— Ты не знаешь, на какие правила орфографии нам дадут диктант? — спросил, как в полусне, какой-то мальчик, обращаясь к своему соседу.
— Если бы я знал, я бы вам всем сказал и мы все бы сдали экзамен.
— Не тратили бы вы попусту времени на предположения, — послышался чей-то голос.
— А что это такое — предположения?
— Чудаки, ни одного из тех писателей, которых мы знаем, нам не дадут. Наши учителя обязательно откопают что-нибудь новое. Вы не заметили, что последнее время они нам рассказывали о таких писателях, чьих книжек совсем нет в школьной библиотеке?
— Да, и всё о таких трудных: Франсуа Мориак, Роже Мартен дю Гар, Андре Моруа, Луи Арагон, Анри Кеффелек, Андре Мальрб, Андре Жид[38]. Два месяца мы только ими и занимались, а ведь ни одну из их книг невозможно найти,
— Ну, это ты просто плохо ищешь. Я вот видел в учительской библиотеке книгу писателя Анри Кеффелека, только у нее в названии есть грубое слово, — заметил Айао.
— Какое? Какое?
— Скажи! Не заставляй себя упрашивать. Здесь все свои!
— Ну ладно! Помните, ребята, диктант, в котором все мы сделали больше двух ошибок? Так текст его был взят из единственной книги этого Анри Кеффелека...
— Из какой? Ну говори же, не тяни! Все крутишься вокруг да около!
— Если ты будешь меня понукать, я не скажу ничего.
— Оставь его!
— Книга называется «Дневник подлеца».
— Фу! Какое нехорошее слово!
— Кто подлец?
— Да никто! Это название книги господина Анри Кеффелека.
— Ха-ха-ха! Ты что, смеешься над нами? Разве белые могут такое написать?
— Сразу видно, что ты никаких книг, кроме учебников, не читаешь.
— Хотел бы я посмотреть, как ты напишешь слово «подлец» на экзаменах по французскому языку.
Наконец страсти улеглись. Лодочник, ничего не понимая из их оживленной болтовни, но довольный тем, что все развеселились, продолжал уверенно вести свою лодку. Солнце стало припекать. Приближаясь к Афежу, они плыли теперь вдоль берега, густо заросшего камышами и бамбуком. Кружась над водой и перелетая с дерева на дерево, птицы приветствовали школьников своим веселым щебетаньем. Однако дети не обращали на них никакого внимания. Лодка, словно ее столкнули с пологого склона, скользнула к берегу и остановилась.
Дети сошли на землю и направились к школе.
41. ЭКЗАМЕНЫ
У школы уже собралось много детей. Некоторые пришли с родителями, бабушками и дедушками или с тетями и дядями. Каждый год в это время на широком школьном дворе бывало менее шумно, чем в обычные дни занятий. Никогда не обучавшиеся грамоте взрослые давали последние напутствия этим «образованным мальчикам и девочкам», чьи суждения, взгляды и поступки были им не очень-то понятны: «Не волнуйся, малыш!.. Будь как можно внимательнее, мой мальчик!.. Слушай как следует и постарайся понять все, что там будут говорить... Вспомни, чему тебя учили в школе, и с божьей помощью ты выдержишь экзамены, сынок...»
В этот момент прозвенел звонок, и сердца школьников тревожно забились. На прощанье родители погладили своих детей по головке. Сита по очереди обняла Анату и Айао. Несколько лет тому назад она боялась точно так же... Оставшись во дворе, она долго смотрела вслед брату. Айао быстрым шагом догнал своих товарищей, которые столпились вокруг директора школы.
После переклички ученики разошлись по классам. В каждом из пяти классов учитель, в присутствии двух членов комиссии, открыл большой конверт, скрепленный сургучной печатью главной школьной инспекции. Вынув оттуда лист бумаги с каким-то текстом, он, держа его двумя пальцами, показал всему классу. У учеников от страха забегали мурашки по коже. Те, кто, уже взявшись за ручки, приготовились писать, заметили, как задрожали у них руки.
— Напишите ваше имя, фамилию и номер стола на листке, который лежит перед вами, в том месте, где указано, — произнес учитель.
Три дня подряд, каждый день по шесть часов, учащиеся сдавали экзамены по разным предметам, и все это время волнение сменялось страхом, а радость унынием.
Одни, отчаявшись после второго дня, когда проходил экзамен по арифметике и геометрии, особенно трудный и со всевозможными подвохами, не стали больше ничего сдавать. На следующий день, узнав, что на экзамене по ботанике была дана тема по только что пройденному материалу, они жалели о своей минутной горячности. Другие, хотя и заявляли во всеуслышание, что не питают никаких надежд на успешный исход и что провал их неизбежен, все же держались стойко до: самого конца.
Айао был в числе последних: над письменной работой по истории Франции ему пришлось здорово попыхтеть. Казалось бы, довольно простая тема «Наши предки галлы» вызвала у него затруднения из-за незнания точных дат и событий, потому что в школе эту тему проходили поверхностно. «Если я сегодня провалюсь, то больше никогда в жизни не стану учить историю Франции», — пробормотал он про себя, выходя из класса, мрачный, с крепко стиснутыми зубами.
