Тяжесть в ногах наконец ослабевает, и я, сорвавшись с места, падаю на колени перед отцом.
— Папа… Папа! Очнись, пожалуйста!
Лицо отца мертвенно-бледное, глаза закрыты. Мне чудится, что он не дышит.
Земля, вращаясь, уходит из-под ног. Господи, пожалуйста, нет-нет-нет. Я не справлюсь… Я с этим не справлюсь.
— Что ты наделал? — всхлипываю я, лихорадочно дергая папу за руки. — Зачем, ну зачем?
Ладони Севера крепко сжимают мои плечи и тянут вверх.
— Успокойся. Он живой, просто потерял сознание. Я в ногу выстрелил.
Всхлипнув, я пытаюсь высвободиться из его хватки, и после неудачной попытки безвольно обмякаю.
Север оттаскивает меня в сторону, аккуратно усаживает на диван, и, достав телефон, набирает кому-то.
Я не слышу, о чем он говорит, потому что безотрывно смотрю на папу. Шок постепенно отступает и теперь я вижу детали: что вся его одежда чистая, и единственное темное пятно находится над коленом, и что лицо заметно порозовело, а грудь часто вздымается.
— Пап…
Закряхтев, отец медленно открывает глаза, долго моргает, будто пытается вспомнить, где находится, и, оперевшись ладонями в пол, медленно садится. Зажмурившись, я беззвучно реву. Он живой, живой. Слава богу.
— Сиди, где сидишь, — отрывисто бросает Север, глядя в его сторону. — Сейчас бригада приедет. Отвезут тебя в клинику — пулю вынуть.
Помутневший взгляд отца находит меня. Предприняв неудачную попытку встать на ноги, он, застонав, хватается за простреленное бедро.
— Полюбовалась на своего защитника? — шипит он, морщась. — Решает вопросы привычным способом.
Я молчу, не в силах выдавить не звука. Рыдания стихли, но слезы по-прежнему текут по щекам.
— Линда. — Голос Севера звучит приглушенно и тихо. — Сейчас ребята от Тимура приедут. Они о нем позаботятся. Давай я тебя домой отвезу.
Я качаю головой. Исключено. Я останусь здесь.
Происходящее напоминает сцену из немого фильма. Север молча подходит к отцу, по- прежнему сидящему на полу и зажимающему рану, и, протянув руку, делает требовательное движение пальцами. Папа так же молча запускает ладонь в карман и отдает ему сигаретную пачку. Воздух наполняется запахом никотином.
Жадно затянувшись, Север бросает взгляд на меня и, словно вспомнив о чем-то, тотчас стремительно выходит из комнаты.
— Приехала все-таки, — негромко произносит отец, глядя мимо.
— Как видишь.
— Не так я представлял эту встречу.
— А как? — эхом отзываюсь я.
— Думал поговорим, как отец с дочерью, выясним все недоразумения и уедем из страны.
— То, что ты украл чужие деньги и из-за тебя погибли люди — это, по твоему, недоразумение?
— Отделяй котлеты от мух, Линда. Для чего, думаешь, я приехал, рискуя всем?
Я горько усмехаюсь.
— Не знаю.
— За тобой. Ты кстати про что-то беременность сказала или мне померещилось?
Ответить я не успеваю, потому что в гостиную заходит Север, и вновь воцаряется молчание.
82
Обняв себя за плечи, я наблюдаю, как двое санитаров на носилках заносят отца в уже знакомое здание стоматологии. Страх за его жизнь отступил, и ему на смену пришло опустошение.
— Зайдем внутрь. — Север трогает меня за локоть. — Попрошу Нину сделать тебе чай.
Проводив меня в вестибюль и усадив на кушетку, Север исчезает под предлогом переговорить с главным врачом, а чуть позже администратор с каменным лицом вручает мне кружку со свисающим из нее пакетиком.
Поблагодарив, я ставлю ее на журнальный столик. Жажды я не испытываю, голода тоже, хотя ничего не ела с обеда. От случившегося потрясения я еще плохо чувствую тело.
Спустя какое-то время возвращается Север. Поймав мой потерянный взгляд, садится рядом и кладет ладонь мне на колено.
— Стрельбы не было в моих планах. — Его голос звучит тихо. — И уж тем более не у тебя на глазах.
— Еще ты говорил, что прошлое должно остаться в прошлом, — говорю я, глядя перед собой.
— Мне это было нужно. Завершить давнюю тему.
— Понятно. — Кивнув, я кусаю губу.
— Почему ты мне не сказала, что знаешь о его приезде?
— По той же причине, что и ты. Страх и недоверие. И еще потому что он, несмотря ни на что, мой отец.
— Я тебе доверяю.
Я поворачиваю к нему голову.
— Уверен?
— Да, уверен, — твердо отвечает Север и, раздраженно поморщившись, запускаю ладонь в карман. Звонит его мобильный.
— Отойду, ладно? — Он вопросительно смотрит на меня. — Срочный звонок.
Я киваю. Ему не нужно спрашивать моего разрешения.
Приложив динамик к уху, он выходит на улицу. Проведя без движения еще несколько минут, я иду на второй этаж. Где располагается операционная я уже знаю.
Спустя десяти минут ожидания, дверь с грохотом распахивается и на каталке вывозят отца. — А куда вы его? — растерянно переспрашиваю я у санитара.
— В палату, — буркает он.
— А мне к нему можно? — Я с надеждой смотрю на врача, следом появившегося в дверях.
