«Африканские учителя, — рассуждал он сам с собой, — оставляют особую касту служащих, иногда оппозиционно настроенных. Добросовестные, пунктуальные, честные, ратующие за справедливость и впитавшие в себя республиканский дух их европейских учителей, они тем не менее недолюбливают белых служащих и используют любой случай для нападок на них, для разоблачения их ошибок, даже самых незначительных. Если попросить директора школы господина Джамарека принять Айао и Анату в школу без официального подтверждения их возраста, то это может привести к тому, что почтенный директор заподозрит меня в каком-нибудь обмане».
Исходя из таких соображений, Жак Непот предложил Киланко попросить суд официально установить возраст Айао, поскольку только немногие африканцы имеют свидетельства о рождении, родители Анату должны были сделать то же самое. Непот, как инспектор сельскохозяйственного кооператива в Джен-Кедже, хорошо знающий деревню Югуру и некоторых хозяев фруктовых садов, мог быть одним из свидетелей семей Киланко и Джилаги.
Почти две недели семейства Киланко и Джилаги обсуждали, советовались и, наконец, выработали план действий. На каждого ребенка требовалось три свидетеля, причем никто из них не должен был приходиться ему родственником. Родители будущих учеников, как и их свидетели, должны были погасить все налоги за два предыдущих года и иметь соответствующие расписки, с тем чтобы представить их, если это потребуется. Кроме того, по закону человек, подтверждающий на суде дату рождения ребенка, не имел права в этот день и даже в этот месяц приглашать отца или прямого родственника данного ребенка к себе в свидетели. Отец Анату вызвался быть одним из свидетелей Киланко. Таким образом, исключилась возможность для последнего предложить то же самое своему другу и земляку.
Общим свидетелем у Киланко и Джилаги был Жак Непот. Вторым свидетелем девочки стал двоюродный брат ее матери.
— Мы можем выбрать вторым общим свидетелем моего шурина Экуэффи, они с моей женой родственники только по матери, — предложил Киланко, и Джилага тут же согласился.
Мужчины, по совету Непота, продумали детально свои выступления на суде. В городе перед гражданским судом и представителями Городского управления они «поклянутся честью говорить правду и только правду», и каждый из них скажет, например, так: «Я, Киланко, владелец садов, проживающий в деревне Югуру, в округе города Джен-Кедже, заявляю, что девица Джилага Анату, дочь Джилаги Абиолы́ и Ономланко́ Рафаты́, родилась в Югуру в 193...»
Со своей стороны свидетели Джилаги должны принести ту же самую присягу, удостоверив имена и фамилии родителей Айао, добавив при этом, что ребенок родился в 193...
— Странно, к чему давать такие клятвы, раз все это правда? — сказал Киланко.
— В этом я не разбираюсь. Во всяком случае, если меня попросят уточнить, я скажу, что Анату на столько-то месяцев старше Айао, — заметил Джилага.
Повторив заученное, Киланко и Джилага, вместе с Анату и Бураймой, который должен был служить им переводчиком, если они зайдут в какие-нибудь лавочки в Джен-Кедже, спустились к берегу реки.
На Бурайме были шорты и спортивная рубашка, обут он был по этому случаю в кожаные шлепанцы, которые ему в прошлом году после успешного окончания начальной школы прислал в подарок дядя Экуэффи. Киланко и Джилага оделись в самые красивые национальные одежды: в широкие бубу[24] из ярких нигерийских тканей и такие же штаны, стянутые и застегнутые у лодыжек на пуговицы. На голове у Киланко красовалась квадратная шапочка, вышитая золотом. а у Джилаги — круглая, пестро расшитая серебром. На ногах у них были надеты бабуши[25] под цвет шапочек. У обоих на указательном и среднем пальцах левой руки блестели массивные золотые перстни. Красивые, величественные, они держались с непринужденностью, какую прида-ют людям независимость и достаток. Они были совершенно уверены в том, что их дело будет выиграно и директор не моргнув глазом примет детей в школу. Счастливые оттого, что на их стороне был Жак Непот, который сам, не говоря им ни слова, заполнил все необходимые бумаги, мужчины то и дело обменивались одним и тем же восклицанием, словно повторяя припев старой песни: «Каково же будет удивление горожан там на суде, когда они увидят господина Непота нашим свидетелем!»
На Анату в этот день было яркое пестрое платье. Мать заплела ей волосы в тугие косички. В ушах девочки поблескивали маленькие золотые сережки. Глаза ее, подведенные сурьмой, радостно лучились. Анату была счастлива, что вместе с отцом отправляется в город Джен-Кедже. Она держала за руку Айао.
Малышка в своих шортиках и спортивной рубашке, с коротко подстриженными волосами, с высоко поднятой головой, как у маленького воина из бабушкиных сказок, вышагивал гордо и уверенно. Подумать только, ему еще нет и десяти лет, а он отправляется в путь, в неведомый ему город! А его братья и сестры были приняты в школу только в десять лет, после такого же освидетельствования. В то время Городское управление еще не разрешало принимать в школу африканцев, не достигших десятилетнего возраста. Но с тех пор взгляды на многие вещи изменились, и это оказалось на пользу Айао и Анату.
