Тятька лошадь запрягает,
Мамка вожжи подает.
Тятька мамку поцелует,
Мамка козырем пойдет…
Все рассмеялись.
Молчаливый до этого командир отделения сержант Лычагин, сидевший на корме, подал свой голос:
— Такая несерьезная песня в такой сурьезный момент. Все ты, Лысов. Вечно эти вятские, ребята хватские, заведут байки. Вот у нас, курских, песни посолиднее…
— А у нас на Тамбовщине, — сказал Копотилов, — девки хорошо поют… Ох и девки!..
Катера вышли на Кабардинский рейд и заглушили моторы. Стало тихо. Отсюда видна была Малая земля, там, как каждую ночь, раздавались взрывы, трещали пулеметы, взлетали вверх ракеты, светлячками бороздили воздух трассирующие пули.
Затихли и матросы.
Иван Макаренко несколько минут смотрел на Малую землю, потом зябко повел плечами.
— Что-то дрожь по шкуре пробежала, — признался он, прижимаясь к боку Кайды. — Затянуть бы сейчас пару разков с носогрейки да жаль, что прикурить нельзя, немцы огонь заметят.
— Что ты, тезка, — повернулся к нему Прохоров, — прикурить — это полдела. Крути козью ножку. Мне что-то тоже затянуться дымком захотелось.
Макаренко вынул кисет и только начал скручивать цигарку, как вдруг все кругом загрохотало, засверкало. Все побережье, Цемесская бухта озарились вспышками выстрелов, разрывами снарядов. Казалось, что разом зажглись тысячи костров.
Катера завели моторы и рванулись вперед, таща за собой на буксирах мотоботы и баркасы.
Сержант Лычагин встал и крикнул мотористу:
— Приготовься. Кстати, как тебя звать?
— Андрей, — отозвался тот.
Катер прорвался сквозь огневую завесу и оказался в бухте. С кормы катера раздалась команда:
— На баркасе заводить мотор, буксир рубим.
Кругом рвались вражеские снаряды. Катер, лавируя, ушел вперед, а баркас остался на месте. Мотор чихнул и заглох. Моторист прилагал все усилия, но мотор не заводился. Баркас стал неподвижной мишенью. Взрывы снарядов становились все ближе и ближе, от фальшборта летели щепки.
— Ложись на дно! — приказал Лычагин и закричал мотористу: — Расстреляю, если не заведешь мотор!
Андрей стоял на корточках и слал тысячу чертей гитлеровцам и непокорному мотору. Кайда пробрался к нему, спросил:
— В чем загвоздка? Давай помогу.
Они вдвоем стали заводить мотор. Заняло это несколько минут. Но в эти минуты в борту баркаса появилось несколько пробоин, в которые хлынула вода.
Бухту затянуло дымом и гарью. Моторист растерялся, не зная, куда направить баркас.
— Давай прямо, что ли! — крикнул ему Лычагин. — Не крутись на месте!
Прямо по носу баркас напоролся на струю пуль. Моторист отвернул правее. Вскоре полузатонувший баркас ткнулся в берег, и десантники моментально вывалились из него и сразу вынуждены были залечь. Пулеметный огонь прижал их у самой кромки берега.
Вверх взлетели ракеты. При их свете автоматчикам стало ясно, что они высадились намного правее того места, где должна высаживаться вся рота. Подвел мотор, а моторист Андрей не смог правильно определиться. Но винить Андрея, пожалуй, не стоило. В таком пекле, где кругом рвутся снаряды, свистят пули и осколки, где дым гуще, чем при дымовой завесе, растерялся бы самый опытный штурман.
Где-то поблизости во всю глотку орал немецкий корректировщик. Мины и снаряды стали рваться все ближе и ближе. Лычагин, да и остальные автоматчики поняли, что их засекли, лежать тут нельзя, погибнут, как мухи.
Впереди, в нескольких десятках шагов находилась большая воронка от бомбы. Лычагин заметил ее, когда взвилась ракета, и крикнул ребятам:
— Впереди воронка! Бегом туда!
Как только ракета погасла, автоматчики бросились в воронку. В ней разместились все.
Корректировщик продолжал орать. Вскоре мины стали рваться вокруг воронки. Одна угодила в самый центр, взметнув пои взрыве грязь, находившуюся на дне. Автоматчику Голомбиевскому осколок перебил ноги. Прохорова ранило в ключицу. Кайда почувствовал, что и его царапнуло в левую ногу.
Лычагин выругался.
— Вот положение! Чтоб этому корректировщику…
Всем было ясно, что дольше лежать в воронке нет смысла. Еще одно-два попадания — и крышка. При свете ракет выделялось здание электростанции. Можно бежать туда. Но впереди проволочное заграждение, а на проволоке подвешены мины. Стало быть, мины натыканы и в земле. Как преодолеть это препятствие?
Раздумывать долго нельзя. Фашистский корректировщик опять кричит.
Иван Прохоров поднялся и сказал:
— Братва, я рискну.
Выждав момент, он бросился к проволочному заграждению.
Вот он подбежал к нему, поднял руку, и вдруг раздался оглушительный взрыв. Тело Прохорова подлетело вверх и потом рухнуло.
На какое-то мгновение все автоматчики замерли, потрясенные поступком товарища. Кайда округлившимися глазами смотрел на то место, где раздался взрыв. Ему хотелось закричать: «Ваня, дорогой Фергана! Зачем ты это сделал? Может, можно было иначе!..» Но не закричал, понимая, что кричать уже поздно, да и горло перехватила спазма.