— Можно. — Он снимает медицинскую маску и, скомкав, швыряет в урну вместе с резиновыми перчатками. — Пару часов побудет под наблюдением, а потом можно отпускать.
Я с облегчением киваю. Папа все это время молчит, глядя в сторону.
Дождавшись, пока санитар покинет палату, я присаживаюсь на койку рядом с отцом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. — Он наконец смотрит мне в глаза. — На мне как на собаке заживает.
— Выглядишь бледным.
Отец делает небрежный жест рукой: мол, да оставь ты, сказал же, нормально.
У меня не было возможности хорошо его разглядеть, но теперь я вижу, как сильно он постарел. Тюремное заключение здесь не причем. Отец сдал за минувший месяц.
— Я слышала ваш разговор с Севером. Зачем ты его провоцировал?
— То есть, дело не в том, что он не умеет держать себя в руках? — сухо осведомляется он.
— Ты намеренно давил на самое больное.
— Зато теперь ты знаешь, как он ведет себя, когда ему что-то не нравится. Ты таких отношений себе хотела? С тем, кто привык чуть что размахивать пушкой?
— А ты обокрал людей, — напоминаю я.
— Уличных бандитов и убийц. Не путай.
Я вздыхаю. Даже едва покинув операционную, отец не теряет боевого духа.
— И какие теперь у тебя планы? — Я намеренно меняю тему, не желая с ним ругаться.
— В Испании стало небезопасно. Я перебираюсь в другую часть Европу. В какую — узнаешь, если поедешь со мной. — Его голос теплеет, становясь мягче. — Тебе она точно понравится.
— Я вернулась к учебе и устроилась на работу, которая мне по-настоящему нравится. Предлагаешь все бросить?
— Там ты получишь это все и во много раз лучше. И никакого давления с моей стороны. — Будто в доказательство своей честности отец демонстрирует раскрытые ладони. — Ты уже достаточно взрослая, чтобы самой выбирать то, что тебе по душе.
Его слова вызывают во мне невольную улыбку.
— Ты признаешь, что я взрослая?
Пожевав пересохшие губы, отец смотрит в сторону.
— Знаю, что последний год был сложным для тебя, и отчасти по моей вине. Жаль, что я не смог обеспечить твою безопасность. В каком-то смысле я был связан по рукам и ногам.
В горле набухает ком. Уж слишком эти слова походят на извинения, которые совсем не в его духе.
— К счастью, обо мне было кому позаботиться.
— Ты о нем? — Отец с неприязнью кивает на дверь. — Он всего лишь успокаивал свою совесть после того поганого видео.
Нахмурившись, я молчу.
— Мы семья, Линда. Ближе меня у тебя никого не будет. Так же, как и у меня. Предлагаю оставить в прошлом взаимные обиды. Билет тебя ждет.
— Когда я забирала паспорт, я видела документы в сейфе, в Испании. — Из-за болезненных воспоминаний ногти непроизвольно впиваются в ладони. — На мое имя был открыт счет. Почему ты его обнулил?
На лицо отца ложится тень растерянности. Теперь я готова поклясться, что он был не в курсе о моей осведомленности.
— Потому что стало небезопасно, — выговаривает он после паузы. — Я не хотел, чтобы те, кто преследовал меня, стали на тебя давить.
— То есть, так ты заботился обо мне? — не удерживаюсь я от иронии.
— Линда… Я наверняка не идеальный отец и порой могло казаться… — Кадык на шее отца дергается, словно ему трудно говорить. — Но все мои решения относительно тебя, даже самые спорные, были тщательно взвешены. Единственное, что я не смог предусмотреть — это то, что ты станешь самостоятельной.
Вспышка обиды гаснет без следа. Еще никогда папа не разговаривал со мной настолько на равных. Этому трудно противостоять.
— Ты сказал о взаимных обидах, — помолчав, вспоминаю я. — У тебя ко мне тоже есть претензии?
— Не сложно догадаться.
— Понятия не имею.
— Имеешь, — чеканит отец, за секунду возвращаясь к привычному образу холодного самодержца. — Я всегда говорил: никому нельзя доверять. И даже семье.
Я смотрю на него в растерянности.
— Ты о чем? Я никогда тебя не предавала. Даже когда очень сильно хотела отомстить — и то не смогла.
— А как он узнал о том, во сколько и куда я приеду?
— Я никому не говорила, — с нажимом повторяю я. — Ты попросил, и я не сдержала слово. Ты ведь сам сказал, что если бы не захотел — Север бы не появился. Я была шокирована, увидев его с тобой.
Глаза отца сужаются, взгляд цепко скользит по моему лицу.
— Значит, Аспид. — бормочет он, вновь отвернувшись в сторону.
Его нос и щеки заметно покраснели, вена на виске набухла и быстро пульсирует.
— Пап, все в порядке? — Я встревоженно трогаю его за руку.
— Нормально, — еле слышно произносит он. — Думал, что это ты.
Эмоции затапливают меня с головой. Ни во время развода с мамой, ни когда суд вынес обвинительный приговор, папа не позволял себе выглядеть так, словно ему плохо или больно. Слабым и уязвленным я вижу его впервые.
— Было время, я думала, что ненавижу тебя. — Я позволяю себе легонько сжать его ладонь. — Ты не идеальный отец и человек, но ты дал мне очень много. Гораздо больше хорошего, чем плохого. И за это я всегда буду тебя любить.