Чтобы дать себе возможность подумать и потянуть время, решаю спросить о другом.
– Что означает твоя татуировка?
– Эта? – Север бегло смотрит себе на запястье.
– А есть и другие? – не подумав, брякаю я, и поймав его ироничный взгляд, краснею.
– Да, эта.
– Это что-то вроде масонского знака.
Яснее от такого ответа не становится, но продолжать расспросы я не решаюсь. А то еще подумает, что мне интересны другие его татуировки.
– Хочу макароны с котлетой, – говорю я вслух, отчего во рту собирается слюна.
– Ну с этим проблем точно не будет. Есть неплохое место в паре кварталов. Поедем туда.
Когда машина останавливается у входа «Тео», я не могу не улыбнуться. Надо же такому случиться: Север выбрал мое любимое заведение.
– Уже была здесь? – угадывает он. – Так и думал.
– Бывала иногда, – подтверждаю я, вежливо улыбаясь знакомой администраторше. С плохо скрываемым любопытством она переводит взгляд с меня на Севера. Раньше я приезжала сюда только с Родионом.
– Пойдем. – Его рука проходит сантиметрах в десяти от моей лопатки без намерения коснуться. За такую деликатность я ему благодарна. Не люблю, когда трогают чужие.
Стоит официанту опустить на стол меню, желудок выдает громкий урчащий звук. Организм, оправившийся от стресса, начинает жадно требовать свое.
– Можно мне, пожалуйста, пасту с индейкой, – говорю я, подавив прилив стыда. Из двух зол стоит выбирать меньшее. Если я не поем прямо сейчас, то шлепнусь в голодный обморок.
– Почти макароны с котлетой, – усмехается Север, глядя в меню. – Закажи еще что-нибудь. Не обеднею.
– Чай васильковый, – робко добавляю я. – И… еще эклер.
Приняв заказ у Севера, официант исчезает. Сразу становится неуютно. Во-первых, мой собеседник не пытается заводить беседу, предпочитая пристально меня разглядывать, во-вторых, дневной свет, усиленный лучами потолочных бра, слишком подчеркивают очевидное: я сижу за столом с незнакомцем, ставшим свидетелем одного из самых ужасных дней в моей жизни, рассчитывая, что он оплатит мой обед. Папа провалился бы сквозь землю, узнав, до чего я докатилась.
– Спасибо большое. – Оторвавшись от накрахмаленной скатерти, я заставляю себя взглянуть на Севера. Почему такой мужчина как он вдруг решил возиться с неудачницей вроде меня – загадка. Он явно не заинтересован мной как женщиной.
– Твои макароны еще не принесли, – без улыбки отвечает он. – Рано благодарить.
– Не только за макароны. А за то, что в самый паршивый день в моей жизни вы… то есть ты, оказался рядом. Я догадываюсь, что у тебя есть дела поинтереснее, чем нянчиться со мной.
– Ну почему же? Для меня это интересный опыт – стать свидетелем судьбоносных событий. Я рад, что мы встретились.
– Расскажи что-нибудь о себе. – С улыбкой прошу я, до конца не уверенная, что имею право на такую фамильярность. – Обо мне ты и так знаешь слишком многое.
Его лицо пересекает кривая усмешка.
– Ты знаешь мое имя, номер моей машины и то, что я никогда не был женат. Неплохо для часового знакомства.
– Ты не говорил, что никогда не был женат. Ты сказал, что у тебя нет жены.
– Значит, теперь ты знаешь еще больше. Так что? Решила, куда поедешь после?
Потупившись, я качаю головой.
– Нет пока. Но это не значит, что нужно за меня переживать. Ты уже и так сделал для меня очень много. Серьезно, я не пропаду.
– Сколько денег у тебя на карте? – Прямота этого вопроса заставляет меня вздрогнуть.
– Немного.
– Немного – это сколько?
– Примерно столько, чтобы оплатить это обед. – Поняв, что звучу жалко, я решаю пояснить: – Обычно я не бедствую. Просто так совпало.
Так совпало, что новость о моей несуществующей беременности пришлась на конец месяца, когда деньги, выделяемые мне Родионом, подошли к концу.
– Держи. – Север открывает бумажник и кладет на стол две купюры. – Хватит на то, чтобы снять гостиницу. Приглашать к себе не входит в мои планы. – Заметив мое за пунцовевшее лицо, он с усмешкой добавляет. – Ничего личного, малая. Просто люблю спать один.
– Я не могу их взять. – От растерянности я даже прячу руку под стол.
– Почему?
– Потому что это ваши… то есть твои деньги. А мы друг другу никто.
– Бери. – В его голосе отчетливо слышится металл. – Или милосердие теперь не в чести?
– Если сомневаешься, то лучше не делать, – цитирую я очередной завет отца. – Не хочу злоупотреблять твоей добротой.
– Тогда будешь мне должна. – Насмешливо сощурившись, Север откидывается на спинку кресла. – Так тебя устроит?
– Напоминает сделку с дьяволом, – с нервным смешком замечаю я. – Попросишь взамен мою душу?
– Это самый крайний случай, – Север смеется. Кажется, делает это искренне, судя по яркому, почти озорному блеску в серо-зеленых глазах. – Я отойду ненадолго. – Приложив телефон к виску, он встает. – Несут нашу еду, так что тебе будет, чем заняться.
