Он все потерял, кроме своего дурного нрава.
– Один раз папа прострелил дырку в самогонном аппарате Эймоса Гласса, – сказал Джим.
– Твой отец был смелым человеком, Док. Люди поговаривали, что Эймос в свое время убил одного или двоих и не за такие провинности.
Джим представил себе, как его отец сидит на корточках в зарослях лавра и тщательно выбирает точку для прицела на стенке дистиллятора Эймоса. От этого он воспылал смелостью и гордостью за отца.
– Мой отец ничего не боялся, – заявил он.
– А ты боишься Эймоса Гласса? – поинтересовался дядя Зино.
– Нет! – соврал Джим.
– Ну и хорошо. Вот мы уже подъехали.
Джим резко выпрямился и огляделся вокруг. Они ехали через прохладный лес: тсуга, лавр, белые сосны, – но ничего не говорило о том, что здесь кто-то живет. Впереди дорогу пересекал горный ручей. Дядя Зино остановил грузовик посреди брода. Снизу по течению ревел водопад. А с другой стороны ручья разлилось широкое зеленое озерцо, производившее впечатление прекрасного места для плавания и рыбалки. На дальнем конце водоема, на мелководье у берега с цветущим лавром, в грязноватой лужице, время от времени вода возмущалась.
– Это Ручей Пантеры, Док, – сказал дядя Зино. – Берет начало из трех источников, вон там, наверху. А на вид кажется, будто что-то выползает из воды и прячется в зарослях лавра.
– Как ты думаешь, что это было такое? – спросил Джим.
– Не знаю, что и сказать, – ответил дядя Зино.
Они выехали на другой берег ручья.
За следующим поворотом стоял длинный некрашеный дом с анфиладой, фронтон которого выходил на дорогу. Дядя Зино остановил грузовик, не заезжая во двор. Во дворе, заросшем бородачом и песчанкой, примостился заржавевший грузовик. Дом казался нежилым; он скорчился под провисшей жестяной крышей. Высоко над ней поднимались раскрошившиеся каменные трубы. Джим видел дневной свет, пробивающийся сюда над крышей с другого конца двора. Весь дом просел, доски отошли и загибались, как стружка на частично отесанной палке. То был самый длинный, самый смешной дом из всех, что Джиму когда-либо доводилось видеть. Не знай он, кто ждет внутри, – возможно, и рассмеялся бы.
– Это дом твоего деда, – сказал дядя Зино.
– Да, сэр.
– Он сам его построил сразу после войны.
– А почему он такой длинный?
– Знаешь, все здесь говорят, что Эймос знал, как начать строить дом, но не знал, как остановиться.
– Ох…
– Сам Эймос говорил, что дом этот в один этаж в высоту и пять этажей в длину.
– И здесь родился мой папа?
– Да, в этом самом месте. И жил здесь, пока не спустился с гор.
– А дедушка мой сейчас там?
– Думаю, что да. Я слышал, что он серьезно болен. Ты готов?
Не успел Джим ответить, как две длинноногие девочки, лет четырнадцати-пятнадцати, выпрыгнули из кустов лавра и понеслись, как оленята, к дальней части дома.
– Я еще раньше их увидел, – прокричал дядя Корэн из кузова.
– Ну теперь мы знаем, каково купаться в ручье, – сказал дядя Зино.
– Кто они? – спросил Джим.
– Понятия не имею. Но думаю, что скоро мы это выясним.
Дядя Зино заехал во двор и остановился у старого грузовика. Через дверь с проволочной сеткой Джиму был виден весь дом до самого его конца, куда через заднюю дверь проникал яркий треугольник света. В промежутке между этими двумя дверьми дом выглядел зловеще темным. Дядя Зино посигналил, подождал несколько минут, потом вышел и обошел вокруг грузовика. Девчоночье личико выглянуло из-за стены справа от двери с сеткой и исчезло так же быстро, как и появилось. Другое личико, копия первого, показалось из-за стены слева от двери и мгновенно скрылось. Дядя Зино остановился на месте.
– Привет. Кто-нибудь дома? – позвал он.
– Вы – кто? – девчоночий голос прозвучал настойчиво.
– А вы кто?
– Мы первые спросили.
– Я Зино Макбрайд из Элисвилла. Там, в кузове, мои братья, Корэн и Элл. А на переднем сиденье мой племянник – Джим Гласс. Он внук Эймоса.
– У Эймоса нет внуков, – сказал второй голос.
– Это сын его сына Джима, – ответил дядя Зино.
Никакого ответа из дома не последовало.
– Сегодня у него день рождения, – попытался вставить из кабины дядя Корэн.
Где-то внутри дома Джим услышал сердитый шепот. Два личика снова появились в двери, но через минуту исчезли каждое за своей стеной.
– У Эймоса нет денег! – выкрикнула первая девчушка.
– А если у него что-нибудь припрятано, то это он должен нашему папе за то, что мы здесь живем, – сказала вторая.
– А вот это не нужно было им говорить! – прошипела первая.
Дядя Зино снял шляпу, пригладил волосы и посмотрел вверх, как будто задумался перед молитвой. Затем он опять надел шляпу.
– А теперь слушайте меня, – сказал он строго. – Мы приехали сюда не за деньгами. Если бы весь этот двор был усеян деньгами, мы бы не остановились, чтобы их подобрать.