После последнего письменного экзамена на лицах очень немногих школьников можно было заметить хоть какое-нибудь подобие улыбки. Анату шла по двору как во сне и вдруг разрыдалась. Сита обняла ее, прижала к себе и стала успокаивать:
— Подумаешь, провалилась, от этого никто еще не умирал. Ты как была, так и останешься красивой, славной Анату. Перестань! К тому же все будет в порядке, вот увидишь... Ты согласна со мной, Анату?
Анату кивнула головой.
— Ну, тогда вытри слезы...
Больше половины сдающих отсеялось, в том числе и Нвулу, лучший ученик из класса Айао. Устный экзамен, на котором Айао потерял большую часть своих баллов, набранных им до этого за письменные работы, чуть было не сыграл с ним злую шутку. И он не провалился лишь чудом. А Анату, которая, казалось, не очень-то старалась и мало на что надеялась, сдала этот экзамен совершенно спокойно.
— Экзамены в этом году были очень, очень трудные, — сказал старый Джамарек, после того как были объявлены результаты, и попросил всех учеников без исключения присутствовать при вручении свидетельств об окончании школы.
И все согласились, даже Нвулу́, который с горечью сказал:
— Я знаю уже наизусть его речь. В течение четырех лет, что я здесь, он повторяет примерно одно и то же.
— Перестань! Ты самый способный и самый сильный из нас, и если ты, из-за своей неудачи, не придешь, то всех очень огорчишь! — сказал ему Айао.
Уверенность в том, что за несколько первых экзаменов он получил высокие оценки, помогла Нвулу набраться мужества и присутствовать на торжественной церемонии. Коренастый, с коротко остриженными волосами, он пришел одетый в синюю бубу. На его квадратном лице не переставая блуждала ироническая улыбка, а маленькие глазки блестели добродушно и лукаво. Анату была очаровательна в своем бирюзовом бархатном платье. Она пришла только потому, что директор просил всех учеников присутствовать в этот день. Анату ничего особенного для себя не ожидала, так как в течение года она регулярно, как по заказу, получала по всем контрольным работам довольно низкие оценки.
Школьный двор был полон родителей учащихся. Все говорили только об экзаменах. А поскольку письменные работы, как обычно, проверялись в Джен-Кедже, то на все лады перемывались косточки городских «бессердечных учителей, которые едят деревенские продукты, а о крестьянских детях совсем не думают».
— Что же они будут делать, наши несчастные ребятишки, без этого «сфидетельства»?
— Неужели им придется сдавать все заново?
— Если бы вождь Агбала не заставлял нас посылать ребят в школу, то ни один из моих детей никогда бы не переступил порога этого дома! Не представляю, что может дать им наука белых.
— Одно лишь тщеславие да легкомыслие!
Так они говорили, когда вдруг зазвенел звонок, приглашая всех присутствующих занять места под огромным навесом, шириной в шесть и длиной в двадцать метров. Этот крытый пальмовыми листьями навес, как всегда из года в год, сооружали вдоль стены двора.
42. ВРУЧЕНИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВ
Как только Джамарек взял в руки колокольчик, все тут же замолкли. Директор, как всегда, был одет безупречно: белый костюм, рубашка, полосатый — желтый с красным — галстук. Учителя тоже были одеты по-европейски, и только Лалейе нарядился в расшитую золотом бубу, бабуши и шапочку. Господин Джамарек, строго соблюдая традиции дакарского института Вильяма Понти́[39], не очень одобрял роскошрый наряд учителя Лалейе́. Они даже поспорили по этому поводу. Но, будучи человеком разумным, господин Джамарек, представляя учителя Лалейе, заявил:
— Дорогие мои друзья, дорогие мои дети, сегодня традиционная речь по случаю вручения свидетельств об окончании школы будет произнесена не вашим старым директором и не одним из тех учителей, которых вы знаете с самого начала учебы в школе. Ее произнесет наш новый учитель, молодой и жизнерадостный господин Ассани́ Лалейе, который работает в школе всего три месяца.
Господин Лалейе встал со своего места, поднялся на кафедру, и все присутствующие, которые поначалу не обратили на него никакого внимания, так как в своем наряде он был, скорее, похож на одного из родителей, все вдруг громко зааплодировали. Господин Джамарек был крайне удивлен, но тоже похлопал в ладоши вместе со всеми и тут же повеселел.
Лалейе начал говорить:
— Дамы и господа, мои дорогие коллеги, я очень тронут таким радушным приемом. Ваши дети, которые стали моими младшими братьями и сестрами, очень доброжелательно приняли меня в этом учебном заведении, где, к великой моей радости, я встретился со своими дакарскими друзьями. Я счастлив, что не только директор школы, умный и чуткий человек, не только мои коллеги, чьи дружеские чувства не нуждаются в доказательствах, но и все вы, родители наших учеников, встретили меня с такой теплотой.
Только что я был вместе с вами во дворе и слышал некоторые из ваших разговоров. Все мы, начиная от директора и кончая самым молодым учителем этой школы, огорчены неудачей тех учеников, которые не выдержали экзамен, и искренне сочувствуем их родителям.