«Ринг-ринг». К черту все, была не была. Когда звонят с Сатурна, нужно просто ответить.
– Алло! – говорю я.
– Привет, Илай, – произносит голос на другом конце линии.
Тот же голос, что и в прошлый раз. Мужской голос. Типаж – «настоящий мужик». Глубокий и с хрипотцой, возможно, немного усталый.
– Это вы, не так ли? – спрашиваю я. – Тот, с кем я разговаривал, когда Лайл сказал, что я не разговаривал ни с кем, кроме себя.
– Наверно, я, – говорит мужчина.
– Как вы узнали, что я здесь?
– Никак не узнавал, – отвечает он.
– Тогда это чертовская удача, что вы поймали меня, когда я проходил мимо, – замечаю я.
– Не такая уж удача, – говорит он. – Я должен звонить по этому номеру сорок раз в день.
– Какой номер вы набираете?
– Я набираю номер Илая Белла, – отвечает он.
– И какой же это номер?
– 773–8173.
– Это какое-то безумие, – говорю я. – Этот телефон не принимает звонки.
– Кто тебе такое сказал?
– Лайл.
– А это разве не звонок?
– Гхм, да…
– Так что я думаю, он все же принимает звонки, – говорит мужчина. – А теперь скажи мне, где ты сейчас?
– В смысле? Вы о чем?
– На каком этапе своей жизни ты находишься?
– Ну, мне тринадцать лет…
– Да, да, – произносит он нетерпеливо. – Но будь более конкретен. Как далеко до Рождества?
– Чего-чего?
– Ладно, не бери в голову, – говорит он. – Что ты сейчас делаешь и зачем? И пожалуйста, не лги мне, потому что я пойму, если ты солжешь.
– Почему я должен вам что-то отвечать?
– Потому что мне надо сказать тебе кое-что важное о твоей матери, Илай, – отвечает он раздосадованно. – Но сперва нужно, чтобы ты рассказал мне, что недавно произошло с тобой и твоей семьей.
– Лайла забрали некие люди, которые работают на Титуса Броза, – говорю я. – Затем Иван Кроль отрубил мой счастливый палец, и я отключился, а пришел в себя в больнице, и Дрищ сказал мне, что маму забрали в женский корпус тюрьмы Богго-Роуд, а Гуса отвезли в дом моего отца в Брекен-Ридж, и я сбежал из больницы, и сейчас в бегах, как Дрищ в 1940 году, и я пришел сюда, чтобы найти… чтобы найти…
– Наркотики, – продолжает за меня мужчина. – Ты хотел найти тайник Лайла с героином, потому что думал, что мог бы отвезти его Титусу Брозу и обменять наркотики на Лайла, но…
– Он исчез, – говорю я. – Титус добрался до наркотиков раньше меня. Он получил и наркотики, и Лайла. Он получил все.
Я зеваю. Я так устал.
– Я устал! – сообщаю я в телефонную трубку. – Я очень устал. Наверно, мне это снится. Это просто сон.
Мои глаза закрываются от усталости.
– Это не сон, Илай, – произносит мужчина.
– Ну значит, сумасшествие, – говорю я, чувствуя головокружение и смущение. Меня знобит. – Как вы меня нашли?
– Ты взял трубку, Илай.
– Я не понимаю. Я очень устал.
– Ты должен выслушать меня, Илай.
– Ладно, я слушаю, – говорю я.
– Ты действительно слушаешь? – спрашивает мужчина.
– Да, я весь внимание.
Долгая пауза.
– Твоя мама может не пережить Рождество, – произносит мужчина.
– Что? О чем вы?
– Она под надзором, Илай, – говорит он.
– Под каким надзором?
– Под наблюдением, призванным помешать суициду, – поясняет мужчина.
– Кто вы?!
Меня тошнит. Мне нужно поспать. У меня жар.
– Рождество приближается, Илай, – говорит мужчина.
– Вы меня пугаете и мне нужно поспать, – говорю я.
– Рождество приближается, Илай, – повторяет он. – Бубенчики на санях.
– Мне надо прилечь.
– Бубенчики на санях, – твердит мужчина. – Бубенчики на санях!
– Я хочу закрыть глаза.
– Бубенчики на санях, – не унимается мужчина.
Что за рождественскую песню она обычно пела о бубенчиках? О зимней чудесной стране. О бубенчиках на санях, снеге и синей птице. «Ты слушаешь, Илай?»
– Ага, бубенчики на санях, – говорю я мужчине. – А в конце – мертвый синий крапивник.
И я вешаю трубку, и сворачиваюсь калачиком на земляном полу тайной комнаты Лайла, и представляю, что девушка Дрища, Ирен, спит здесь, в этой дыре, со мной. Я ложусь с ней в постель и прижимаюсь сзади всем телом к ее белой фарфоровой коже, и уютно обнимаю рукой ее теплую грудь, и она оборачивается, чтобы поцеловать меня, и у нее лицо Кэйтлин Спайс. Самое прекрасное лицо, которое я когда-либо видел.
Мальчик встречает девочку
Офис местной газеты «Юго-западная звезда» находится на Спайн-стрит в Самнер-Парк – промышленном пригороде по соседству с Даррой, за шоссе Центенари, которое идет на север к центральному деловому району Брисбена, а на запад – в сторону Дарлинг-Даунс. Этот офис – через две двери от Гилбертовского магазина шин, куда Лайл ездил за подержанными покрышками, после мастерской тонировки автомобильных стекол и оптового магазина товаров для животных под названием «Лапушки с лапками». Мы с Августом обычно приезжали на Спайн-стрит на великах, чтобы зайти в магазин армейских излишков неподалеку поглазеть на старые штык-ножи и солдатские фляжки времен войны во Вьетнаме, и пытались уболтать владельца магазина Лернера по прозвищу Бомбер – горячего патриота Австралии с нервным тиком на левом глазу, любящего свою страну и все военное так же сильно, как песни Кена Роджерса, – показать нам еще и настоящую боевую гранату, которую он хранил в сейфе под кассовым аппаратом.