Внутри дома стало тихо. Затем, одновременно, девочки медленно высунули головы. У них были удлиненные миловидные лица, карие глаза и пухлые губки. Между ними было еще больше сходства, чем между дядей Корэном и дядей Элом. Изучая Джима и его дядей, они закусили нижние губки. Джим подумал, что они выглядят немного диковато. Вылезать из грузовика у него желания не было.
– Если вам не нужны деньги, то что же вам здесь нужно? – спросила девочка слева.
– Мы просто хотим, чтобы Джим увидел Эймоса, пока не совсем поздно, – ответил дядя Зино, – Эймос и Джим – последние, в некотором роде. Только и всего.
Девочки с минуту раздумывали, потом повернулись и посмотрели друг на друга. Еще минута – и они опять взглянули во двор.
– Вы сможете его увидеть, но сначала вам придется подождать, – сказала девочка справа.
– Мы все мокрые, – пояснила та, что слева.
– Замолчи же! – прикрикнула та, что справа.
– Ну мы же мокрые!
– Мы подождем здесь, – сказал дядя Зино. – Просто скажите нам, когда будете готовы.
Ядовитый дуб, обвивший стены винодельни, сделал их практически невидимыми из-за окружавших кустов. Джим не разглядел этого строения, пока дядя Зино пальцем не обрисовал его контуры.
– А что это такое? – спросил Джим.
– То, что осталось, – сказал дядя Зино. – Эймос, должно быть, видеть этого не может.
Джим приблизился к руинам так, будто ядовитый дуб мог протянуть ветки и скрутить его. Опутавшие дверь лианы не позволяли ее открыть, однако на месте бывшего окна с низким подоконником между лианами оставалось небольшое пространство. Джим осторожно пролез, выпрямился и обнаружил, что находится внутри помещения, бывшего когда-то длинной, узкой комнатой. Целый лес корявых тополей пробился через искрошившийся цементный пол. Деревца, не доросшие еще до верха стен, тянулись к синему прямоугольнику неба. Внутри на стенах ядовитого дуба не было, хотя его побеги с новыми листиками уже заглядывали, как первопроходцы, свешиваясь сверху со стен, и прокрадывались через окна. Солнце осветило листья лиан, обвивающих окна вдоль северной стены, и они отбрасывали на пол тени с зеленой подсветкой.
Сквозь деревья Джим протиснулся к дальней стене. Он представил пол без проросших через него деревьев, крышу, отделявшую пол от неба, своего деда, склонившегося над бурлящим самогонным аппаратом, налоговых инспекторов с фонарями. Однако он обнаружил, что на картинах, возникавших перед его мысленным взором, были только тени – призрачные и бесцветные, движения которых не имели смысла. Само здание казалось слишком старым, и не более того. Даже слов, которые он сказал сам себе: «Мой папа видел, как сожгли этот дом», – оказалось недостаточно, чтобы Джим представил себе нечто большее, чем старый дом, в котором он сейчас находится.
Дойдя до дальней стены, он похлопал обеими руками по ее кирпичам, как будто дошел до базы в трудной игре. Вокруг его ног на полу валялись остатки угля, осколки стекла и разбитой посуды. Джим подобрал кусочек цемента, нацарапал на стене: «ДЖИМ», затем выбросил его через покрывающий ближайшее окно занавес из ядовитого дуба. Джим сел на корточки и наполнил карманы осколками посуды, будто это были те самые вещи, в поисках которых он проделал весь путь. В пространстве между лианами у противоположной стены комнаты появилось лицо дяди Зино.
– Давай уже, Док, выходи, – сказал он. – Пора.
Девчонки, втиснувшие себя в воскресные платьица для маленьких девочек, стояли босиком на вершине лестницы. Влажные волосы их были зачесаны назад и завязаны огромными бантами.
– Я – Ада, – сказала девочка слева.
– Я – Бет, – проговорила девочка справа.
– Бет – Рехобет, – передразнила Ада.
Бет, разозлившись, обернулась к сестре.
– Это есть в Библии, – сказала она.
– Эй, – сказала Ада, обращаясь к дяде Корэну и дяде Элу. – А вы что, близнецы?
Дядя Корэн и дядя Эл развернулись и посмотрели друг на друга.
– Нет! – заявил дядя Корэн.
На лице Ады промелькнула легкая улыбка. Голова ее медленно склонилась на одну сторону.
– И сколько вам всем лет? – спросила она.
– Как думаешь, сколько нам? – спросил дядя Корэн.
– Не будем уходить далеко от темы, – вступил дядя Зино. – Кто ваш папа?
Дядя Корэн подмигнул Джиму.
– Робли Джентайн, – сказала Бет.
– Получается, что Джим – ваш кузен. Его бабушка Аманда была сестрой Робли.
– А мы знаем, – царственно произнесла Бет, даже не посмотрев на Джима.
– И как это получилось, что вы здесь живете? – спросил дядя Эл.
– Потому что наш папа нас заставляет, – сказала Ада. – Мы едва терпим.
– Ничего подобного.
– А вот и да! Эймос – отвратительный. Нам хочется жить где-то в другом месте.
Ада бросила взгляд на Джима. Он испугался, что она сейчас слетит с крыльца.
– Нам можно увидеть Эймоса? – спросил дядя Зино.
Внутрь вы не можете войти, – заметила Ада.
– Наш папа сказал, никого в дом не пускать, – добавила Бет.
– Можете вон оттуда заглянуть, – сказала Ада, указывая на окно справа от входной двери. – Он лежит на кровати.