Селики принесла стул, и Киланко усадил на него свою мать, чье исцеление совершенно затмило все случившееся с Айао.
Рыбак Идоу, стараясь понять из слов окружающих, в чем дело, был тоже изумлен происшедшим. Наконец дошла очередь и до него, и он объяснил, как ему удалось спасти Айао.
— Он кричал так громко, что было слышно в том месте, где я находился!
— А мы с малышкой Анату как раз были в тростниковых зарослях, когда раздался душераздирающий крик.
— И я сказала, что это, должно быть, балуется кто-нибудь из рабочих на полях, — добавила Анату.
— Потом долго ничего не было слышно, и вдруг снова крик... Тогда мы с внучкой бросились на помощь, даже не подозревая, что это наш Малышка попал в беду! — сказала нам Сикиди.
Как из сосуда с забродившим соком, из которого выскочила пробка, текли слезы из глаз Айао. Растерянный и жалкий, он просил прощения у всех, стоявших вокруг него под навесом дома: нет, он никого не хотел огорчать, но ему было так скучно одному в этом пустом доме!
— Почему же ты не пришел ко мне в сад, мой Малышка? — ласково спросил его отец.
— Ты мне всегда говоришь: «Ты слишком много болтаешь, слишком много задаешь вопросов, и никто из-за тебя не работает как следует».
— Бедный малыш! Ну теперь я буду брать тебя с собой...
— Мне надо уходить, моя пирога и моя рыба ждут меня, — сказал рыбак.
— Подождите! Вы получите свою долю тарпона, — сказал Киланко.
— Не нужно мне! Моя жена не захочет ее есть.
— Почему же? — поинтересовалась Селики.
— Ах! Если бы я знал почему! Моя жена очень суеверна: даже когда я приношу домой рыбу величиной всего с мою руку, она говорит, что это чудовище.
— Тогда, может быть, вы не откажетесь от апельсинов? — предложила Селики, и рыбак с благодарностью принял от нее корзину с фруктами, почти такую же тяжелую, как и огромный тарпон.
Весь день только и разговоров было, что об этой рыбе и о нам Алайе, которая снова встала на ноги и начала ходить. Отрезали огромный кусок тарпона для нам Сикиди и пригласили ее вместе со всеми родственниками завтра, в воскресенье, пообедать в доме Киланко.
— То, что со мной произошло, и все милости, которые всевышний и дух моего мужа ниспослали нам сегодня, стоят того, чтобы устроить небольшой праздник, — сказала нам Алайя.
— Что верно, то верно, моя дорогая Алайя. Ты права, и завтра мы все обязательно придем, — заверила нам Спкндп.
22. АЙАО ПРИНЯТ В КОМПАНИЮ СТАРШИХ
Разговор вспыхнул с новой силой, когда из школы вернулись дети и стали обсуждать все случившееся, вспоминая то, что им рассказывали на уроках естествознания.
— Шаль, что тарпона уже разрезали на куски, — с грустью сказал Камара, которому очень хотелось измерить его.
— А потом ты бы хвастался перед своими товарищами: «Мой маленький брат моей удочкой поймал на днях тарпона длиной во столько-то метров и столько-то сантиметров!» — поддразнила его Сита.
— Ну и что? Разве плохо говорить правду?
— Нет! Но это не правда, а хвастовство и пустая болтовня!
— Мне бы хотелось посмотреть на целого «серебряного короля», чтобы представить себе, на что он похож, — сказала Ньеко, трогая плавники и тихонько приговаривая: — Спинной плавник у него очень сильный и острый. А хвост похож на веер...
— Тарпон весь покрыт щитками, это очень интересно,— сказал Исдин.
— Щитки у кайманов и крокодилов, а не у рыб, — поправил его Ассани.
— И все равно я в своем сочинении написал бы: «Мой брат однажды, изловчившись, поймал огромного сильного тарпона, покрытого щитками, как у крокодила», — заупрямился Исдин.
— «Изловчившись»... Любишь же ты щеголять своими знаниями! — заметил Бурайма.
— Разве я виноват, что ты даже в третьем классе[21] не разбираешься в деепричастиях? — возразил ему Исдин и тут же получил от брата такую затрещину, что искры посыпались у него из глаз.
— Перестань, Бурайма, я же тебе запретила бить своих братьев! Ты воображаешь, что тебе, как старшему, все позволено!— вмешалась мать.
— Ну, вот что! Сегодня ты увидишь, как будет восстановлена справедливость. Заложи-ка руки за спину, подними голову и стой не шевелясь!—приказал Киланко своему старшему сыну. Затем, обратившись к Исдину, он добавил: — Ты получил от него затрещину, ударь его за это два раза.
Сказано — сделано, а надо заметить, что рука у Исдина была не из легких. Мир оказался таким образом восстановлен. Выпроводив детей, Селики принялась ловко очищать от чешуи куски рыбы, специально оставленной до их прихода.
Дети разбежались кто куда. Им так хотелось поговорить с бабушкой, о многом ее спросить, но они боялись быть навязчивыми. Им постоянно твердили, чтобы они не приставали к взрослым с расспросами, не заставляли их рассказывать о себе и вспоминать прошлое. К тому же они знали из народных сказаний, что людское счастье редко радует богов. Нам Алайя рассказывала им немало таких поучительных историй. Поэтому, узнав, что бабушка снова может ходить, не опираясь на палки, они старались ничем не выдать своей радости.
