значения. Как скоро выяснилось, прибор сей носил французское название «биде» и использовался отнюдь не для чистки зубов.
Его соседи-коллеги появились, когда он уже успел поужинать булочками, тушенкой и сваренным на электроплитке супом «харчо» из пакетика. Сашка оказался ровесником Лейтенанта. Он щеголял в пятнистой форме расцветки и фасона, еще не виданных Лейтенантом. Как выяснилось позднее, эта форма была американского производства и обычно выдавалась лишь погранвойскам и «коммандос». У Сашки было свежее и красивое лицо, красные, как у девушки, губы и очень раскованные манеры.
— Привет свежему пушечному мясу! Так ты вместо Гриши? Разведчик? — выстрелил он чередой вопросов, на ходу стягивая с себя обмундирование и облачаясь в потертые джинсы и майку со сделанной фломастером надписью «Кино». Почерк выдавал авторство надписи на холодильнике.
Второй сосед — Тюлень — оказался выпускником МГИМО. Блата его родителей не хватило на определение сына на дипломатическую работу даже в Болгарии. На вид ему было лет двадцать пять. Лейтенант лишь позже понял природу его прозвища: Тюлень двигался и говорил в какой-то замедленно-расслабленной, меланхоличной манере, действительно обнаруживавшей определенное сходство с указанным животным. Вдобавок Тюлень носил усы, которые время от времени неряшливо облизывал длинным языком. Он распространял резкий запах пота.
— Что ж, с прибытием! Пить будешь? — сразу после приветствия спросил морежитель, показывая на принесенную трехлитровую бутыль португальского вина.
Лейтенант, уже измученный излишествами последних дней, едва слышно вздохнул, но согласился. Ведь по заведенным в Советской Армии традициям, отказываясь пить, ты автоматически попадал в разряд либо «больных», либо «сук» (то бишь информаторов КГБ). Ни то, ни другое никогда не способствовало развитию хороших взаимоотношений и служебному продвижению.
— Ты уже знаешь, в какой квартирке мы живем? — поинтересовался Тюлень, покусывая ус. Он неспешно выбрал из кучи грязных тарелок ту, что имела поменьше остатков пищи, и помыл ее в тазике с моющим средством.
— Холостяцкой? — наивно спросил Лейтенант.
— Не только! — довольным тоном ответил несостоявшийся дипломат. — Когда-то она была у разведчиков, то есть в ведении твоего гниды-Ильича. И в ней жила семья: дешифровальщик и его жена. А в соседней квартирке жил товарищ дешифровальщика — тоже из разведки. И — угадай! — тоже с женой. Они сидели на радиообмене между УНИТА и южноафриканской армией. Так вот, на почве жаркого климата и женского безделья возник адюльтер. То есть пока один боец невидимого фронта ездил в командировки, второй умудрялся удовлетворять не только свою жену, но и супругу товарища. В один прекрасный момент все тайное, как водится, стало явным. Оружия у нас видишь сколько?
Действительно, у каждого из переводчиков имелись автомат Калашникова, пистолет Макарова, а также гранаты, штыки и мачете. В данный момент Тюлень острым как бритва китайским штык-ножом разделывал огромный ананас. Лейтенант, которому за его неполные восемнадцать пришлось лишь однажды попробовать сей фрукт в Советском Союзе, с удовольствием вдыхал чудесный аромат.
— По слухам, — продолжал Тюлень, — произошла самая что ни на есть классическая история: неожиданный прилет, распахнутые двери, потные простыни, раздвинутые ноги, голая, извините, жопа обидчика, жалкие извинения, крушение мира, гнев, слезы и жажда сатисфакции. В общем, хлопнул Казанову из трофейного «кольта»! За ним последовала и несчастливая обладательница тех самых соблазнительных ног!
— Ладно, хоть не из автомата косил, — цинично добавил Сашка, — а то бы жили сейчас как в Брестской крепости. После последнего штурма!
— Жена пострадавшего как раз вернулась из миссии врачей, — продолжал Тюлень, — она некстати попыталась возражать против столь радикального решения и тоже получила свое! Бах-бах: дуплетом в грудь!
— А потом, — встрял Сашка, виртуозно взрезавший «утюг» с ветчиной, — наш Отелло встал над мертвыми телами, осознал всю тяжесть содеянного и… Вашу мать! Ветчина завонялась!
Действительно, по кухне расползалось облако миазмов, чья вонь забивала даже запах пота Тюленя и аромат растерзанного ананаса.
— Так это… — оторопел Лейтенант, — так это пятно у меня в комнате… Это кровь?!
— Именно! — с садистским удовлетворением резюмировал Тюлень. — Хорошо хоть как-то отмыли! И скажите мне, друзья, как жить в такой квартирке и не пить?
Через некоторое время пришли гости. Ими оказались лектор по международной ситуации подполковник Березняков, преподававший в военном училище Спенсера, и его молодая супруга по имени Эвелина. Своим ростом, телосложением, несколько выдающимися вперед кривоватыми зубами и странно выпученными за толстыми стеклами очков глазами лектор напоминал «поросенка, который умел играть в шахматы» из одноименного советского мультфильма.
