины грамотны поголовно, повторю: все! Еврейского мальчика отдавали в хедер[66] в три года. В три! К шести годам он уже свободно читал и писал, в десять-двенадцать мог толковать Тору[67]. Понятно, что религиозное образование – не самое лучшее, но память и умение мыслить оно развивало. В хедере заставляли учить Тору наизусть, то же самое делают в советских школах в отношении стихов классиков. Для чего? Тренирует память. И вот это продолжалось тысячелетиями, что, в конечном счете, на генетическом уровне закрепило у евреев способность к обучению. Все по Дарвину: выживали в многочисленных гонениях самые умные. Получив возможность получить светское образование, евреи стали обходить в науках сверстников. Это порождало зависть, отсюда «Протоколы сионских мудрецов» и прочая лабуда.
– Михаил, а вы точно не еврей? – спросил Терещенко.
Я захохотал.
– То же самое у меня спросил Гальпер, – пояснил, отсмеявшись. – Нет, Семен Яковлевич. У меня, как пел Высоцкий, антисемит на антисемите. Только это не мешает мыслить рационально. Талантливых людей много и среди других народов – русских, в частности. Вспомните Ломоносова и других великих: Лобачевского, Павлова, Пирогова… К сожалению, нас губит отношение к своему дарованию. Я не знаю еврея, который утопил бы свой талант в вине, хотя случаи, возможно, были. Но среди славян это просто ужас. И еще. Свыше полутора сотен евреев стали Героями Советского Союза в Великой Отечественной войне[68]. Четвертое место после русских, украинцев и белорусов, хотя по численности они заметно отставали. Высокий уровень образования позволял евреям воевать в технически сложных войсках – например, авиации. Много их было и среди танкистов. А теперь представьте: идет наступление. Пехотинец может залечь под огнем противника, спрыгнуть в окоп или траншею. У танкистов такой возможности нет – они на виду. По ним палят из пушек, для них устанавливают минные поля. Горели танкисты только так, но дрались. В школе, где я учился, был плакат о Героях Советского Союза – танкистах братьях Вайнрубах. Оба воевали отменно. Наши земляки из Борисова, к слову. Двадцать один еврей-летчик стали Герояим Советского Союза. Это умение воевать вкупе с отвагой и решительностью характерны для израильской армии. Хрен бы иначе они выжили во враждебном окружении. Вы вот знаете, что в войну Судного дня на Голанских высотах сто восемьдесят израильских танков противостояли шестистам сирийским и победили? Лейтенант Цви Грингольд за сутки уничтожил свыше двадцати вражеских машин. Получал ответку: под ним подбили шесть танков. Он пересаживался в исправный – танки в запасе были, не хватало экипажей – и шел в бой. Обгорел, но сбежал из госпиталя, чтобы продолжать сражаться[69]. А теперь скажите: почему я должен относиться к таким людям плохо?
– Вы откуда знаете? – изумился Терещенко. – Про Грингольда?
– Слушал передачу «Голоса Америки», – соскочил я.
– Мне про это Яков рассказал, – сообщил Терещенко. – Он там тоже воевал, только на Синайском полуострове. Удивили вы меня, Михаил. Так знать историю чужого народа!
– Ну, теперь не чужого, – улыбнулся я…
Председатель КГБ открыл дверь в кабинет первого секретаря ЦК КПБ и, переступив порог, закрыл ее за собой.
– Здравствуйте, Ерофей Ефремович! – поздоровался с хозяином.
– И тебе здравствовать, Вениамин Григорьевич! – откликнулся Балобанов. – Проходи, присаживайся[70].
Он встал из-за письменного стола и занял стул за приставным столиком. Председатель КГБ устроился напротив. Положил на стол папку и вопросительно глянул на первого секретаря.
– Приступай! – кивнул Балобанов.