Подобно тому как морские волны, набежав на берег, снова скатываются в океан, дети, один за другим, вернулись в большую хижину. Они задавали друг другу вопросы, и первый раз Айао находился среди них. Ведь он был свидетелем «исцеления бабушки» и мог один рассказать, как все это было. Малышка чувствовал себя счастливым оттого, что все обращались к нему с расспросами, но он не находил, что сказать в ответ. Как бабушка Алайя смогла освободиться от своих палок — без них он никогда ее не видел, — для него самого оставалось загадкой.
— Может быть, пойдем все вместе под навес, а то бабушка будет удивляться, почему мы вдруг изменили своим привычкам,—сказал Бурайма.
— Ну конечно, тем более сегодня, — добавил Исдин.
Поев вареной и запеченной в золе маниоки и кокосовых орехов, они отправились под просторный, шириной в два с лишним метра, навес. Это было продолжение крыши хижины. Здесь в этот час дня, так же как и вечерами, когда бабушка рассказывала им свои сказки, они собирались, чтобы поговорить и обменяться впечатлениями о проведенном дне. Говорили обо всем, перебивая друг друга: об учителях, о проделках товарищей и своих собственных, о последних событиях в Афежу.
Как всегда, бабушка слушала их улыбаясь, задавала вопросы, расспрашивала о том, что сама прекрасно знала и что с давних пор оставалось неизменным, например: по-прежнему ли останавливаются путники у огромного баобаба, растущего примерно в километре от Афежу, чтобы зачерпнуть калебасой[22] воды из огромной глиняной чаши и с удовольствием напиться. Детям нравилось, что бабушка так внимательно слушала все их рассказы и просто болтовню.
Айао обычно не принимал участия в этих разговорах. Сегодня же ему было что сказать. Выдуманный им герой, гораздо старше его, попал в такую же историю, как он, и Айао рассказывал о себе в третьем лице:
— ...Тогда рыбак упал в воду. Огромная рыба потащила его за собой, и он поплыл. Он плывет, а рыба тянет его все дальше и дальше. Так они, рыбак вместе с рыбой, уплыли далеко в море. А в море водятся злые крокодилы. Они хотели схватить рыбака и огромную рыбу. Пришлось тем опуститься поглубже в воду, туда, где крокодилы не могли их достать. Потом им удалось добраться до берега. Рыба очень устала. Рыбак вытащил ее на песок и принес домой...
— А не зовут ли большого рыбака Малышкой? — лукаво спросила Ньеко.
— Нет, нет! Я тоже знаю эту историю, — живо вмешалась бабушка Алайя, чтобы не испортить впечатления от такого хорошего рассказа, и Айао показалось, что старшие восприняли его слова всерьез.
23. СБОР АПЕЛЬСИНОВ
Малышка решил, что, придя в сад, он не будет отвлекать рабочих праздными вопросами, а просто ляжет поспать под деревом. В пять часов утра сборщики фруктов, собравшиеся со всей округи — некоторые жили почти в десяти километрах отсюда, — с шестами и корзинами уже толпились у дома Киланко. Женщин было не меньше, чем мужчин; и те и другие были в короткой одежде наподобие тоги, не закрывающей плечи и доходящей до середины бедра. Большинство мужчин курило короткие глиняные трубки, а женщины жевали деревянные палочки, которые служат зубочистками. Разговоры не смолкали ни на минуту. Было еще прохладно, и, дожидаясь Киланко, многие прохаживались взад и вперед, стараясь разогреться. Их босые ноги с широкими, крупными ступнями, как у всех горных жителей, оставляли на земле такие частые и многочисленные отпечатки, что казалось, будто бы целую ночь дом осаждали разъяренные толпы.
Увидев, что Киланко появился со всеми своими детьми, все радостно зашумели. Значит, им предстоит работать целый день.
— Сегодня даже Малышка с нами! — сказал кто-то, весело присвистнув.
— Он будет нас подгонять и проверять нашу работу. Правда? Ведь ты теперь большой! — улыбаясь, обратилась к мальчику женщина.
— Да, теперь я уже большой и буду работать вместе с вами, — ответил Айао.
— И ты пробудешь с нами целый день, малыш? — поинтересовался другой.
— Сегодня воскресенье, и я не думаю, что отец продержит вас до самого вечера, — сказал Бурайма.
— Что ты говоришь! Неделю тому назад мы договорились, что будем работать у Киланко сегодня целый день! — возразил какой-то мужчина лет пятидесяти.
— Это правда, баа?
— Да, конечно. Но вы, дети, в обед, когда солнце встанет над головой, пойдете домой. И если на завтра у вас много уроков, можете не возвращаться.
Как всегда, решение Киланко было продуманным. И сборщики с шестами, мотыгами и корзинами двинулись в путь. Тропинка, по которой они шли к саду, была мокрой от выпавшей за ночь росы. Идти предстояло около километра. В воздухе разливался нежный запах спелых плодов. Четыре месяца тому назад вся Югуру благоухала ароматом цветущих апельсиновых деревьев. Пчелы, осы и другие насекомые собирали обильный нектар. Они залетали и на участок Киланко. Их видели почти повсюду вокруг горы Югуруны. Затем постепенно они стали залетать всё реже и реже в эти места. Деревья от