Так что совместно с Перловыми решили поинтересоваться мнением её отца – Льва Павловича: он дипломат, у него на выход из любой щекотливой ситуации должно быть, как минимум, два варианта действий: один – хороший, а второй – правильный.
Я знал – он наверняка дома: когда я рассказал Алёне о своём удивлении тому, что отец семейства, вроде бы работает в Министерстве иностранных дел, но в какое бы время я к ним не приходил – он всегда был в особняке, она разъяснила: – Он переводчик высочайшего класса, владеет языками половины Африки. Ему присылают тексты для перевода, он ими занимается и отсылает назад. Если нужно, участвует по видеосвязи в обсуждении каких-то вопросов, статей. Готовит публикации. Вот когда прилетят к нам африканцы – тогда папу в МИД и вызовут, чтобы был под руками и переводчиков контролировал. При важных визитах он, бывает, несколько суток из Москвы не приезжает.
Так что после танцев, попивая латте с двойными сливками, я задал Льву Павловичу вопрос о возможном участии Алёны в моём дне рождения, на что он ответил, что Перловы правы: его дочь в семью не вхожа, с мальчиками за город ехать не может. Их семья поздравит меня отдельно, когда я приду на танцы.
Я поблагодарил Льва Павловича за это мудрое решение и подумал, что отпала проблема, которая могла существенно усложнить подготовку. Оно и понятно: если мадмуазель выходит из экипажа, то карета движется гораздо быстрее! *
* Французский вариант русской поговорки: Баба с возу – кобыле легче!
Глава 25
Владимир. Дом Перловых.
Я сестре Татьяне обещал поговорить с Перловыми, чтобы сообща придумать какой-нибудь способ получения премии от генерала Черёмухина, в лечении которого я участвовал. Как и обычно, важные вопросы неспешно обсуждались поздно вечером за чашкой чая, на кухне.
Обрисовав Геннадию Алексеевичу и Оксане Евгеньевне сложившуюся ситуацию, я стал ждать их идей. Но их не было: деньги можно было или перевести от генерала на карту или на счёт, либо снять и передать наличными. При банковской транзакции перевод сразу же попал бы в налоговые базы, а снять много денег в банке или банкоматах – невозможно из-за ограничений. На вопрос – а какая там сумма, я пожал плечами – никакие цифры не звучали. Оксана Евгеньевна предложила позвонить сестре Татьяне и сразу выяснить, но Геннадий Алексеевич здраво рассудил, что в монастыре в настолько поздний час, скорее всего, спят, и сразу набрал Евича. Выслушав его ответ, он присвистнул: – Такую сумму три года будем снимать с банкоматов, чтобы уложиться в ограничения. И то не факт, что такого срока будет достаточно.
Мы ещё посидели, пока неожиданно Оксана Евгеньевна не предложила: – Вот не зря я сестру Татьяну и монастырь вспомнила! Ты же всё равно церковную десятину в монастырь платить будешь?
Я согласно кивнул.
– Ну так и заплати её этими деньгами на несколько лет вперёд! Пусть Черёмухин деньги напрямую пожертвует монастырю; Евич ему объяснит, что так надо, а мы все будем знать, что это твоя десятина! На перечисления монастырю никаких ограничений нет, и налоги не взимаются. А для тебя бухгалтера точно высчитают, с какого момента нужно будет платить напрямую.
***
Окиновы расстилают на полу громадный ковер с толстым тёмно-коричневым ворсом. И ещё до того, как его разложили до конца, я понимаю, что ковёр – неправильной формы; и по появляющимся лапам и голове, соображаю – это же шкура медведя! Какая огромная! И краем глаза вижу, как расширились в изумлении глаза сестры Татьяны и Оксаны Евгеньевны, и эти глаза, полные ужаса, смотрят на меня. И мне этот взгляд, наверное, дороже, чем любой другой подарок. Настолько, что у меня перехватывает в горле! И мне приятны эти их переживания за меня. Мне хотелось к ним кинуться, сказать, что страшно не было. Просто шкура медведя кажется такой большой, потому что сейчас она плоская, а не объёмная, и в маленькой комнате, а не в лесу. И я обязательно найду минутку, чтобы шепнуть, и как-то их успокоить. И сказать, что страшно мне не было, разве что самую капельку!
Галсан и Мушен, поздравив меня, передают слово Алексею Сергеевичу и Ирине Витальевне – старшему поколению семьи Перловых.
Бабушка и дедушка вручают мне, как они говорят, «джентельменский набор»: небольшая шкатулка с запонками и зажимом для галстука. Всё изготовлено из серебра, с золотыми накладками и украшено жемчугом. А ещё – обычный галстук и «бабочка». Бабочку по центру украшает большая чёрная жемчужина – после дня рождения Кати знаю, что такие таитянские жемчужины очень редкие и дорогие. И женщины и девушки почему-то считают, что именно такие жемчужины – самые красивые. Женщины вообще считают себя непревзойдёнными специалистами по красоте. Но жемчужина и впрямь была красивой. Понимаю, что меня готовят к новогоднему балу и такая бабочка – лучшее украшение к моему костюму.
С поклоном принимаю подарки, а Алексей Сергеевич сумел всех развеселить своей завершающей фразой: – Уверен, что носить ты их будешь бережно, а украсть у тебя их невозможно! Белые питерские ночи на фестивале «Алые паруса» – яркое тому подтверждение.
Все смеются, так как в памяти ещё свежи летние приключения и задержание нашим семейством знаменитого карманника.
