[46], как спасли двух ребят от их отца-чудовища, который почти убил их однажды; и они будут болтаться от одной приемной семьи к другой, пока снова не найдут друг друга – у ворот вашего дома с канистрой бензина; и они отблагодарят вас за то, что вы совали нос не в свое дело, – тем, что сожгут ваш дом дотла.
«Закройте глаза». Я закрываю глаза. И я вижу тот сон. Я вижу то воспоминание. Машина врезается в выступ на краю дамбы – хозяйственной плотины на задах какой-то фермы в сельской местности, в Сэмфорде, среди плодородных холмов к западу от Брисбена – и мы летим.
– Мальчики потеряли сознание, – говорит миссис Биркбек.
Я не слышу, что отвечает отец.
– Это чудо, что вообще кто-то выжил, – продолжает она. – Мальчики были без сознания, но ведь как-то вы их вытащили?
Волшебная машина. Летающий небесно-голубой «Холден Кингсвуд».
Папаша вздыхает. Мы слышим его шумный вздох сквозь щели.
– Мы собирались в поход с ночевкой, – произносит отец. Он делает большие паузы между фразами. Думает и затягивается сигаретой. – Август любил ночевать под открытым небом, под звездами. Он любил смотреть на луну, когда засыпал. Между мной и их матерью тогда были некоторые… сложности.
– Она собиралась сбежать от вас?
Молчание.
– Ну… да, думаю, можно сказать и так.
Молчание.
– И наверно, я слишком много размышлял тогда об этом, – говорит отец. – По-хорошему, мне не следовало бы вообще вести машину в тот день. Перед падением нас сильно тряхнуло на выбоине, и я неправильно вывернул руль… Там было непросто разглядеть дорогу. Я растерялся.
Долгое молчание.
– Мне повезло, – говорит отец. – У мальчиков были опущены окна. Август всегда опускал окно, чтобы выглядывать на луну.
Август замирает рядом со мной.
И лунный свет сияет в черной воде у плотины. В моей голове. Полная луна отражается в пруду. Черный пруд. Чертов Лунный пруд.
– Прибежал парень, хозяин маленького коттеджа возле плотины, – доносится голос отца сквозь половицы. – Он помог мне вытащить мальчиков.
– Они были без сознания?
– Я думал, что потерял их. – Голос отца дрожит. – Они выглядели мертвыми.
– Они не дышали?
– Ну, вот в этом-то вся и хитрость, миссис Биркбек, – говорит папаша.
Август слегка улыбается. Он явно наслаждается этой историей. Понимающе кивает, как будто уже слышал ее раньше, но я знаю, что это не так. Я знаю, что он не мог ее слышать.
– Я бы поклялся, что они не дышали, – продолжает отец. – Я пытался реанимировать их, тряс их, как сумасшедший, чтобы они очнулись. Но все было тщетно. И тогда я начал кричать в небо, словно лунатик, а когда я снова посмотрел на их лица, они были живыми.
Папаша щелкает пальцами.
– Вот так – раз! – говорит он. – И они вернулись.
Он затягивается сигаретой. С шумом выдыхает дым.
– Я спрашивал об этом бригаду «Скорой», когда они до нас добрались, и они сказали, что мальчики, вероятно, находились в шоке. Сказали, что мне, наверно, было трудно нащупать пульс или почувствовать их дыхание, так как их тела были холодными и онемевшими.
– А что вы сами об этом думаете? – спрашивает миссис Биркбек.
– Я ничего об этом не думаю, миссис Биркбек, – раздраженно отвечает папаша. – У меня была паническая атака. Я облажался. И с той ночи в моей жизни не прошло ни часа, когда я не желал бы повернуть время вспять и вовремя развернуть машину обратно на той дороге к Кедровому ручью.
Долгая пауза.
– Я не считаю, что Август прекратил думать о той ночи, – говорит миссис Биркбек.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает папаша.
– Я думаю, что та ночь оставила на Августе глубокий психологический отпечаток, – поясняет она.
– Август побывал у каждого психолога в Юго-Восточном Квинсленде, миссис Биркбек, – говорит отец. – Люди вроде вас анализировали, проверяли, испытывали и обстукивали его много лет, и никто из них никогда не говорил, что он нечто иное, чем нормальный ребенок, который не любит болтать.
– Он умный мальчик, Роберт. Он достаточно умен, чтобы не рассказывать психологам о тех вещах, о которых рассказывает своему брату.
– Например?
Я смотрю на Августа. Он качает головой. Эх, Илай-Илай. Я поднимаю взгляд на половицы, испещренные снизу нашими с Августом надписями и рисунками, накорябанными перманентным маркером. Снежный человек, катающийся на скейтборде. Мистер Ти[47] за рулем автомобиля «ДеЛориан ДМС-12» из фильма «Назад в будущее».
Неудавшийся рисунок обнаженной Джейн Сеймур с грудями, больше похожими на металлические крышки мусорных бачков. Небольшая коллекция тупых однострочных каламбуров. «Я удивлялся, почему мяч становится все больше и больше, и тут меня осенило». «Операционистка в банке захотела проверить мой баланс, так что она меня толкнула». «Я не верил, что папа ворует с дорожных работ, но все признаки были налицо»[48].
