печатания книг, и газетная, и оберточная. А еще папиросная (сигаретная), промокательная, фильтровальная, покрытая красящим слоем на основе графита копировальная — всего не перечтешь. И даже сходную с настоящим пергаменом плотную полупрозрачную бумагу делают, «пергаментную»: ее обрабатывают серной кислотой, промывают, помещают в содовый раствор и снова промывают — в такую непроницаемую для газов и жидкостей бумагу упаковывают масло, чай, табак и прочие вещества, которые надо оберегать от внешних воздействий. И бумажную (бывает и тканая) кальку, почти вовсе прозрачную делают, пропитывая тонкую бумагу особыми составами. Интересно, что подобием современной кальки пользовались в старину русские иконописцы для перенесение на доску прориси — контура будущего изображения на ней. Слова калька они не знали и получить ее в готовом виде, разумеется, не могли. Они пропитывали растительным маслом обычную бумагу, а потом надежно высушивали, чтобы жир не перешел на деревянную поверхность.
Едва ли стоит продолжать рассказ о сегодняшнем дне бумаги — рубрика «Что старенького?» здесь окажется неуместной. Закончить же эту часть повествования следует, вероятно, как то подсказывает название нашего журнала, рекомендацией о том, как сделать бумагу — самую настоящую и неплохую — собственными руками. Конечно, она вряд ли сможет соперничать с фабричной. Да и захотят ли наши читатели заделаться бумажными фабрикантами? Но ведь сделанное своими руками всегда радует.
Вот этот способ. Надо где-нибудь на берегу пруда или иного водоема, заросшего тиной — зелеными нитчатыми водорослями, зачерпнуть эту самую тину — с берега или собрать со дна граблями. Когда она просохнет, ее следует изрезать ножницами на мелкие — не более полусантиметра — кусочки, после чего истолочь: можно в ступе, можно между какими-нибудь камнями. Далее в котелке, горшке или какой-либо еще посудине растолченную тину следует размочить, положив ее в мелкое сито. Вынув сито из воды, тину накрывают листом бумаги или тряпочкой, потом переворачивают и выкладывают ее на гладкую доску. Через ту же тряпочку или бумагу тину надо прогладить горячим утюгом до полного высыхания или же просушить на солнце. Бумага готова — зеленоватая или желтоватая, если тина пошла в ход не сразу, а некоторое время полежала на воздухе.
Можно получить и совершенно белую бумагу. Для этого толченую тину нагревают в 10-процентном растворе хлорной извести. Сразу же после закипания посудину с тиной необходимо снять с огня и добавить туда немного 2-процентного раствора серной кислоты. Затем, соблюдая осторожность, обработанную массу следует промыть водой и, добавив в нее несколько капель нашатырного спирта, выложить на доску. Далее все делается, как и в предыдущем случае. И также получится бумага, пригодная для письма чернилами, тушью или карандашом.
Возможно украсить самодельную бумагу и собственным так называемым водяным знаком: его будет видно и на просвет, и даже с поверхности. Вы сами определите — каков он должен быть. А выбрав, выложите его контуры тонкой проволочкой на дне сита или — еще лучше — вышейте их тонкой нелиняющей ниткой. Когда будут проделаны все уже описанные процедуры, в ваших руках окажется лист бумаги, какого нет и не может быть ни у кого другого на свете. Право же — ради этого можно и потрудиться!
* * *
Итак, мы с вами более или менее разобрались с бумагой и ее предшественниками. На очереди «перо» — орудие для письма, без которого не обойтись никому, кто хочет слово звучащее обратить в слово письменное. Но об этом мы поговорим в следующий раз.
(Окончание следует)
ОТВЕТ ПОЛУЧЕН!
Не сменять ли шило на мыло?
Вопрос:Васильев Б.И., Украина.
Сразу после войны у нас была большая семья — 18 человек. И моя покойная бабушка всю эту семью обстирывала. А мыло варила сама. Я заинтересовался рецептами и технологией мыловарения в домашних условиях. Хотелось бы узнать рецепт хозяйственного мыла, технологию его варки.
Ответ
О.Г.ЛЕТЧИКОВА, г. Москва
Знаменитый немецкий химик-органик Юстус Либих, ставший за свои открытия членом Петербургской Академии наук, предложил считать количество потребляемого в народе мыла мерилом культуры и благосостояния страны, в чем его охотно поддержали и экономисты, и историки. Ведь эпидемии страшных болезней — чумы и холеры — косили тысячи людей, а остановить их и сохранить численность населения могла прежде всего чистота — привычка к постоянному мытью.
Русские на протяжении веков оставались самым многочисленным народом Европы, и это во многом заслуга мыла да русской бани. И памятуя об этом, иначе воспринимаешь расхожие суждения иностранцев, да и некоторых доморощенных критиков о «варварской», «немытой» России. Но обратимся к фактам.
