Накануне вечером Якубу, его отец Фашина и Айао приметили куст маниоки, о который недавно терся дикобраз. Он попортил стебли, перерыл всю землю вокруг, оставив на ней свои иголки. По-видимому, он еще не успел уйти далеко.
— Должно быть, он был не голодный, — заключил Якубу.
— Судя по тому, что земля разрыта лишь сверху и кусты не вырваны, он действительно не очень хотел есть, но он вернется. Надо здесь поставить капкан, — сказал сапожник Фашина́, которому принадлежал большой участок, засаженный маниокой и кукурузой.
Капкан представлял собой два массивных, сложенных вместе и покрытых зубьями железных полукруга. Цепь соединяла его с деревянным колом. Маленькой мотыгой Якубу выкопал неглубокую круглую ямку около того куста, о который терся дикобраз. Его отец рукояткой мотыги прочно вбил в землю деревянный кол с прикрепленной к нему цепью. Затем, наступив ногой на пружину механизма, Фашина раздвинул два зубчатых полукруга так, что получился круг, и с большими предосторожностями закрепил их в таком положении. Потом он приподнял указательным пальцем железный диск, который удерживался специальным механизмом в середине круга, — в этом диске и заключалось основное устройство капкана. Торчащие вверх зубья придавали ему угрожающий вид. Айао поглядывал на него с опаской. Ему и впрямь было страшно смотреть, как Фашина, поставив капкан в неглубокую ямку, вырытую сыном, прикрывал его листьями тикового дерева и посыпал сверху землей. «Если земля слегка надавит на листья и своей тяжестью ляжет на железный диск в центре ловушки, та захлопнется. Ой, как страшно!.. Отец Якубу разглаживает землю над капканом, а капкан может закрыться и сломать ему руку. Нет, это мне совсем не нравится!» — рассуждал Айао, крепко стискивая зубы и потирая себе щеки.
Но адская машина лежала спокойно. Фашина, приземистый, мускулистый мужчина, хитрый и ловкий охотник с острым взглядом, простояв несколько минут на коленях, словно молясь, возле куста маниоки, наконец выпрямился. Теперь капкан и прочная цепь длиной около метра, привязанная к колу, были ловко спрятаны под землей. Фашина поправил примятую траву в том месте, где он поставил ловушку и где дети сидели на корточках, наблюдая за ним, затем посыпал это место порошком, принесенным им в узелке.
— Зачем твой отец все это делает? — зашептал Айао на ухо Якубу.
— Звери очень хитрые, у них хороший нюх, и, почуяв запах человека, они становятся осторожными и уходят подальше. Порошок, которым отец посыпал траву, отбивает человеческий запах, а так как сам порошок приготовлен из разных органов убитых животных, место будет пахнуть зверем, — объяснил ему Якубу.
— А скоро придет сюда какой-нибудь зверь? — поинтересовался Айао.
— Не знаю. До ночи вряд ли. Разве что какой-нибудь голодный агути или дикобраз забредет сюда, чтобы подкрепиться. Тогда — бах! — и он попадет в переплет.
— А что это значит — попасть в переплет?
— Ну уж ты слишком трудный вопрос задаешь мне. Я не знаю, что это значит, но мой учитель часто говорит так, когда кто-то оказывается в безвыходном положении.
— Я понял. Это значит, что зверь попадется в ловушку и не сможет выбраться, — сказал Айао.
— Какой ты догадливый! — заметил Якубу, и они рассмеялись.
Вернувшись домой, Фашина пошел в свою мастерскую. Ему надо было работать. Дети до его прихода уже осмотрели мастерскую — просторную квадратную хижину с двумя окнами, которые, так же как и дверь, закрывались, когда оттуда надолго уходили. Поэтому внутри сильно чувствовался запах кож. Каких только шкур и кож здесь не было! Одни висели на стене, другие, закатанные в рулоны, лежали в корзинках, прикрытые сверху листьями, предохраняющими их от моли и термитов. Шкуры кайманов, крокодилов, больших ящериц, игуан[33], висели в ряд вдоль стены, как знамена фантастических армий неведомых времен. Другая стена была завешана змеиными кожами. Они спускались от потолка до середины стены или до самого пола: кожи кобры, удава, гремучей змеи, гадюки, питона. Были здесь и шкуры ланей и верблюдов. Но особенно поразила Айао кожа анаконды[34].
— Анаконда,—это очень опасная змея, — сказал Якубу. — Я уже рассказывал директору нашей школы историю, которую сейчас и тебе расскажу. Он мне тогда дал энциклопедию, и я прочитал, что эта огромная змея нападает даже на людей. Вот эта все время заползала к нам. За пять месяцев она утащила у нас трех коз и не знаю сколько петухов и кур. Отцу это надоело, и он поставил два самых больших капкана, из которых даже лев не смог бы вырваться. Мы починили сарай, куда загоняли на ночь овец, я тебе вчера его показывал. Загнали мы вечером овец и заперли их. Но, как ты видел, в каждой стене сарая сделано по два окошечка, чтобы проветривать его ночью. Мой отец решил поставить под каждым окошком по капкану. Змея должна была обязательно попасться, потому что, кроме окошек, для нее не было другого прохода внутрь. И даже если бы она проскочила капкан снаружи, то, просунув голову, она тут же попалась бы в тот, что стоял внутри.