Лодка перевозчика, предупрежденного накануне, уже ждала у мыса. Айао не был здесь с тех пор, как с ним, три месяца тому назад, произошло то необыкновенное приключение. Он узнал место, где стоял, держа в руках удочку своего брата Камары, где лег затем, прижав ее животом к земле. Конец удочки, согнувшись, исчез тогда под водой вместе с леской из агавы, хотя она и была достаточно длинной. И почему только он в тот день не взял удочку Бураймы с леской тоже из агавы, но гораздо более прочную! Тогда ему было бы достаточно обмотать конец лески вокруг одного из металлических столбов на мысу, и тарпон мог бы биться сколько угодно! Айао ничего не стоило бы держать его на коротком расстоянии от берега, затем отпустить леску на целый километр до самого конца, и тарпон, с крючком, крепко засевшим у него в горле, выдохся бы наконец.
А вот и то место, где он с криком упал в воду, словно совершив неудачный прыжок. Что с ним произошло тогда, Айао не знал. Ему показалось, что его толкнул в реку Алато какой-то злой человек, а его сообщник неожиданно схватил его за голову и стал тянуть ко дну.
И Айао, шагая с пристани в лодку, хотя ему и помогал отец, почувствовал, как мурашки побежали у него по коже.
26. НОВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Все удобно уселись, и лодка начала медленно удаляться от берега. Картины природы сменялись одна другой. Прибрежные деревни с домами, крытыми соломой или кровельным волнистым железом, ярко блестевшим на солнце, становились еле различимыми по мере того, как берег уходил все дальше и дальше. Наконец, кроме реки, окруженной со всех сторон линией горизонта, ничего нельзя было увидеть. Усилившиеся волны равномерно вздымались, и началась качка. Детей это поначалу забавляло. Первые полчаса они любовались стоящим на корме лодочником, его гибкими и уверенными движениями. Он был похож на героя из сказок нам Алайи, Затем головы их стали сонно покачиваться в такт движению лодки, и вскоре дети задремали.
Проснувшись, они увидели берег Элеше́, где должна была пристать лодка.
— Что, мы уже вернулись домой? А где же наш причал? — недоуменно спросил Айао и быстро поднялся.
— Это Джен-Кедже?
— Джен-Кедже дальше, — ответил Бурайма.
— Я хочу к маме.
— И я тоже, — добавила Анату.
— Значит, вы не хотите идти в школу? — спросил Джилага с улыбкой.
— Хотим, хотим! — закричали дети.
— В таком случае, сидите спокойно и никаких капризов, — сказал Киланко.
От пристани до вокзала они шли по проезжей неасфальтнрованной дороге, идущей от Элеше к Ологбо и дальше к Аделоньи, Афежу и Югуру. Айао и Анату, привыкшие узким тропинкам Югуру, не переставали удивляться.
— Какая широкая дорога, правда? — сказала Анату.
— Да, широкая и горячая.
— Возьмитесь за руки и сойдите с дороги, — приказал Джилага.
— Люди в больших городах ка^к сумасшедшие! Посмотрите на велосипедиста впереди нас. Он едет, не держась за руль, — заметил Киланко.
— А вдруг он упадет и разобьется! — забеспокоился Айао, с восхищением и тревогой глядя на молодого велосипедиста, пока тот медленно ехал впереди них.
— Это лучшее, что с ним может случиться, — сказал Киланко.
— Тебе не нравятся велосипедисты? — спросила Анату.
— Почему же? Я не люблю только тех, кто всячески старается обратить на себя внимание.
Послышался сигнал грузовика. Дети, испугавшись, отскочили в сторону, и каждый схватил за руку своего отца.
— И чего он так сигналит? Никого же нет на дороге!
— А как же! Вдруг мы не заметим, что он едет в деревянном гробу с мотором и умеет пользоваться своей гуделкой!
Машина проехала, подняв столб ныли. Жители Югуру, послав вдогонку шоферу проклятья, стали отряхивать свои одежды. Они были очень недовольны. Как можно жить здесь? Пыль, шум и люди, которым нечего делать!..
— И они еще презирают крестьян...
— Что бы они делали без нас?
— Теперь нам придется любоваться ими до самого Джен-Кедже!
Пока мужчины ворчали, дети смотрели на дома. Они отметили, что большинство домов было покрыто кровельным волнистым железом. Круглых хижин, какие встречаются в Югуру, здесь не было. Множество ребятишек бегало но улице или купалось в реке.
— Посмотри, сколько деревьев вдоль дороги! И все они стоят друг от друга на одинаковом расстоянии. Как это они могли так вырасти? А от солнца нисколько не укрывают. Интересно! Почему они стоят в ряд одно за другим и на них так мало листьев? А вон какой высокий дом!..
— Зачем он такой высокий, этот дом? — спросила Анату.
— Кто в нем живет?
— Белые или местные богачи.
— Или те, кто боится земли, — добавил Киланко.
— А я такой дом видел в книжке Исдина, а на доме был петух, — сказал Айао.