Слушал он внимательно, иногда задавая вопросы. Хмурился. Обстановка в республике, со слов председателя КГБ, оставалась сложной. Волнения в столице удалось загасить, только недовольство властью не исчезло. В трудовых коллективах ропщут. Нехватка продуктов и других товаров в магазинах, огромные очереди за табаком и водкой. С табаком понятно – в Белоруссии не растет, но разве проблема – выгнать спирта больше? Если нет зерна, то сойдет картошка, уж ее в республике завались. Но Москва требует продолжать антиалкогольную кампанию, будто это убережет СССР от проблем. «Идиоты! – мысленно выругался Балобанов. – Надо дать команду гнать спирт на колхозных заводах. Пусть плеснут в него сока и продают, как настойку. Если снизить крепость ниже сорока градусов, по отчетам пройдет не как водка[71]. Дожили! Выпивку гоним, словно партизаны…»
– Благодарю, Вениамин Григорьевич, – сказал, когда председатель КГБ смолк. – Что-нибудь еще?
– Десять дней назад в Минск приезжал руководитель специальной службы Израиля «Натив» Яков Лившиц. В прошлом офицер-танкист, отличившийся в войне Судного дня. Уроженец Минска.
– Что он здесь забыл? – удивился Балобанов. – И что такое «Натив»?
– Израильское государственное учреждение, созданное для связи с евреями, проживающими за границей. Помогает им в репатриации в Израиль. Лившиц приезжал не по служебным делам. У него сын болел, привозил лечить.
– К нам? Из Израиля?!
– По имеющимся данным, с сыном Лившица работал Мурашко.
– Тот самый экстрасенс?
– Он.
– Исцелил?
– Говорят, да.
– Чем болел ребенок? ДЦП?
– Однозначно, нет. Пациент прибыл в клинику на своих ногах – правда, выглядел неважно. Но назавтра совершил с отцом экскурсию по Минску, а на следующий день оба сели в самолет и улетели в Москву. Чем болел Лившиц-младший, неизвестно – этого в клинике не знают. Только сам Мурашко, да еще главный врач. Последний, к слову, и организовал визит. Он друг детства Лившица-старшего. Есть основания полагать, что у пациента был рак.
– Какие основания? – прищурился Балобанов.
– В областной клинике существует детское онкологическое отделение. Основные пациенты – дети из районов, пострадавших от аварии на ЧАЭС. Тяжелейшие случаи, Ерофей Ефремович, больно смотреть. Но с недавних пор пациенты отделения стали резко поправляться. Их и раньше хорошо лечили, персонал у Терещенко замечательный, но чтоб все вдруг? Зафиксировано, что в отделение приходил Мурашко, приносил детям сладости и фрукты. После этого процесс и пошел. В результате Министерство здравоохранения предложило облздравотделам направлять детей с онкологией в Минскую областную клинику. Дескать, там успешно лечат.
– Значит, начал с наших, – заметил первый секретарь. – Деньги с родителей берет?
– Таких фактов не зафиксировано.
– Молодец! – не удержался Балобанов. – Не зря квартиру выделили!
– Он от нее отказался.
– То есть как? – удивился первый секретарь.
– Сам решил вопрос. В Израиль уезжал на постоянное место жительства наш известный литературовед Гальпер. Кто и как свел его с Мурашко, неизвестно, только Гальпер усыновил целителя, прописал его в квартире, и она осталась за Мурашко. Полагаю, не бесплатно.
– Значит, экстрасенс теперь еврей?
– Национальность и фамилию не менял.
– Дожили! – вздохнул Балобанов. – Было время, когда евреи записывались в русские, а теперь наоборот. Хороша квартира?
– Очень! – подтвердил председатель КГБ. – Три просторных комнаты в доме на площади Победы. Высокие потолки, вид на парк Горького.
– У него губа не дура! – хмыкнул Балобанов. – С головой целитель. Что думаешь о нем?
– Наш, советский человек. Патриот, но не любит коммунистов. Говорил это при свидетелях.
– Интеллигенция… – сморщился Балобанов. – Уезжать не собирается? Не поэтому полез в евреи?
– Не похоже, Ерофей Ефремович. Для чего тогда квартира? И национальность не менял.
– Ладно, – кивнул первый секретарь. – Присмотри за ним. Аккуратно, ненавязчиво. Если лечит рак, то желающих получить такого целителя будет воз и маленькая тележка. Ох, не нравится мне визит Лившица! Чтоб евреи упустили случай?