Лысов обрадованно воскликнул:
— Теперь порядочек! Повезло тебе…
Кайда сделал предостерегающий жест.
— Не высовывайся, — вполголоса сказал он.
— В чем дело? — насторожился Лысов.
— Рация молчит. Это, конечно, обеспокоит немецкое командование. По-моему, должны прислать сюда связного узнать, в чем дело.
— Верно, — согласился Лысов. — Это ты толково подметил.
Кайда осторожно выглянул из окопа. Кругом шла стрельба, но трудно было разобрать, кто и почему стреляет. Людей не видно. Только вдалеке, около домов виднелась группа немецких солдат. Они держали автоматы наготове, но не стреляли. Вот они повернулись и пошли в сторону города.
Минут через двадцать, когда Кайда уже решил было прекратить наблюдение, показался тот, кого матрос поджидал. Это был толстый немец, полз он тихо и осторожно. Кайда удивился, что послали такого толстяка. «Более сноровистых, видно, нет уже», — усмехнулся он.
Подпустил его близко, шагов на двадцать. Прицелился в лоб и дал короткую очередь из автомата, Гитлеровец даже не дернулся, а замер на месте, словно выжидая момента, чтобы ползти дальше.
— Готов, — сказал Кайда.
— Пошлют другого, — отозвался Лысов, стоя на корточках и держа наготове автомат.
Действительно, вскоре показался второй солдат. Этот полз осторожнее, прячась за каждым камнем. Но и его постигла та же участь.
— Смени меня, — попросил Кайда. — Глаза слезиться начали.
Под вечер пополз третий связной. Лысов застрелил и этого.
Когда стемнело, Кайда сказал:
— Надо разыскивать ребят.
— А это возьмем с собой? — кивнув на рацию, спросил Лысов.
Кайда задумался.
— Возись с ней, а проку никакого. Лучше вывести ее из строя, чтобы не досталась врагу.
И он разбил ее прикладом автомата.
Забрав все патроны и гранаты, матросы покинули окоп.
Лычагина и других матросов разыскали быстро.
Кайда дал Лычагину флягу с вином, а когда фляга опустела, роздал всем гранаты.
Выслушав Кайду, Лычагин невесело покачал головой.
— В дурацком положении мы, братки. Кругом немцы. Причалы в их руках. Как оно обернется дело этой ночью? Бабушка надвое сказала. Немцы дерутся за Новороссийск всеми зубами. Оно и понятно. Город — главный опорный пункт ихней «Голубой линии». Потеряют его — и к чертовой матери полетит их линия, будут драпать до Крыма.
За эти дни Лычагин так похудел, что стал казаться еще меньше ростом. Щеки ввалились, на них отросла щетина непонятного цвета, нос заострился, а глаза запали. Обмундирование превратилось в грязное лохмотье. Впрочем, вид у остальных был не лучше. Кайда обмотал ботинок с отлетевшей подошвой проволокой и бинтами. Ходить в таком ботинке неудобно. Поневоле приходится ковылять. Пришлось забинтовать и вывихнутый палец на правой руке.
Обвел Лычагин всех вопросительным взглядом и вздохнул:
— Что предпримем? Мое мнение такое. Выберем укромное местечко, до полночи отдохнем. А там посмотрим, как развернутся события. Может быть, под утро придется прорываться. А куда — потом решим.
Так и порешили. Нашлось такое место, где без риска можно расположиться. Лычагин поставил Кайду часовым.
— Ты вроде покрепче. Через полчаса разбудишь Лысова, а потом он меня.
Матросы уснули сразу как убитые. Кайда притаился У стены, держа наготове автомат и всматриваясь в темноту. Стрельба на какое-то время утихла, а это еще больше настораживало. Он вглядывался в темноту, пытаясь угадать, что в ней таится. При вспышках ракет виднелись перебегающие темные фигуры. Кто они? Куда перебегают? На сердце было тревожно. Что принесет завтрашний день? Кайда — опытный десантник, он знал, что под покровом темноты идет перегруппировка, накапливаются силы для нового удара. Чей удар окажется крепче?
Когда Кайду сменили, он лег между камнями, прижав автомат к груди. Закрыл глаза и сразу почувствовал слабость во всем теле.
И в этот миг кругом загрохотало, огненные зарницы засверкали над бухтой. Затявкали, захлебываясь от ярости, пулеметы, затрещали автоматы. В гуле взрывов явственно слышался рев моторов и катеров.
Все матросы вскочили. Вскочил и Кайда. Ворча, стал тереть глаза, которые не хотели открываться. Несколько минут молча смотрели на происходящее. Каждый понимал, что высадились новые десантники, что это, может быть, решающий бой, от которого зависит судьба города.
— А мы что — спать в это время будем? — нарушил молчание Лычагин.
— Какой там сон, — отозвался Кайда. — Поддержать ребят надо.
— Вот это мужской разговор. Итак, братва, мы должны помочь. Как? Мое мнение такое. Немцы, конечно, будут подбрасывать к берегу подкрепления. Мы у них в тылу. Вон видите те развалины, — он указал рукой в сторону дороги, где находился разрушенный дом. — Там засядем. Мимо нас будут идти. Устроим им полундру. Одобряете?
— Генеральская у тебя голова, — похвалил Копотилов. — Отлично задумано.
— А если нас окружат? — задался вопросом Максимов.
Кайда усмехнулся, положил ему руку на плечо:
— Иван, ты что — только проснулся? Да мы уже которые сутки в окружении. Или ты не замечаешь?
