Рядом всхлипнула супруга.
***
Утром, прождав несколько часов, и так и не дождавшись звонка от губернатора, Дмитрий Антонович понемногу стал успокаиваться: губернатор, конечно, всегда в делах по горло, и, может, посчитал конфликт между детьми не настолько важным, что даёт надежду выйти из него с минимальными потерями.
Молча пообедали, и Привалов отпустил Юрия и юриста, с условием, чтобы всегда были на связи и в готовности выехать.
Неизвестность мучала, но и дела забрасывать было нельзя – обширное хозяйство требовало постоянных решений от первого лица или хотя бы одобрения решений, принятых другими.
Так же началось и утро вторника – с постепенно ослабевающего напряжения. Дмитрий Антонович даже подумал – не пора ли самому позвонить Перловым, чтобы урегулировать конфликт; может, Церен Окинов и Артур Гефт заявили, что оскорблений в отношении себя не увидели? И у губернатора тогда нет и повода для вмешательства?
Эта надежда погасла в полдень, когда нарочный доставил письмо с вызовом Дмитрия Антоновича на суд дворянской чести в среду. Так быстро в предновогодние дни организовать заседание суда можно было только по прямому указанию губернатора и только в чрезвычайных обстоятельствах.
Владимир. Дворянское собрание.
– По ходатайству князя Григория Семёновича Волхонского, губернатора Владимирского, рассматривается дело о поступке дворянина Сергея Дмитриевича Привалова, являющегося несовершеннолетним членом дворянской семьи Приваловых. К ходатайству губернатора присоединился дворянский совет области, посчитавший поведение Сергея Дмитриевича недостойным дворянина.
Начальник правового департамента губернии начал зачитывать ходатайство губернатора в дворянский суд, затем, – всё тем же нудным и однообразным голосом – письмо дворянского совета, а потом – справку о происшествии.
Обычно на подобных мероприятиях Дмитрий Антонович постоянно боролся со сном – напряжённый деловой ритм не давал толком отдохнуть, и когда появлялась возможность расслабиться, организм требовал вернуть недосып.
Но в этот раз всё было не так: чем менее отчётливой становилась речь престарелого начальника управления, перечислявшего прегрешения его отпрыска, тем скорбнее становилось на душе у Дмитрия Антоновича. Он понимал, что решение, как и всегда, по сути, принято заранее. И теперь осталось только терпеливо выслушивать, что скажут участники суда, и какой вердикт огласят судьи. Составленный, конечно, на основе «пожеланий», полученных от губернатора и руководства дворянского собрания.
Глава 27
Владимир. Дом семьи Приваловых.
Молчаливо ввалившись в гостиную, не снимая курток и не разуваясь, Дмитрий Антонович, Юрий и юрист рода по молчаливому знаку главы рода, расселись в креслах.
Немного помолчав и оглядев нахмуренные лица присутствующих, Дмитрий Антонович озвучил решение: – Сегодня ничего обсуждать не будем – вечер, поздно. И повлиять ни на что невозможно, решение оглашено. Да и не только мыслям будет полезно улечься за ночь, но и мозгу осознать новую реальность. Так что лучше поужинать и завалиться спать. Приглашаю в столовую, стол накрыт, кто захочет – может и накатить, стресс снять немного.
Однако и старший сын Юрий, и юрист откланялись и обещали завтра рано утром быть.
Владимир. Кирпичный завод.
Печь называлась «кольцевой», но была прямоугольной. Такая вот квадратура круга. Я уже привык к тому, что людям просто лень напрягаться, чтобы придумать слова, точно описывающие события, объекты и явления. Берут – что попало, лепят – к чему и как попало; а ты потом мучайся. Помню, как в детстве, услышав словосочетание «морская свинка», я представлял маленького чистого поросёнка, барахтающегося в воде, и управляющего движением с помощью хвостика, как винтом; а из воды торчит только круглый розовый пятачок с двумя дырочками; а вместо копыт у него – маленькие ласты из нежной кожи. Каково же было моё разочарование, когда оказалось, что морская свинка – это небольшой грызун типа суслика. Единственное, что у него общего со свинкой – его можно есть. Морских свинок и ели инки, в Америке, разводя их для мяса. Ну, назвали бы их «коротконогий кролик» или «индейский суслик», – так, всяко, гораздо ближе к реальности.
В сопровождении Геннадия Алексеевича, Михаила Генриховича и Виктора Михайловича Дитерихсов, представителей дворянского совета, обходим по кругу, а точнее, по периметру эту, так называемую, круговую печь – почти полсотни метров длиной и с десяток метров шириной.
Моя новая собственность – переданная мне в качестве виры от семейства Приваловых: очень болезненно, а порой и очень дорого обходится дворянам недержание – как слов, так и рук. Ну, а особенно, – некоторых других органов тела, зачастую подменяющих собою мозг.