В Москве на Варварке, что последние 70 лет звалась улицей Разина, среди множества лавок, торгующих щепетильным (галантерейным) товаром, самая бойкая торговля в XVII в. шла в мыльном ряду. А как иначе! Каждому москвичу и заезжему гостю нужно было закупить мыла для пятнично-субботнего похода в баню, каждой хозяйке — для стирки в портомойне или белильне (старые названия прачечной комнаты — от слов «порты» и «белье»). Каждому жениху — для обязательного подарка избраннице сердца. Получит от добра-молодца молодая княгиня зеркальце, гребенку да мыльце душное в монастырьке (нессесере) — поймет, что суженый просит готовиться к венцу. Потому мыло из монастырька и называлось «венчальным». Должен был одарить жених душистым мылом и родственников невесты. Мыло — символ чистоты и здоровья — играло в русском свадебном обряде особую ритуальную роль, запечатленную во многих старинных песнях, былинах, пословицах, байках.
«Мыльня бывает в канун свадьбы, — рассказывают старые люди. — Шаль на невесту оденут, ленточки на шаль, и ведут в баню. Те девки, что сидят на девичнике, моют невесту. После мыльни она уже красоту отдает»… Понимай этот рассказ так: все румяна и белила, что дозволялись девушке, замужней женщине ни к чему, и шла она под венец «не сурьмленой, не беленой», а какая есть, без обмана.
«Ты дай же, родимая матушка, мыльца да с умываньицем», — пела-причитала невеста, прощаясь с девичьей волей.
И на другой день свадьбы на сцену вновь выступало мыло. После умывания и угощения невесту целовали поезжане (привезшие ее дружки и подружки), потому-то и мыло называлось «целовальным». А самым духовитым мылом невеста одаривала сваху — за хлопоты.
Вдова, сызнова собравшаяся замуж, могла и сама в мыльном ряду щепетильным товаром запастись.
Молода вдова купалася,
Свет Настасий Ивановна,
Тремя мылами умывалася.
Перво мылице — смаранское,
Другое мылице — казанское,
Третье мылице — сибирское…
А еще бойкие приказчики могли предложить москвичам XVII века мыло «грецкое» и «халянское индейское», «дегтярное», и «гнилое» (из передержанных кишок скота). Оно отбеливало самое запачканное белье.
Заезжий гость И.Ф.Кильбургер лучшим мылом посчитал «серое крепкое из Костромы» (не про него ли говаривали, что «мыло серо, да моет бело»?) и простое «белое нижегородское».
Каждое варилось по особому рецепту и предназначалось для разных нужд — какое для мытья, какое для стирки… А измерялось в локтях, что по нынешним меркам составляет 38–46 см, то есть длину локтевой кости человека. Цена дощечки мыла длиной 2,5 локтя, шириной в 1,5 локтя для серого мыла — 70 копеек, для белого — 50.
Из Твери везли мыло простое и мельничное (мельничную мазь или пестрель). Доставлялось оно из «поварни мыльной» Гаврила Ондреева Тушинского. И была та поварня «с котлом мыльным и со всею поряднею»…
Из города Шуя, что на Владимирщине, а ныне в Ивановской области, посадский человек Ивашка Степанов писал, что «завел… у себя варити мылишко», и было это еще в 1628 году. А ко временам царствования Екатерины II шуйский промысел достиг такой известности в стране, что императрица утвердила герб города — в верхнем поле — лев (герб Владимирский), а в нижнем — брус мыла.
Мылом, купленным в московском мыльном ряду, пользовалась и царская семья. Но были в Кремле и свои дворцовые мастерские, и известно, что в 1629 году туда было взято из Аптекарского приказа «для мыльного состава 3 золотника масла анисового» и другие припасы.
Любители попариться с «мыльем да с веничком» издавна находили натуральные мыла в окружающей природе, кстати, очень целительные — от разных хворей и ран. Это и глина, и зола, и зольный щелок, и хлебный квас, и ячменная закваска, и мякиш ржаного хлеба, и клей, и бобовая мука, а также растения, обладающие мыльным соком… Многие травы с успехом заменяли мыло.
Многочисленные народы России, особенно ближайшие соседи — тюркские и угрофиннские, вносили в эту копилку природы свои знания. Сибирские татары предпочитали «от-са бын» или «девичью красу», которую русские называли «татарским мылом». Траву «боярскую спесь» называли в народе еще и «диким мылом». А «сорочье мыло» («дрему») называли еще «калмыцким». В Толковом словаре В.Даля указываются еще и «кукушкино мыло», «огонек», «котылек», «лыщица», «мышьи глазки», «волнянка»…
В глубине веков теряется имя первооткрывателя рукотворного искусственного мыла. В «Начальной летописи» в 1150 г. упоминается город Мыльск (не из этого ли города и пошли русские мыловары?), а торговля на Руси велась в средние века столь обширная, что тогда уже были и свои, и заморские мыла.
В XVIII в. появилось на Руси мыло для бритья — раствор на спирту. Чтобы пена была стойкой, в раствор добавлялся винный камень.
На вопрос, какого мыла было больше — своего или чужедальнего, например в XVII в., есть достоверное свидетельство — «Краткое известие о русской торговле» уже упоминаемого И.Ф.Кильбургера.
Побродив не раз по мыльному ряду у Варварского крестца в Москве, поездив на перекладных по всей обширной России, Кильбургер сделал вывод о русском мыле: «Ни один народ не может делать сего товара дешевле… Мыло делается разного рода и в великом множестве».