Максимов посмотрел на него сначала с недоумением, потом его лицо расплылось в улыбке.
— А ведь и верно. В голове винтики развинтились.
— Двинулись, — сделал знак рукой Лычагин…
Прошло более часа, как они сидели в засаде. Но ни один немец не проходил мимо — ни на передовую, ни с нее. Кайда, лежавший поблизости от Лычагина, пробурчал с недоумением:
— Непонятно что-то.
— А мне понятно, — сказал Лычагин. — Нет, стало быть, у них резервов.
— Тогда чего же лежим?
— Помолчи. Кажись, кто-то бежит.
На дороге, со стороны порта, показались немцы. Их было не меньше взвода. Они шли торопливо, пригнувшись. Задние на какой-то миг поворачивались и стреляли из автоматов короткими очередями.
— Эти наши, — сказал Лычагин и нажал спусковой крючок.
Не ожидавшие нападения с тыла, гитлеровцы заметались. Шесть матросских автоматов уложили их всех на дороге.
— Так-то вот, браток, — заметил Лычагин, повернувшись к Кайде. — А ты говорил, чего лежим.
— Драпают, выходит, — сказал Кайда.
— Выходит, что так.
Какую-то минуту спустя, делая перебежки, показалась еще одна группа. Кайда уже хотел нажать спусковой крючок, как Лычагин крикнул:
— Это свои. Не стрелять.
Поднявшись из-за укрытия, он радостно закричал:
— Эй, братки! Смелее продвигайтесь!
— А ты кто такой? — раздался настороженный голос.
— Мы куниковцы. Третьи сутки тут.
— Выходите, посмотрим.
Матросы поднялись и вышли на дорогу. Им навстречу шагнули двое — офицер и солдат.
— Вы стреляли? — спросил офицер.
— Мы, — ответил Лычагин, кивнув в сторону убитых гитлеровцев. — Наша работа.
— Молодцы! Вы здорово помогли нам. Спасибо. — Офицер крепко пожал ему руку.
Тут подошли остальные солдаты. Они жали руки матросам, обнимали.
Офицер спросил Лычагина:
— Как тут обстановочка?
Лычагин показал рукой вдоль дороги.
— Метров двести можно продвинуться, как говорится, без греха. А дальше не знаю. — И спросил в свою очередь: — А как обстановка вообще? Мы тут ничего не знаем.
Офицер ответил, В эту ночь в помощь стрелковому полку подполковника Каданчика высажен еще один полк. Причалы опять отбиты у немцев. Полк занял электростанцию, цементный завод. Сопротивление немцев ослабевает.
Несмотря на темноту, Кайда разглядел, сколько звездочек на погонах офицера. Спросил:
— Товарищ капитан, а как наш батальон?
— Точно не скажу. Но мне известно, что штаб батальона до сих пор в окружении в клубе портовиков. Рота автоматчиков капитан-лейтенанта Райкунова заняла железнодорожный вокзал и водрузила на нем знамя. Но потом гитлеровцы нажали на роту, и она засела в башнях элеватора. Не повезло и двести пятьдесят пятой бригаде, которая высадилась левее вашего отряда. Гитлеровцы разгромили ее. Как видите, обстановка еще сложная.
Матросы переглянулись.
— Выходит, что еще завтра придется несладко, — вздохнул Кайда. — Ну, что ж, еще подтянем пояса.
— Да вы, ребята, голодные, видать, — спохватился капитан и повернулся к солдатам: — А ну-ка, товарищи, поделитесь с матросами кто чем может.
— Нам бы патронов, — сказал Лычагин. — Братки, каждый по десятку патронов. Не обеднеете. Видите, наши отечественные автоматы висят на наших шеях, а в руках немецкие. Трофейные патроны тоже на исходе.
— Поможем, — раздались голоса.
Вскоре в матросских карманах были сухари и патроны.
Капитан скомандовал продвигаться вперед. Матросы пошли с пехотинцами. Действительно, метров двести прошли спокойно. Но дальше напоролись на плотный огонь противника. По дороге и вокруг нее начали рваться мины и снаряды. Пришлось залечь.
Матросы лежали за каменным забором и грызли сухари.
— Жить можно, — приговаривал Лысов, заканчивая третий сухарь. — Еще бы водицы попить, тогда полное удовлетворение матросских потребностей. Я, конечно, имею в виду минимальные потребности. Чтобы Малютку накормить, надо сотню сухарей.
— Что верно то верно, — поддержал его Копотилов. — И как ты, Малютка, терпишь?
— Толя правильно заметил, — отшутился Кайда. — Мой желудок побольше вашего. Вот я и попросил перед десантом у кока две чумичку борща и булку хлеба. Съел и до сих пор перевариваю.
— Ты подумай, — изумился Лысов. — Оказывается, у тебя коровий желудок.
— Бычий.
— Десантникам такой желудок не мешало бы иметь, — со вздохом проговорил Максимов. — Пить страшно хочется. Говорят, у верблюда в желудке есть запасной мешок для воды, поэтому он может неделю без водопоя. Верно ли?
— Кто знает, — отозвался обычно молчаливый Соболев. — Фергана ответил бы. Он в тех краях жил, где водятся верблюды.
— Нет нашего Ферганы, — огорченно покачал головой Лычагин. — Сколько жить буду, а не забуду его. Если бы не он, кто знает, как повернулось бы дело. Вроде бы не очень приметный, а пошел на такое. Не каждый сможет…