— Петух на таком высоком доме? Что ты говоришь! — удивилась Анату.
— Так бывает. Это белые придумали, — вмешался Бурайма в тот момент, когда они подходили к вокзалу.
Огороженный проволокой, натянутой в несколько рядов, с вьющимися вокруг нее ярко-красными бугенвиллеями, вокзал в Элеше был расположен между дорогой и берегом реки. Анату и Айао видели вокзал впервые. Что их особенно поразило, так это не сами цветы, а красивая изгородь, которая получалась из проволоки, обвитой ими. Жителей Югуру цветами не удивишь. Огромные фламбуаяны[26] с огненными цветами были посажены перед домом Джилаги. Густые заросли гибискусов тянулись вдоль всего участка Киланко. Множество разных других цветов украшали в любое время года тропинки в окрестностях их деревни. И тем не менее бугенвиллеи на вокзале в Элеше, закрывшие своей пурпурной волной колючую проволоку, поразили детей.
Они мысленно сравнивали увиденное с тем, что было в их деревне. Здесь торговки сидели вдоль изгороди и продавали рагу из ямса или маниоки, жареную рыбу, овощи, красиво разложенные в широких эмалированных тазах. Девушки с большими, плотно закрытыми калебасами прохаживались из конца в конец дороги, выкрикивая название своего товара — кукурузные лепешки и пюре из фасоли. В Югуру торговки кричали не так. Они кричали еще громче, но зато с промежутками примерно в четверть часа. К тому же в Югуру не было ни вокзала, ни рыночной площади, и никто не торговал по обочинам дороги. Позади сидящих здесь у изгороди торговок бегали дети, поднимая тучи пыли. Женщины сердились и кричали на детей. В Югуру Анату и Айао никогда ничего подобного не видели.
27. В ПОЕЗДЕ
Их размышления прервал громкий свисток. Пассажирам пора было идти на перрон. От этого звука Айао вздрогнул и с беспокойством огляделся. Но ничего особенного он не увидел, даже железнодорожник, который своим маленьким свистком издал этот протяжный звук — сигнал скорого прибытия поезда, — не задержал его внимания. Ведя за руку своих детей, мужчины начали, вместе с толпой, ставшей неожиданно плотной, медленно продвигаться к выходу на перрон.
Двое контролеров в набедренных повязках, но в фуражках с инициалами железнодорожной компании прокалывали билеты. Все толкались, наступали друг другу на ноги. Какие-то парни сначала пробирались вперед, вовсю работая локтями, а потом затеяли драку между собой. Один из них вырвал из рук какой-то женщины маленькую плетеную сумочку с деньгами. Женщина закричала так громко, что толпа вздрогнула, будто пронзенная копьем злого волшебника. Поднялся страшный шум. Воришка же, встав на четвереньки, прошмыгнул между ног пассажиров и, выбравшись из толпы, пустился наутек. Несколько человек бросились за ним вдогонку. Но поймать вора не удалось. И не мудрено — ведь среди преследователей были в основном его сообщники. В Элеше такое случалось частенько.
Анату и Айао еще не успели понять, что произошло, как вдруг другой воришка, воспользовавшись суматохой и делая вид, что очень торопится проскочить через контроль, запустил руку в карман бубу Киланко. А карманы эти были необыкновенно глубокими — до колен. Киланко заметил что-то странное в движениях парнишки, который не переставая работал локтями. Потом он вдруг ясно почувствовал, что около него трутся не случайно и что чья-то рука ловко скользнула в его карман. Он насторожился и стал внимательно следить за движениями руки стоящего позади вора. Кошелек, где лежало довольно много денег, туго стянутый и завязанный бечевкой, находился в том самом кармане, в котором тщетно шарила рука неизвестного.
Продвигаясь мелкими шажками, Киланко приближался к контролерам. Перед ним было еще два человека. Если пропустить впереди себя Джилагу и Анату, будет четверо. Так он и сделал и, окруженный толпой, продолжал медленно двигаться. В этот момент неизвестный, осмелев, резко засунул руку в глубь кармана. Тогда Киланко с быстротой и ловкостью, свойственной всем горным жителям, бросил на землю свои билеты, наступил на них ногой и, не поворачиваясь, схватил вора за горло, чуть не задушив его. Парень в коричневых, довольно приличных ботинках, с силой ударил Киланко коленкой. Тот отпустил вора, но тут же снова схватил, теперь уже за руку. Вывернув ее за спину, он влепил парню крепкую затрещину и с силой выбросил его из толпы. Воришка как подкошенный растянулся на дороге. И не успел он еще подняться, как Киланко подбежал и плюнул на него. Окружающие, ошеломленные стремительностью, с которой все это произошло, снова закричали и зашумели. С трудом поднявшись, парень убежал, прихрамывая.
Протиснувшись обратно к своему другу, Киланко подобрал билеты, и они вышли на перрон вокзала. Уже в вагоне Киланко вытащил свой носовой платок и начал тщательно отряхивать им бубу, ворча под нос:
— Грязная свинья! Проклятое отродье!.. Вот уж грязная свинья!.. И надо же было родиться на свет такому чудовищу!.. Свинья!.. Проклятое отродье!..
— Баа, что произошло? Скажи, я ничего не понял. Почему ты избил этого парня и плюнул на него? — спросил совершенно сбитый с толку Айао.
— Раз ты не понял, что хотел сделать этот выродок, тем лучше! Мне бы не хотелось иметь такого сына!
— Он что, очень плохой?