С трудом дождавшись, пока официант уйдет, я торопливо наматываю спагетти на вилку. Господи, как же вкусно. Достаточно суток голода, чтобы заново ценить все, что стало казаться привычным.
Проглотив кусочек индейки, я невольно смотрю на купюры, по-прежнему лежащие в центре стола. Они действительно мне нужны, так как способны подарить самое ценное – время. Возьми я их сейчас – получу сутки уединения для того, чтобы успокоиться и решить, как быть дальше. Я привыкла во всем полагаться на Родиона, но факт моей ложной беременности обнажил неприглядные факты: наши отношения вовсе не так надежны, как мне казалось, если в критический момент он безоговорочно выбрал не нас, а себя.
Я пытаюсь отвлечь себя едой, но взгляд как примагниченный, снова возвращается к деньгам. Купюры новые, словно только-только вышедшие из-под печатного станка. Рука тянется к ним, но застывает, когда перед глазами встает укоризненное лицо отца. Дескать, ай-яй-яй, не тому я тебя учил, Линда.
Да, брать чужое ты меня не учил, пап. Но и как выжить в большом городе, оставшись без жилья и денег, ты не научил меня тоже.
Подавив прилив стыда, я хватаю купюры и запихиваю их в карман джинсов. На душе сразу становится спокойнее: вопрос с ночевкой решен. Когда заработаю – обязательно разыщу Севера и все ему верну. Я не беру чужое, а кредитуюсь.
Спустя пару минут Север возвращается за стол. Если исчезновение денег и стало для него очевидным, он не подает вида.
– Даже порозовела, – замечает он, увлеченно принимаясь за салат. – С собой что-нибудь закажи.
Я собираюсь решительно отказаться, однако наметившееся движение у входа заставляет меня перевести взгляд. В дверях ресторана стоит Родион. Вернее, уже не стоит, а идет прямиком к нам с Севером.
– Здесь мой парень. – Из-за паники мне с трудом удается говорить членораздельно. – Понятия не имею, как он узнал.
Север прослеживает направление моего взгляда и удовлетворенно хмыкает.
– То есть преподать урок ответственности все же удастся.
– Линда, что происходит, а? – Голос Родиона звенит отчаянием. – Ночевать ты не пришла, телефон выключен… У меня чуть крыша не поехала… Я полдня твоих одногруппников обзваниваю, а в итоге нахожу тебя с каким-то…
Его взгляд рикошетом проходится по Северу.
– Хорошо, что на твоем телефоне локатор включен. Еще бы пара часов – и я бы стал звонить в полицию.
Первый шок от его появления сходит, заставляя вспомнить, что Родион уже больше суток не имеет на меня никаких прав и, следовательно, отчитываться перед ним я тоже не обязана.
– Какое тебе дело, где я нахожусь? – Я придаю голосу отстранено-снисходительную интонацию, невольно копируя речь Севера. – Ты свою позицию относительно наших отношений высказал. Больше нам говорить не о чем.
– Давай не будем обсуждать наши отношения в присутствии посторонних… – Родион раздраженно косится на моего соседа по столу. – Поедем домой и обо всем поговорим.
– Лучше дождись, пока мы пообедаем, – подает голос Север. – Твоя девушка голодна, я тоже.
Мои пальцы стискивают скатерть. Меньше всего мне бы хотелось стать причиной конфликта.
– А ты бы… – Родион разворачивается к Северу с явным намерением вступить в перепалку, но осекается. – Слушай, а я тебя знаю.
На лице моего компаньона не отражается ни единой эмоции. Даже удивления.
– И откуда же?
– Ты дружил с моим старшим братом. Пару раз даже дома у нас был. Ты, наверное, уже не помнишь. Лет восемь-десять.
– Твой брат – покойный Глеб Винокуров? – сощурившись, уточняет Север.
Я наблюдаю за происходящим, затаив дыхание. Господи, что за день! Мой новый знакомый, оказывается, был дружен с покойным братом моего парня.
– Да. – Родион заметно оживляется. – Я даже помню, на какой ты тачке ездил. На черном мерине заряженном с огроменной банкой. Глеб рассказывал, что обвес под тебя лично в Ингольштадте изготавливали.
Кивнув, Север с усмешкой смотрит на меня. В его взгляде читается: выдыхай, малая, разборок не будет.
– Ты извини, что так сразу с наездом… Но ты сам пойми: я все утро ищу свою девушку и в итоге нахожу ее в компании другого мужика. Вы вообще откуда друг друга знаете?
– Случайно познакомились в клинике.
Родион впивается в меня глазами. Дескать, ты уже сделала аборт? И он, получается, в курсе?
– Выяснилось, что я не беременна, – бормочу я, краснея. – Долго объяснять.
– Давай поговорим нормально, а, Линда? – Забыв о существовании Севера, Родион смотрит на меня с мольбой. – Знаю, что повел себя как конченный дебил. Просто я не был готов к таким новостям и запаниковал.
В его глазах читается неподдельное отчаяние, и это заставляет стену моих обид и недоверия пошатнуться. Вчера мы оба были на взводе и наговорили друг другу много лишнего. Не только Родион, но и я. Возможно, действительно есть смысл прояснить ситуацию в более приватной обстановке и на более спокойный тонах.
Не зная, как быть, я нахожу взглядом Севера. Он понимает все без слов и, отодвинув пустую тарелку, кивает.