— Мужики, — развязно сказал «поросенок» низким голосом, совершенно не вязавшимся с его обликом побитого жизнью интеллигента, и с видом хитрого конспиратора достал из военного рюкзака еще одну бутыль со слезами португальского Мичурина, — давайте насвинячимся!
Эвелина покраснела и застенчиво посмотрела на Лейтенанта. Тот невольно засмеялся, удивившись неожиданно запанибратскому стилю очкарика Березнякова.
— Товарищ подполковник, — сказал Тюлень, принимая стойку «смирно» в своих ободранных спортивных брюках и резиновых тапочках-вьетнамках, — разрешите представить нового члена ячейки — младшего лейтенанта…
— Так вы вместо Гриши? — перебил его лектор, обращаясь к нашему герою. — Очередной агнец на заклание Ильичу?
— Господин подполковник, разрешите приступить к оргии? — не унимался Тюлень.
Березняков внимательно осмотрел стол с двумя трехлитровыми бутылями и ананасом, умильно отметив стоявшую там же бутылку «Столичной». Сняв очки, он потешно приложил их к глазу на манер монокля и строго скомандовал:
— Приступайте, поручик!
Спустя каких-то двадцать минут пьянка была уже в полном разгаре. Настроение Лейтенанта вдруг достигло давно забытых высот. Он наконец добрался до места службы, получил первое крещение работой и нашел новых друзей. Вино оказалось совсем не кислым, а Сашка, Тюлень и Березняков с Эвелиной — очень приятными собеседниками. Довольно скоро выяснилось, что военный лектор действительно любил поговорить. Также оказалось, что он был не просто однофамильцем очень большого генерала из Главного политуправления Советской Армии. Что и позволяло ему последние десять лет кочевать по дружественным государствам с советским военным присутствием и получать неплохие деньги за разъяснение сначала геополитической мудрости нашего вторжения в Афганистан, а затем столь же глубинного смысла вывода советских войск в обратном направлении. У Березнякова оказалось довольно необычное для советского человека хобби: он интересовался историей раннего христианства в контексте его влияния на судьбы Древнего Рима.
— Представляете, — двести лет их резали, душили, бросали на съедение зверям! Считали если не идиотами, то уж точно социально опасными сектантами! А потом хлоп — и в дамки! Вдруг стали официальной религией империи и начали резать и душить всех остальных! Как?! В чем секрет? Представляете, если бы сейчас что-нибудь подобное придумать? Для нашего-то социализма с человеческой харей?
— Ну да, — иронично отметил Сашка, — недаром классики называли Христа первым социалистом!
— Ага! — с неожиданным энтузиазмом поддержал Тюлень. — Если правильно подойти, то все американские баптисты покаются, поклонятся портрету Горбачева и отдадут все заработанное советскому Политбюро! Высший класс идеологической борьбы! Молодец, товарищ подполковник!
Жена Березнякова Эвелина белой кожей и наивным скромным видом поначалу напоминала тургеневскую барышню. Однако где-то между первой и второй «гаррафами»[7] ее лицо раскраснелось, а манеры приобрели очевидный истерический оттенок. Каждые полчаса она неожиданно обижалась на своего мужа и выбегала из квартиры. Сначала Лейтенант удивлялся и вопросительно смотрел на окружающих. Но, судя по отсутствию суеты среди участников попоища, это уже стало своеобразным ритуалом. Последний, в частности, предполагал, чтобы кто-нибудь из присутствовавших вышел вслед за убежавшей в слезах принцессой, уговорил ее простить супруга и победно привел обратно. Вскоре Лейтенант заметил, что упрашивать чаще всего ходил симпатичный переводчик Сашка и что уговоры занимали все больше и больше времени. Стало понятно, что подполковнику политических войск приходилось мириться не только с трудной жизнью пожилого мажора, подготовкой мировой идеологической диверсии и истериками мучавшейся от скуки жены. Впрочем, судя по невозмутимому виду, это его никак не напрягало.
В какой-то момент собравшиеся вспомнили про чуждую советскому образу жизни роскошь — видеомагнитофон. Посовещавшись, решили смотреть копию одного из фильмов об Индиане Джонсе. Для этого зачем-то понадобилось пробить дырку в стене — то ли для электрического провода, то ли для антенного кабеля. Разумеется, дрели или шлямбура ни у кого не оказалось. Зато уже хорошо набравшийся Тюлень деловито предложил использовать табельное оружие. Подполковник начал категорически возражать, утверждая, что «нас всех выпрут отсюда к еб…ной матери?». Наконец спор перешел в принципиальную стадию, и Березняков решил покинуть сцену предстоящего скандала. Эвелина, раскрасневшаяся от вина и утешительных бесед с переводчиком Сашкой, отказалась уходить, приняв позу капризной принцессы. Интеллигентный супруг неожиданно прорычал:
— Иди домой, курица! Я с тобой потом поговорю!
После исхода офицерской четы Сашка и Тюлень приступили к технической подготовке предстоявшей операции. Из пустой пластиковой бутыли от тоника был сооружен импровизированный глушитель. Бутыль приставили к стенке и обложили с двух сторон подушками. Лейтенант был единственным, кто задал вопрос.