— Очень. Такой не достоин быть сыном деревни Югуру! — сказал Бурайма.
— Мне кажется, он хотел украсть у тебя деньги, так же как и его приятель, который стащил деньги у женщины и убежал, — сказала Анату.
— Это правда, баа? — спросил Айао, вытаращив от удивления глаза.
— Правда, мой Малышка... Давайте, дети мои, поскорее забудем про этого негодяя.
Раздался протяжный гудок, за ним два других, довольно коротких. Айао встал, влез на скамейку и выглянул в окно. Отец дал ему подзатыльник и заставил сесть.
— Мне хочется посмотреть, кто это трубит, — сказал Айао, сдерживая слезы.
— Такой же человек, как и мы. Он называется начальником вокзала и подает сигнал машинисту к отправлению.
— Почему ты не разрешаешь мне посмотреть на него?
— Ладно, смотри! — сказал Киланко и снова поставил Айао на скамейку, придерживая его.
В этот момент поезд тронулся. Малышка испытал некоторое разочарование: начальник вокзала не был одет в форму наподобие той, которую он видел как-то в книжке у Фивы. Он был похож скорее на вырядившегося бродячего актера в своей набедренной повязке ниже колен и блузе с короткими рукавами. Единственно, что его отличало от женщин, одетых почти так же, как он, это фуражка с инициалами компании, высокий рост и крепкое телосложение.
Перед глазами Айао одна картина сменялась другой. Мимо поезда проплывали высокие густые заросли, над которыми время от времени возвышались гигантские роко, баобабы и пуходревники[27]. Джилага поставил рядом с мальчиком Анату, которая хотя и молчала, но всем своим видом показывала, что тоже хочет смотреть в окно.
Впереди был поворот и подъем в гору. Поезд, казалось, выбивался из последних сил.
— Ой, весь поезд видно! — закричала Анату.
— Длинный какой! — добавил Айао.
— И сейчас вспыхнет пожар! — забеспокоилась Анату.
— Какой пожар? Что ты болтаешь? — рассердился ее отец.
— Честное слово, там что-то горит. Из паровоза вырывается огонь и дым...
Бурайма, оторвавшись от книги, поднял голову и, так же как его отец и Джилага, посмотрел в окно. Вскоре они снова уселись на свои места и не столько потому, что увиденное их успокоило, а из-за угольной пыли, которая летела прямо в глаза. Поезд взбирался все выше и выше. Детям хорошо виден был весь состав во всю его длину, начиная с громоздкого, черного паровоза с трубой, похожей на воронку вулкана, из которой то ц дело вырывались клубы дыма и раскаленного угля, и кончая прицепленными к поезду платформами с грузом, накрытым чехлами. Постепенно поезд стал выпрямляться.
— А у того окна — река! — сказал Киланко, отвлекая внимание детей.
Айао и Анату спустились вниз. Киланко воспользовался моментом и тут же закрыл окно.
— Там много народу и реки совсем не видно... — захныкала Анату.
— Тогда сидите на месте и другим не надоедайте! — строго сказал Джилага.
— Вот неугомонные! А еще в школу собрались... — вздохнул Киланко.
— Там их быстро усмирят, — заметил Джилага, хотя сам, как и Киланко, никогда не ходил в школу.
— Оставьте их, пусть они смотрят в окошко! Мне такие живые дети, как ваши, гораздо больше нравятся, чем слишком послушные, которые всю дорогу сидят, застыв на месте, как глиняные истуканы, — сказал мужчина напротив.
— Когда наш маленький Аруна́ был еще жив и ездил с нами, он всегда стоял у окна и смотрел, как «все вокруг бежит в одну сторону, а поезд и мы едем в другую...»— так он говорил. И вот уже прошло восемь месяцев с тех пор, как злые духи и колдуны забрали его у нас... Ах, всевышний! Даже шесть живых детей, что ты нам дал, не заменят того седьмого, которого у нас отняли и съели колдуны[28], нашего любимого Аруну... — с волнением проговорила его жена, вытирая слезы концом своей пани.
— Идите сюда, дети! — позвал мужчина.
Малыши стояли в нерешительности, не зная, что им делать. Тогда отцы слегка подтолкнули их. Они робко подошли к мужчине и женщине, которые поставили их на лавочки у окна, придерживая с обеих сторон.
Айао и Анату казалось, что они видят реку Алато со склона горы Югуруны. После того как широкое водное пространство, напоминавшее им их реку, исчезло из виду, они спустились дниз и, поблагодарив мужчину и его жену, отправились на свои места.
Через две остановки после Элеше поезд, подойдя к вокзалу в Джен-Кедже, протяжно засвистел и со страшным скрежетом и лязгом остановился. Многие из пассажиров вышли из вагонов, а вместо них вошли другие.
28. У ДЯДИ ЭКУЭФФИ В ГОРОДЕ
Высокий мужчина в бубу, бабушах и маленькой вышитой шапочке, празднично одетый, как Киланко и Джилага, шел к ним навстречу с распростертыми объятиями. Айао узнал^дцдюшку Экуэффи и, выпустив руку отца, со всех ног бросился к нему. Тот поднял его над головой, и от этого движения широкая бубу на нем разлетелась в стороны, словно крылья у птицы. Он был очень рад встрече со своим племянником. Опустив его на землю, дядюшка Экуэффи поздоровался с Анату, потрепав ее по щечкам и назвав по-французски «красивой маленькой девочкой», чего Анату, конечно, не поняла.