енный юрист.
Я предпочёл отложить папку и заняться ею попозже, дома. Тем более что и Артур Гефт подъехал, и каждому было что рассказать: как он провёл этим летом.
Но главным для меня в этот вечер оказались новости от друзей, касающиеся магической силы.
Первым начала Артур: – Я отцу ещё до каникул рассказал о твоей просьбе по силе. Он ответил, что готов встретиться и всё рассказать и показать. Мы земляные, так что в твоей работе по обработке тысячи гектаров можем помочь, – хохотнул Гефт.
К теме подключился и Борис Кошечкин: – Мой отец огневик и тоже секретов не делает. Он и солдат учил, когда ротой командовал, и сейчас курсантам помогает. Так что и на него тоже можешь рассчитывать.
И только Матвей Давидов грустно вздохнул: – У нас в роду все водяные, но, по уровню, думаю, гораздо ниже, чем Перловы. Для хорошей инициации много готовиться надо, а после инициации – тренироваться для роста. Моим предкам было не до того, так что мы гражданской службой занимаемся, так-то у дворян магическая сила – это, в первую очередь, для военной службы.
Владимир. Дом Перловых.
Чем мне всегда нравилось то, как работает Михаил Генрихович Дитерихс, юрист Перловых, – так это умение мгновенно выделить главное и абстрагироваться от всего второстепенного. И важных деталей он при этом не упускал. Мы втроем, третьим был Алексей Сергеевич, сидели в гостиной и обсуждали самый главный вопрос всей русской истории – «вопрос о земле».
Получив папку с проектами договоров, Михаил Генрихович стал их внимательно пролистывать, изредка согласно кивая головой; закончив, он подвёл итог: – Всё очень грамотно. Кто договора составлял?
Получив ответ, что глава семейства Давыдовых, Дитерихс хмыкнул: – Сразу надо было сказать, что он отметился. Я бы и смотреть не стал. Там школа – о-го-го. Думаю, их предки ещё на бересте договора писали, а предки предков – на глиняных табличках, клинописью; так что опыт за пару тысячу лет наработали.
– От меня-то тогда что нужно? – уточнил он.
– Андрею нужен отдельный юрист, – пояснил Перлов, – Участок земли большой; там же отношения с арендатором, платежи ежегодные в бюджет, экология там всякая.
– Есть несколько кандидатов, в принципе, работа стандартная и законодательство проработано детально. Могу рекомендовать своего младшего сына, он именно по земле специализируется.
Так у меня появился собственный юрист – Виктор Михайлович Дитерихс.
Уже на следующий день он приехал для знакомства и начала работы. Мы сразу договорили, что обращаться будем друг к другу по имени – ему-то уже хорошо за двадцать и меня немного передёргивало, когда он обращался ко мне по имени-отчеству. Но «Вы» в обращении друг к другу привычно сохранили. Изучив документы, Виктор задал мне вопрос: – В конце года, через три с половиной месяца, нужно будет платить за землю – годовой взнос в имперскую казну. Деньги найдутся? А то арендатор свой годовой платёж внесёт Вам только в конце февраля.
Я согласно кивнул: – Деньги есть. Мне вот только непонятно: арендатор каждый год будет платить мне почти десять процентов от покупной стоимости земли. Ему не проще – поднапрячься или взять кредит и купить эту землю для себя? Иначе получается, что лет за пятнадцать он выплатит мне полную стоимость земли, ну, с учётом налогов…
– Такие расценки, примерно такие же, во всех отраслях, – пояснил мне Виктор; – Например, многие люди годами снимают жильё в городе. И если бы они одномоментно имели те деньги, что они за десять лет выплатят хозяину квартиры, то этих средств как раз и хватило бы на покупку собственного жилья. А у арендатора и без приобретения земли траты существенные и постоянные: на обновление техники и её хранение, закупку семян, удобрений, топлива и энергии, зарплаты персоналу. Собственно, почему правительство установило, что арендаторы платят хозяевам земли в конце февраля – к этому времени они успевают продать полностью старый урожай, рассчитаться с людьми и государством, определиться с будущим сезоном.
*Авторство этой мысли отдают Бенджамину Франклину, который в 1789 г. писал французскому физику Жану-Батисту Ле Рою: «Наша новая Конституция принята и обещает постоянство. Но в этом мире ничего нельзя сказать наверняка, кроме смерти и налогов». Однако ещё в 1716 г. Кристофер Буллок высказал похожую мысль: «Нельзя быть уверенным ни в чем, кроме смерти и налогов».
Глава 18
Владимир. Госпиталь.
Проводив Андрея, сестра Татьяна и главный врач госпиталя Юрий Васильевич Евич решили провести небольшое совещание.
– Он спал в спортивном костюме, – не спеша, подробно рассказывала о последних действиях своего воспитанника Татьяна, – Но вдруг подскочил, просто сказал: – Пора!
– И быстро пошёл к стеклу, на ходу он сводил руки, – он так делает, когда при лечении формирует «подушечки». Ему оставался шаг или два до стула, как приборы показали, что сердце у Алексея Михайловича остановилось. Потом он сказал, что «перехватил» сердце в момент остановки и сразу его запустил.