— Здорово придумано! — сказал Айао.
— В этом случае лучше сказать — ловко придумано, — поправил его Якубу и продолжал: — И вот вечером, когда в доме уже все спали, анаконда — гроза домашнего скота и кур — появилась. Мой отец говорит, что, судя по тому, как змея попалась в капкан, она переползла на крышу сарая с мангового дерева, которое растет рядом. Потом она попыталась пролезть в окошко и с первого же раза надавила своей огромной головой на диск капкана, что стоял внутри. Он тут же зажал змее голову своими зубьями. А тело ее, говорит отец, сползло с крыши и стало биться о стену и о землю и тоже попалось в капкан — тот, что был снаружи.
— Значит, анаконда попалась в капкан сразу с двух концов: головой и серединой туловища? — спросил Айао.
— Конечно. Об этом можно догадаться по коже, если посмотреть на голову и на дырки посередине ее туловища.
— А с тех пор другие змеи не заползали?
— Нет, но капканы стоят там до сих пор. Отец иногда, вспомнив о них, снимет, смажет маслом и опять поставит на место. Идем посмотрим!
37. ДИКОБРАЗ В КАПКАНЕ
— Куда вы идете? — спросила Кокойе́, мать Якубу, высокая, полная, красивая женщина с величественной осанкой.
— Я хочу показать Айао капканы.
— Только не трогайте их, ребятки, — сказала она тихо.
— Нет, мама, мы не будем к ним подходить.
— Какие они страшные! — сказал Айао, разглядывая капканы; они висели на стене, словно причудливые военные трофеи.
— И около курятника поставлены такие же. В них попалось пять лисиц.
— Лисиц? — удивился Айао.
— Да, а что? — спросил Якубу, удивленный реакцией своего друга.
— Ведь во всех баснях Лафонтена, которые нам задают учить наизусть, лиса всегда самая хитрая, самая ловкая, неуловимая, и вдруг...
— О! Сначала я тоже думал, как ты. Но когда я увидел, как в наши капканы попадаются лисы и не могут из них вырваться, я перестал верить басням Лафонтена.
Так, не умолкая ни на минуту, они обогнули скотный двор и подошли к мастерской, где Фашина шил бабуши из кожи игуаны. Кроме него, там работали два его ученика — Иессуфу и Идиссу. У Якубу были только брат и сестра — близнецы, которым едва исполнилось два года. После рождения Якубу мать его потеряла семерых детей, умерших в раннем возрасте. Все они были похоронены неподалеку от сапожной мастерской. Там теперь виднелись маленькие холмики. Fla каждом стоял кувшин с водой, прикрытый лоскутком одежды умершего.
Кривым шилом Фашина прокалывал обработанную кожу игуаны и две, сложенные вместе, кожаные пластинки, составляющие подошву бабуши. Затем в эту дырку он продевал крест-накрест две узкие полоски кожи. Он работал (быстро и уверенно. Видно было, что это мастер своего дела.
Около него лежали разные инструменты, которыми пользовались и его ученики. Якубу, как настоящий учитель, подробно объяснял своему другу назначение каждого из этих инструментов.
Раздавалось легкое постукивание молотка. Из-под очень острых ножниц падали обрезки кожи от подошвы, зажатой в тисках, прикрепленных к самодельному массивному столу. Затем Фашина отпустил тиски, постучал по подошве молотком, взял маленький стальной ножичек и, словно бритвой, легко срезал все шероховатости, которые, как ему казалось, делали обувь менее красивой и удобной.
Айао словно завороженный внимательно следил, как на его глазах рождалась бабуша. Он смотрел, стараясь запечатлеть в памяти, что делал каждый из мастеров, запомнить назначение различных инструментов и всю обстановку в этой интересной мастерской.
Ночью он увидел смешной и удивительно запутанный сон. Ему снилось, йудто бы башмак, весь в зубьях, проглотил питона, а зубастый капкан зажал каблук башмака. И земля, как змея, заглатывала цепь, к которой был прикреплен капкан.
Он проснулся от своего собственного смеха.
— Ты так часто просыпаешься? — спросил у него Якубу.
— Невозможно было удержаться! — ответил Айао и рассказал ему свой сон.
— Твой сон какой-то мрачный.
— Ты так считаешь?
— Я не люблю снов: два раза мне снилось, что один из моих братьев умер, и каждый раз так и случалось через несколько месяцев.
— Тогда я тебя понимаю. Но, надеюсь, мой сон не исполнится и земля не проглотит вчерашний капкан.
— Пойдем в поле, а то как бы отец нас не опередил.
Фашина действительно уже побывал там. Он все видел, но, чтобы не лишать детей радости открытия, вернулся домой. Поэтому, когда Айао и Якубу пришли на знакомое им место, они увидели огромного дикобраза, переднюю лапу которого крепко защемил капкан. Зверь долго бился, стараясь освободить лапу. Он напрасно подпрыгивал, пытаясь вырвать вбитый в землю кол. Повсюду валялись его колючки. Трава вокруг была вытоптана, листья маниоки оборваны. Выбившись из сил, но еще живой, злобно озираясь, дикобраз, увидев детей, подпрыгнул, громко загремев цепью. Мальчики, слегка о