Рядом с печью постоянно крутится техника, снуют люди, и управляющий предприятием, – как только подпишем акт, – моим предприятием, объясняет: – Цикл производства непрерывный; ночью дежурная смена следит за процессом, утром начинается выгрузка обожженного кирпича из отсека, где кирпич остыл; на следующий день работники переходят на выгрузку из следующей камеры, и так ежедневно по кругу; каждые сутки – сдвиг на одну камеру. А освобождённые от кирпича камеры другая бригада обследует, вычищает, готовит и затем загружает в них кирпич для обжига, точно в таком же ежесуточном ритме. И когда, совершив круг, огонь вновь дойдёт до этой камеры, процесс начинается по следующему циклу. И так непрерывно, десять месяцев в году. Летом на два месяца встаём на ремонт и профилактику, и вновь перезапускаемся. За год работы печь производит больше двенадцати миллионов кирпичей!
Я выпадаю в осадок! Куда мне девать столько кирпича? Завалить ими все восемьсот гектаров пустошей? В моём мозгу рисуются апокалиптические картины вавилонской башни из кирпича…
Управляющий, проводящий для нас экскурсию, не может понять, к кому он должен обращаться в первую очередь; а спросить – не по чину. Поэтому он обращает свой рассказ то к одному, то к другому из присутствующих, по их заинтересованности и вопросам пытаясь определить – кто же новый хозяин?
Проходим в заводоуправление, где место в председательском кресле занимает Геннадий Алексеевич, и управляющий немного светлеет лицом, наконец-то поняв, кто здесь главный. Начинается беседа с вопроса об имеющихся проблемах, причём Михаил Генрихович Дитерихс настаивает, обращаясь к собравшемуся руководству завода: – Необходимо сейчас, в присутствии представителей губернатора и дворянского собрания, перечислить все причины, которые могут существенно повлиять на производство. Если в течение года окажется, что какие-то важные проблемы были скрыты, это будет расценено как попытка ввести в заблуждение нового собственника – Андрея Андреевича Первозванова и его опекуна – дворянина Геннадия Алексеевича Перлова.
Владимир. Дом семьи Приваловых.
Совещание в кабинете главы рода проходило в гнетущей атмосфере – суд признал полную неправоту рода, недостойное воспитание потомков, и, в связи с этим, обратился к императору с ходатайством об извержении рода Приваловых из дворянского сословия. Плюс и материальные потери, очень существенные и болезненные.
Выслушав комментарии юристов; в этот раз, как и на заседание суда, Привалов подтянул всех своих правовиков, переговорив с заместителями по производству, Дмитрий Антонович начал нарезать задачи: – То, что суд попросил обращение к императору отправить с задержкой на две недели – это уступка нам, чтобы мы успели повести реорганизацию в семье. Император всегда прошения о лишении дворянства поддерживает, особенно в детали не вникая. Юра, – обратился он к старшему сыну, – сегодня же готовим бумаги о твоём выходе из рода и создании независимой семьи дворян Приваловых с тобой во главе. Юристы услышали? Хорошо, сразу, как закончим, садитесь за прошения, всё заверяйте, как надо, сроки не горят, но поджимают.
– Дальше. Юрий, ты у нас больше по лесу и деревообработке специализировался, я жаться не буду – все делянки, что мы разрабатываем, лесные участки в нашей собственности, пилорамы, деревообработка, завод стройматериалов из дерева, фанерное производство и мебельный цех – переходит тебе. Собственность в твою пользу будем переоформлять параллельно с подготовкой бумаг на выход из рода.
– Себе оставлю цементный, железобетонный и цех металлических конструкций, и завод деревянных конструкций для строительства. Надеюсь, комиссия, что приедет налоги добирать, насчитает не слишком много, и средств, имеющихся на счетах, хватит на погашение долгов, и мне ничего продавать не придётся.
– Далее. Губернатор наше производство не разрушил, хотя и мог. Он в качестве виры Окинову забрал парк техники, что кирпичный завод обслуживает, и наши карьеры, где мы песок и глину добываем для производства кирпича. А Перловым – сам кирпичный завод. Хотел бы губернатор нас разорить – лишил бы нас лесных делянок и карьеров. И без них у нас бы производство встало. А чтобы новые получить – это же года три, не меньше – заявки, конкурсы, торги. Ну, вы не хуже меня знаете. Так что сегодня в церковь схожу, большую свечку за здравие Григория Семёновича поставлю и долгих лет ему пожелаю.
– И главное. Юра, завтра, как подпишешь все документы, улетаешь на нашу главную лесопилку, в Калачинск. Пару лет как от них и материалы хуже идут, и прибыль падает. Разберись. И этих двух – отставных козы барабанщиков, с собой возьми. Костя, – обратился он к среднему сыну, – назначаю тебя заместителем директора Калачинского лесозаготовительного и деревообрабатывающего комбината. Шанс тебе даю – показать себя в работе, и тогда, может, старший брат тебя в род примет и вернётся тебе дворянство. А ты Сергей, годика на полтора тоже в Калачинск полетишь – жить будешь у дедушки и бабушки, там и учиться. Увидите там, как наш род начинался и на чём поднимался, вам полезно будет. И, Юр, если посмеют только жить не в Калачинске, а в Омске – мне сообщи, да и сам наказать можешь.