– Почему он перестал разговаривать? – спрашивает миссис Биркбек.
– Не знаю наверняка, – отвечает папаша. – Он мне еще не сказал.
– Он объяснил Илаю, что не разговаривает, так как боится, что его тайна выйдет наружу, – говорит она.
– Тайна? Какая еще тайна? – буркает папаша.
– Мальчики когда-нибудь упоминали при вас о красном телефоне? – спрашивает она.
Август пинает меня в правую голень. Дубина стоеросовая.
Долгая пауза.
– Нет, – отвечает отец.
– Роберт, мне очень жаль, что приходится говорить вам об этом, но Август рассказывал Илаю множество неприятных вещей, – говорит миссис Биркбек. – И такие травмирующие вещи, я считаю, способны сами по себе вызвать психотравму. Потенциально опасные мысли от яркого мальчика с чересчур буйным воображением, которое ему и самому не на пользу.
– Все старшие братья рассказывают своим младшим братьям всякие страшилки, – замечает папаша.
– Но Илай верит во все это, Роберт. Илай верит в это, потому что сам Август в это верит.
– Верит во что? – раздраженно спрашивает папаша.
Ее голос превращается в шепот, который мы еле-еле слышим через щели в полу.
– Похоже, Август убежден, что он… эммм… не знаю, как это сказать… эээ… он верит, что он умер в ту ночь в Лунном пруду, – говорит она. – Август считает, что он умер и вернулся. И я думаю, он верит, что умирал раньше и возвращался раньше. И возможно, он считает, что вот так умирал и возвращался несколько раз.
Продолжительное молчание на кухне. Щелчок отцовской зажигалки.
– И похоже, он сказал Илаю, что… ну… он считает, что теперь есть другие Августы в других… местах.
– В других местах? – повторяет отец.
– Да, – говорит миссис Биркбек.
– В каких местах?
– Ну… в местах, которые за пределами нашего понимания. В местах, которые находятся на другом конце провода того красного телефона, о котором говорят мальчики.
– Какого еще нахер… простите… какого красного телефона? – выпаливает отец, теряя терпение.
– Мальчики говорят, что слышат голоса. Человека по красному телефону.
– Я понятия не имею, о какой хрени вы говорите.
Теперь миссис Биркбек говорит так, словно отчитывает шестилетнего ребенка:
– Красный телефон, который стоит в тайной комнате под домом, в котором их мать жила со своим партнером, Лайлом, который необъяснимым образом исчез с лица Земли.
Папаша не торопится с ответом. Он делает длинную затяжку сигаретой. Долгое молчание наверху.
– Август не разговаривает с той ночи в Лунном пруду, потому что не хочет рисковать. Не хочет случайно сболтнуть правду о своей великой тайне, – продолжает миссис Биркбек. – А Илай непреклонен в своей вере, что волшебный красный телефон – это правда, потому что он говорил с человеком на другом конце провода, который знает о нем такие вещи, которых не мог бы знать.
Очередная долгая пауза. А затем папаша смеется. Или, вернее – воет от смеха.
– О да-ааа, это бесценно! – приговаривает он. – Это, мать вашу, по-настоящему впечатляюще!
Я слышу, как он хлопает себя по коленям.
– Я очень рада, что вам так весело, – сообщает миссис Биркбек. – Всегда отрадно видеть человека, умеющего во всем найти забавную сторону.
– И вы считаете, что мои парни действительно верят во все это? – спрашивает папаша.
– Я считаю, что разум каждого из них выработал сложную смешанную систему убеждений, состоящую из реальных и воображаемых объяснений, – для состыковки всех противоречивых моментов их великой психотравмы, – говорит она. – Я считаю, что либо они глубоко психологически изломаны, либо… либо…
Она замолкает.
– Либо что? – спрашивает папаша.
– Либо… не помешало бы рассмотреть другое объяснение всего этого, – заканчивает она.
– И какое же? – интересуется отец.
– Что они намного более особенные, чем вы или я можем себе представить, – отвечает миссис Биркбек. – Возможно, они слышат какие-то вещи, которые находятся за пределами их собственного понимания, а этот красный телефон, о котором они толкуют, – единственный понятный им способ как-то осмыслить невозможное.
– Это чертовски смешно, – заявляет папаша.
– Может, и так, – соглашается миссис Биркбек. – Как бы то ни было – какими бы фантастическими ни казались эти теории, – я со своей стороны действительно боюсь этих убеждений, даже если они сформировались в их воображении, потому что они могут нанести большой вред Августу и Илаю. Что, если вера Августа в то, что он называет «возвращением», превратится в некое ложное чувство… неуязвимости.
Папаша посмеивается.
– Я переживаю, что эти мысли могут толкнуть ваших мальчиков на путь безрассудства, Роберт.
Папаша обдумывает это какое-то мгновение. Кремень его зажигалки чиркает. Выдох дыма.
– Ну, вам не нужно беспокоиться о моих мальчиках, миссис Биркбек, – говорит он наконец.
– Не нужно?
– Не-а, – говорит папаша. – Потому что все это лошадиного дерьма не стоит.