Проход в проволочном заграждении ясно обозначился.
— За мной! — скомандовал Лычагин и побежал к проволочному заграждению.
Автоматчики быстро проскочили через проход.
Кайда увидел Прохорова, лежащего навзничь.
— Ваня, — позвал он, наклонясь над ним.
Как хотелось, чтобы тот отозвался, открыл глаза, пусть бы он был тяжело ранен, но жив. Но Прохоров был мертв. Кайда выпрямился и побежал за товарищами.
Пулеметная и автоматная стрельба раздавались на электростанции и в районе цементного завода.
Отделение сержанта Лычагина направилось к цемзаводу, а другое отделение — к электростанции. Вероятно, решение командиров было правильным. В населенном пункте, где приходится драться за каждый дом, надо действовать мелкими группами. В столь сложной обстановке каждый десантник сам себе генерал, должен сам принимать решения.
От стены к стене, от камня до камня пробирались десантники к заводу, стреляли короткими очередями по вспышкам немецких автоматов.
На рассвете они оказались в небольшом помещении какого-то цеха. Крыши над цехом не было, вместо нее натянута металлическая сетка.
— Что будем делать теперь? — задался вопросом Лычагин и обвел внимательным взглядом товарищей.
Перед ним было всего пять автоматчиков — Владимир Кайда, Анатолий Лысов, Николай Копотилов, Иван Максимов и Николай Соболев. Все грязные, только белки глаз и зубы сверкают.
— Перво-наперво надо перекурить, — тяжело переводя дыхание, сказал Копотилов.
— Надо пробиваться к своим, — заметил Кайда.
— А где они, свои-то?
— Разведку произведем.
— Ну, что ж, перекурим, — согласился командир отделения.
Но только закурили, как на сетку упала граната и разорвалась.
— Случайно залетела, — заметил Лысов.
Через минуту на сетке разорвалась вторая, потом третья.
— Это уже не случайно, — обеспокоился Лычагин. — Немцы знают, где мы находимся. Сматываемся отсюда.
Они выбежали в коридор. Решили проскочить цех и подобрать для боя лучшее место. Последним бежал Кайда. Пятеро успели вбежать в дверь, ведущую в другой цех, а Кайда не успел, как струя пуль отсекла его от дверей. Он отпрянул назад. Сразу сообразил, что стреляет не один немец.
Кайда ринулся назад, вскочил в угловое помещение. Здесь по-видимому была кладовая, у стены стоял железный шкаф со слесарным инструментом. У окна стоял верстак. Кайда вскочил на него, сдернул с головы бескозырку и сунул в карман. Осторожно выглянул в окно.
Около дверей стоял немецкий матрос. Он махал рукой, давая сигнал своим, чтобы шли к нему. Из пролома в стене вышло около десяти гитлеровцев и торопливо двинулись к дверям, ведущим в цех, где находился Кайда.
«Вот влип», — подумал Кайда и отстегнул от пояса противотанковую гранату.
Когда немецкие моряки скучились у дверей, он швырнул ее.
— Это вам за Ивана Прохорова, — процедил он сквозь зубы.
Вслед за взрывом спрыгнул с верстака и бросился к двери. Перед ним выросли два гитлеровца, уцелевших от взрыва. Кайда расстрелял их в упор.
И тут он услышал треск автоматов — своих и немецких — из соседнего цеха, куда ушли его товарищи. А вскоре послышался голос Лысова:
— Малютка, где ты?
Кайда увидел их и сделал предостерегающий жест, Чтобы не шли дальше, так как немцы могли держать на прицеле ту дверь. Его поняли. Копотилов нацепил бескозырку на конец приклада и выдвинул ее вперед. Выстрелов но последовало. Тогда Кайда разогнался по коридору и быстро проскочил в дверь. И в тот же миг над его головой просвистели пули.
Максимов покачал головой и заметил:
— Этот фриц явно влюбленный в тебя.
— Оно и видно, — обозленно сплюнул Кайда.
Автоматчики вышли из цеха и остановились около стены. Стреляли где-то за пределами завода. Пошли туда.
— Стоп, — остановился вдруг Лычагин, увидев нескольких немцев, нырнувших в тоннель. — Надо прочесать.
Лычагин и Копотилов остались у входа, а Кайда и Лысов нырнули в туннель и стали прочесывать его короткими очередями. Но там уже никого не было, немцы успели скрыться.
Вернувшись, Кайда доложил:
— Никого там нет, зря только патроны тратили.
Откуда-то по берегу бил пулемет. Максимов и Соболев, посланные командиром отделения разведать его местонахождение, сообщили, что пулемет установлен в окне второго этажа конторы завода.
Решили его уничтожить. Подобравшись ближе, стали поочередно стрелять в окно. Пулемет замолкал на какое-то время, потом опять стрелял.
— Долго мы с ним будем цацкаться, — разозлился Лысов, отстегивая с ремня противотанковую гранату. — Сейчас устрою им веселую жизнь на том свете.
Прижимаясь к стене, он подобрался к окну и метнул в него гранату. Взрыв потряс дом. Пулемет замолк навечно.
— Морской порядок! — изрек Лысов.
Откуда-то из развалин появилась группа пехотинцев. Лейтенант подбежал к Лысову, обнял левой рукой.