– Я сверил время с приборов, контролирующих Черёмухина и записи действий Андрея – задумчиво сказал Юрий Васильевич. – Эта остановка сердца у Алексея Михайловича протекала по той же схеме, что и всегда, в том числе, и в первые два раза, когда Андрей ещё не прилетел. Клиническая картина один в один, всегда абсолютно одинакова, вот только мы ни разу не смогли предсказать, даже приблизительно, время, когда сердце остановится. А он – смог. Во сне. Причём, вечером, когда он приехал, сказал мне, что у него предчувствие. А уезжая, пообещал, что дальше сердце должно работать без сбоев – во всяком случае, в ближайшие дни. Ну что ж, – одной загадкой больше – одной меньше. Это мало что меняет. Он весь – сплошная загадка. Жаль, конечно, что неприменим его дар в широкой практике, невозможно никакие приборы сделать. Представь, если бы удалось изготовить оборудование, которое бы склеивало и наращивало спинной мозг, как год назад у морпеха? Или лечение опухолей? Или вот сейчас – детектор, который хотя бы за минуту до остановки сердца подаёт сигнал? Сколько бы жизней можно было спасти одним этим прибором? И что ещё таится в глубинах его дара?
– Я переживала, что после девочки, тогда, сильно обгоревшей, которую он не смог вылечить, он веру в себя потеряет, начнёт бояться или вообще откажется лечить... И жалко мне его постоянно – как бы по-взрослому он себя не вёл и не старался выглядеть серьёзным, он же маленький, ребёнок совсем. И такой груз на нём – когда за чужую жизнь отвечаешь! И когда лечит – выкладывается полностью, до тошноты и белых снежинок в глазах.
Владимир. Дом дворянской семьи Кошечкиных.
Поскольку у отца Кошечкина с началом сентября тоже начиналась горячая пора, он высказал пожелание встретиться со мной до начала учебного года.
Конечно, в отличие от Гефтов, где я был частым гостем, и в отношениях допускались разные вольности, к Кошечкиным я ехал в строгом «официальном» костюме. Встретив мня, Борис повёл по узкой тропинке, которую ограждали кусты смородины и крыжовника, к дому.
– Андрей Андреевич, представляю Вам моих родителей – Кузьму Васильевича и Валентину Петровну Кошечкиных.
– Для меня честь быть знакомыми с Вами.
Делаю шаг вперёд, Кузьма Васильевич жмёт мне руку, чувствую, что аккуратно и осторожно – так-то я сильный, мог бы и не осторожничать. Валентина Петровна слегка склоняет голову – протягиваю ей букет и коробку с чаем и сладостями, говорю пару стандартных комплиментов.
– Очень рады знакомству, Андрей. Борис много о вас рассказывал, наша семья искренне благодарна Вам за помощь, которую Вы оказываете ему в учёбе.
– Приглашаю к столу, – это уже Валентина Петровна.
Стол был «сладким»: заставлен графинами с соками и напитками, сдобой, конфетами и печеньками. Трое младших детей умело вскарабкались на стулья и деловито приступили к уничтожению сладкого. Мне налили чай, хозяева тоже пили его.
В «светской» части беседы я коротко рассказал о своей учёбе, летнем отдыхе и участии в сборах. В рассказе о себе Кошечкины были немногословны, что было нормально: по факту, у нас знакомство, тем более – я считаюсь не взрослым, так что и темы должны быть «детские».
Мне было забавно видеть, как в Борисе причудливым образом соединились черты отца и матери. От отца ему достался прямой аристократический нос и вытянутое лицо. Всё остальное – мамино. Волосы, немного запавшие глаза, небольшая лопоухость. Правда, уши Бориса плотно прилегали к голове и за счёт этой прижатости лопоухость Бориса не сильно бросалась в глаза.
И если отец Бориса реально был похож на немца своим худощавым лицом, ровным носом и почти белой шевелюрой, то мама большое походила на южнорусскую красавицу, хотя, может быть, была просто миловидной, а не красавицей.
Чай долго не затянулся. Допив вторую чашку, Кузьма Васильевич пригласил нас на задний двор, который по всему периметру, выше чем на человеческий рост, был отделан большими металлическими листами.
Через несколько секунд факел, воткнутый в землю на противоположном конце поля, загорелся. Рядом вспыхнул ещё один, потом два; затем почти одновременно, сразу три.
– Я до пяти объектов могут контролировать, но у нас есть курсанты, которые сразу десять факелов зажигают. Это чисто учебная штука – показатель контроля.
Неожиданно факела стали гаснуть – очень быстро, и хозяин дома пояснил: – Это обратная сторона силы огневиков – я стискиваю огонь. Он, лишённый кислорода, гаснет. Поэтому в пожарные набирают не только водяных и воздушников, но и огневиков.
– Я ещё немного воздушник, так что покажу другой вид тренировки, – говорит Кузьма Васильевич.
И небольшой клубок обгорелой ткани летит по направлению к щиту, в центральной части которого проделано отверстие; при подлёте клубок загорается и уже горящим пролетает через отверстие и падает за щитом.
– К сожалению, бросить я могу метров на десять, не больше. Но пять лет назад я бросать вообще не мог – только приподнять что-то, не тяжёлое. Мне проще зажигать на расстоянии – там я метров на пятьдесят уверенно дотягиваюсь.