Хором поздравляют монастырские, и матушка Юлиана дарит икону «Покров Пресвятой Богородицы», прося для меня защиты у Божьей Матери.
Проходим к столу и начинается пиршество. За год с небольшим я присутствовал на многих семейных праздниках и сейчас – один из них. И от вот этой стабильности церемонии и от моего участия в «семейном празднике» на душе становится теплее.
***
В полдень следующего дня вместе с Василием и Борисом едем в загородный клуб Аланкиных. Пацаны подъехали раньше и уже ждут нас. Они вытаскивают из-за своих спин большую плоскую коробку и вручают её мне. Вскрываю – медальница! Второй подарок тоже коробка – поменьше, но объёмнее: настенная витрина для кубков. Очень актуально – получаемые на соревнованиях медали я складывал в ящик стола, а кубки просто расставлял по комнате, точнее, большую часть отдавал в лицей – директор Алексей Алексеевич Ухтомский очень гордился нашими победами, даже дополнительный шкаф установил для наград на входе в лицей.
Благодарю за тёплые слова и подарки, заканчиваю фразой: – Ухтомский теперь расстроится, что я кубки перестану в лицей передавать!
Все смеются, так как «грешок» директора широко известен и постоянно является поводом для беззлобных шуток.
Рассаживаемся; столы завалены снедью и заставлены графинами с напитками. После коротких поздравлений и чоканий, разговор сползает на планы на зимние каникулы и даже на следующее лето – в начале осени мы встречались и прошедшее лето обсудили, так что тема прошедших каникул давно закрыта.
Вася Перлов тяжело вздыхает: – Жаль, конечно, что Андрей больше с нами никуда не поедет. Классно же было вместе – и в столицах, и в Крыму, и у Окиновых.
Все недоумённо переглядываются…
А Василий поясняет: – У него же теперь две тыщи гектаров земли под присмотром. Пока всё вспашешь, засадишь, прополешь, уберёшь. Ворон и кротов, опять-же отгонять, чтобы урожай не съели. Всё лето пройдёт. Куда ему теперь ездить?
Общий хохот дополнительно разряжает обстановку.
Через час Владислав Аланкин предлагает отдохнуть и немного прогуляться по территории. Надеваем куртки, выходим, мимо домиков направляемся к большому зданию – это гостиница и бассейн. Осматриваем спортивный комплекс, проходим мимо конюшни.
– Артур, я позвонил, сейчас твоего коня выведут, – говорит Владислав.
Ждём, и буквально через три минуты ворота конюшни открываются, и девушка в жокейской форме выводит на улицу огненно-рыжего коня. Конь необычайно красив. В принципе его можно и одним словом описать: «длинный» – длинные тонкие ноги, длинная шея, большая голова с вытянутой лицевой частью, длинные тонкие уши. Но всё это в комплексе создаёт такую грацию, что невольно переводит дух. Конь щурится от яркого солнца и осторожно перебирает ногами, нижняя часть которых «одета» в белые чулки, но увидев хозяина, радостно ржёт и направляется к нему.
Вблизи видно, насколько конь красив и ухожен. На близком расстоянии яркий золотистый отблеск короткой шерсти становится ещё заметнее. Артур гладит коня, угощает его сахаром, чешет за ухом, что-то шепчет ему.
– Ахалтекинец, – с гордостью, и даже немного с придыханием, произносит Артур. – Папин подарок. Он обязательно хотел золотистого, как на нашем графском гербе. Я сюда два или три раза в неделю приезжаю, для занятий. Но всё равно его надо не реже посещать – пренебрежение или грубость ранят ахалтекинца гораздо сильнее, чем многих других лошадей. Но насколько же он хорош: летишь, как будто на ковре-самолёте!
Конь повёл головой, и я вижу, что его глаза имеют необычный разрез – удлинённую, немного раскосую форму.
Вслух я про это не решился сказать – вдруг конь обидится. И получится – нахамил ему я, а разгребать придётся Артуру…
Но Артур спрашивает сам: – Как он тебе?
– Ну, если мой Ветер немного раскачан, как пловец, то твой, скорее – гимнаст!
Китай. Провинция Хубэй. Ухань. Региональный офис клана Шугуан.
– Я сам его допрошу, – Цзин Шугуан не спеша прошёл до лифта, и, нажав на кнопку «минус два», спустился в подвал. Там его ждал ценный груз – пленный из семейства Фэн.
– Назови себя, – коротко спросил Цзин после того, как сел напротив пленника.
– Я – Ли Фэн.
– Кем ты являешься в роду Фэн? Чем занимаешься?
– Я биолог. Занимаюсь растениями и насекомыми.
– Некоторые члены клана Фэн бежали? Ты знал об этих планах?
– Отец говорил мне, что готовится переезд, но, когда и куда, он мне не сообщал.
– Почему?
– У меня узкая специализация. Тем, что меня не касается, я не занимаюсь.
– Расскажи, почему ты оказался вне семьи?
– Неделю назад я поехал в горы, мне нужно было пополнить коллекцию семян. Там я выронил смартфон, он ударился о камни и сломался. Когда я спустился в долину, то оказалось, что мои банковские карты заблокированы; я подумал, что родственники могли предположить, что мой смартфон и карты украли; и чтобы деньги не похитили, они заблокировали мои счета. Я пытался из чайного магазина дозвониться до своих, но не смог, их телефоны не отвечали. Владелец магазина дал мне денег, чтобы я добрался до Ичана. Но в Ичане, в своём квартале, я никого не обнаружил, дома стоят пустые. Видимо, ваши люди там ко мне подкрались и ударили, так как я неожиданно потерял сознание.