Офис «Юго-западной звезды» – одноуровневое помещение бывшего магазина, с зеркальным стеклом на фасаде и темно-красной вывеской, украшенной четырьмя звездами, образующими Южный Крест. Я вижу свое отражение в стекле. Я сильнее, чем вчера. Более собранный. Более твердый разумом, телом и духом. Съевший на завтрак миску хлопьев, размоченных горячей водой из кухонного крана. Вымывшийся под душем. Одетый в бордовую футболку, синие джинсы и все те же кроссовки. Я наложил новую повязку на палец и его окрестности. Нашел свежий бинт в маминой аптечке и снова примотал им тампон, который доктор Бреннан использовала ранее.
Моя школьная сумка все так же висела на столбике кровати. Рюкзак из джинсовой «варенки», покрытый названиями рок-групп: «INXS», «Cold Chisel», «Led Zeppelin». Я никогда не слышал ни одной песни «Sex Pistols», но это не помешало мне нацарапать их название поперек рюкзака два года назад. В его заднем кармане, застегивающемся на «молнию», лежал сделанный мной рисунок толстого трехрукого инопланетного монстра по имени Терстон Карбанкл, который высасывает детей целиком через ноздри и любит фильмы Альфреда Хичкока, поэтому всегда носит безрукавку с надписью «Психо». Под этими каракулями можно было с трудом разобрать несколько сообщений внутришкольного характера, закрашенных маркером. «Сядь на это и провернись», – гласило одно сообщение над нарисованным кулаком с поднятым средним пальцем. Прочие сообщения мне действительно следовало удалить по правилам хорошего тона, например: «Кеннет Чагг любит Эми Престон, настоящая любовь не ржавеет». Эми Престон умерла от лейкемии прошлой зимой.
Я смотрел на этот рюкзак целую минуту, вспоминая более простые времена. Прежние времена. До отрубленного пальца. Гребаный Титус Броз, хер ему в глотку. Я набил рюкзак одеждой и едой – пара банок печеной фасоли, батончик мюсли из кладовки; положил сверху книжку Дрища «Мотылек», которую он дал мне почитать, и выскользнул через заднюю дверь этой дерьмовой дыры, поклявшись никогда не возращаться. Но затем вернулся через тридцать секунд, когда понял, что забыл отлить перед долгой прогулкой до Самнер-Парк.
Я наклоняюсь к окну, чтобы проверить, видно ли что-нибудь через него снаружи, но не вижу ничего, кроме себя. Я дергаю за ручку такой же зеркальной входной двери, однако она не поддается. На двери я вижу белый овальный динамик и нажимаю зеленую кнопку под ним.
– Чем могу помочь? – спрашивает голос из динамика.
Я наклоняюсь ближе.
– Эммм… я хотел бы…
– Пожалуйста, нажимайте кнопку, когда говорите, – сообщает голос.
Я нажимаю на кнопку.
– Простите, – говорю я.
– Чем я могу вам помочь? – переспрашивает голос. Это женщина. Жесткая женщина, судя по голосу, – ей впору пивные бутылки глазом открывать.
– Я хотел бы встретиться с Кэйтлин Спайс.
– Пожалуйста, нажимайте кнопку, когда говорите.
Я опять нажимаю на кнопку.
– Еще раз простите, – говорю я, удерживая кнопку. – Я хотел бы встретиться с Кэйтлин Спайс.
– Она вас ждет?
Ну вот и все. Игра окончена. Споткнулся на первом препятствии. Ждет ли она меня? Ну… Нет. Ждет ли роза солнечных лучей? Ждет ли дерево удара молнии? Ждет ли берег моря прилива и отлива?
– Эммм… д… нет, – говорю я. – Нет, она меня не ждет.
– Зачем вы хотите с ней встретиться? – спрашивает женщина через динамик.
– У меня есть для нее интересная история.
– О чем?
– Я бы предпочел не говорить.
– Пожалуйста, нажимайте кнопку, когда говорите.
– Извините. Я бы предпочел не говорить.
– Ну, – фыркает женщина через динамик, – тогда, возможно, вы поясните мне хотя бы, какого она рода, чтобы я могла сказать Кэйтлин, на что похожа эта чертова история, раз уж вы все скрываете.
– Какого рода?.. Я не понимаю. Что вы имеете в виду?
– Новости? Художественный рассказ? Общественная жизнь? Спорт? Муниципальные события? Жалоба на городской совет? Какого типа материал?
Я задумываюсь на мгновение. Криминальная история. История о пропавшем человеке. Семейная история. История братьев. Трагическая история. Я нажимаю зеленую кнопку.
– Любовная история, – говорю я, поперхнувшись. – Это история любви.
– Ооооооо, – слышится из динамика. – Я люблю хорошие любовные истории! – Женщина заходится от смеха.
– Как тебя зовут, Ромео? – спрашивает она.
– Илай Белл.
– Секундочку, Илай.
Я смотрю на свое отражение в зеркальном стекле входной двери. Мои волосы растрепаны и торчат во все стороны. Мне следовало бы пройтись по ним массажной щеткой Лайла, капнув в нее немного его геля для волос. Я поворачиваюсь и оглядываю улицу. Я все еще по-прежнему в бегах. Все еще в розыске и никому не нужный. Никому, кроме копов. Громадный цементовоз проносится по Спайн-стрит, за ним почтовый фургон, следом красный полноприводной «Ниссан» и угловатый желтый «Форд-Фалкон», водитель которо