Мальчик из Югуру — страница 35 из 36

— Вы первый заговорили об этом. Если бы вы сами этого не сделали, я бы вам никогда ничего не сказал по поводу вашего вмешательства в мои дела. Ну так вот! Я презираю вас за то, что вы завладели моей мечтой! — заявил он сухо.

На это Лалейе, весело рассмеявшись, ответил:

— Но, мой дорогой Айао, я знал, какой будет твоя реакция. Позволь тому, кого ты презираешь, по-братски обращаться к тебе на «ты». Будь я на твоем месте, я реагировал бы точно так же. Об этом я и сказал Сите. Вот в нескольких словах, что бы ты хотел сделать. Участок и деревья вокруг него остались бы нетронутыми, иногда за ними приглядывал бы кто-нибудь из вашей семьи. В первые же каникулы, чтобы не очень скучать в родных местах, откуда один за другим уехали твои братья и сестры, ты бы начал строить навес, а затем собирать детей со всей округи, может быть и вместе с их родителями. Они стали бы твоими первыми подопытными кроликами. После чего ты бы, в конце каникул, вернулся в Дакар. А увлеченным тобой ученикам ничего не оставалось бы, как сожалеть о твоем отъезде. Твой замысел они навсегда связали бы с твоим именем. А поскольку здешние люди очень привязчивы и чувствительны, как и все жители гор, то они все ждали бы тебя, как мессию. И это продолжалось бы три долгих года... Как ты думаешь, после создания такого ореола вокруг твоего имени и «твоего дела» разве они не сочтут за честь своими собственными руками построить школу и обнести ее стеной? Признайся, ведь это так, Айао...

Айао ничего не ответил, Лалейе все угадал, за исключением ореола вокруг его имени, о чем Айао никогда и не помышлял. Поэтому он счел необходимым раскрыть Лалейе все свои карты.

— Я не совсем тот, за кого вы меня принимаете, господин Лалейе. Вы ведь не знаете, да и представить себе не можете всех моих сокровенных мыслей. Я никак не мог предвидеть столь значительных изменений, которые из-за вас так быстро произойдут в жизни Ситы, и поэтому рассчитывал на то, что после моего возвращения в Сенегал моя сестра будет продолжать занятия с нашими учениками. Я не мыслил осуществления своего замысла без помощи Ситы. Вы, должно быть, знаете, что благодаря нашим совместным усилиям и особенно благодаря необыкновенному упорству моей сестры, от которого ее замужество не оставит и следа, наши родители теперь немного понимают по-французски! Я вам, наверное, покажусь чудовищно эгоистичным, господин Лалейе, но я обижен на вас не столько за то, что вы занялись моим проектом, который вы не сможете осуществить, продолжая преподавать в Афежу, сколько за то, что вы отняли у меня — повинуясь вашему столь неразумному желанию жениться на моей сестре — самую лучшую помощницу, какую я мог бы найти в Югуру.

Лалейе показалось, будто его ударили дубинкой по голове.

Но, будучи не из тех людей, которые подливают масло в огонь, он, мягко положив руку на плечо юноши, выразил ему сожаление по поводу того, что причинил столько неприятностей и так плохо истолковал его мысли.

— Я обещаю тебе, что никто больше не коснется твоей мечты. Сита станет моей женой, потому что мы любим друг друга. Ваши родители считают меня уже членом своей семьи. Но ничто, можешь быть уверен, не помешает Сите быть такой же полноценной и такой же любящей помощницей, какой она всегда была для тебя.

Айао почувствовал волнение в голосе своего прежнего учителя, и в первый раз радостная улыбка засветилась в его глазах, когда он посмотрел на Лалейе.

— Мне бы не хотелось, — продолжал учитель, — женившись на Сите, быть чужим человеком, из-за которого будут возникать всякие недоразумения, даже ссоры в такой дружной семье, как ваша.

— Вы не чужой человек, Лалейе, — ответил ему Айао, протягивая руку.

— Решено: школа будет, и мы назовем ее «Нам Алайя»! — сказал Лалейе в ответ на этот жест — знак примирения и дружбы.

— От вас невозможно ничего скрыть. Пусть будет школа «Нам Алайя», — ответил ему Айао.

Так и стала называться школа в Югуру, где местные крестьяне, взрослые и дети, обучались грамоте. Айао, Лалейе и Сита — скоро ставшая сама матерью многочисленного семейства, — посвятили школе всю свою жизнь.

Послесловие

Автор этой истории об африканском мальчике Олимп Бели-Кенум, который написал также несколько романов для взрослых, родился в 1928 году в западноафриканской стране Дагомее, в ту пору французской колонии; с 1 августа 1960 года его страна стала независимым государством и ныне называется Республикой Бенин. Писатель в течение многих лет живет в Париже, занимаясь в международной организации ЮНЕСКО вопросами образования и культуры африканских стран.

В основу его книги легли впечатления детства. Автор нигде особо не упоминает о том, что речь в ней идет о колониальных временах, но об этом можно догадаться по некоторым приметам. Вспомним хотя бы, что инспектор Непот, европеец, который выступает на суде свидетелем у африканца Киланко, вызывает изумление присутствующих. Такое могло быть только в эпоху колониального господства, когда французские служащие, жившие в Африке, смотрели на африканцев как на людей невежественных и не равных себе, а дружба европейца и африканцев была совсем редким явлением. Еще одно красноречивое свидетельство того, в какие годы происходит действие, мы находим в описаниях жизни школьников, которым учителя запрещают говорить даже между собой на родном, африканском языке, требуя, чтобы они быстрее учили французский. В свое время об этом положении в колонизованных странах Африки с гневом писал в романе «Клембье» (1956) Бернар Дадьё, известный литератор другой западноафриканской страны — Берег Слоновой Кости.

Но Бели-Кенум рассказывает о том же гораздо мягче, он описывает порядки колониальной школы, не давая им прямой оценки. Говоря об отношениях европейцев и африканцев в колониальную эпоху, Бели-Кенум тоже воздерживается от резкого обличения: он только раз вскользь упоминает о европейце, который был груб с африканскими ребятишками, но потом осознал свою неправоту и совершенно изменился. Все дело тут в том, что для писателей независимой Африки разоблачение колониальных порядков, ушедших в прошлое, — это лишь одна из задач, хотя и очень важная.

Вместе с тем из книги Бели-Кенума ясно, что систему образования в Африке надо перестроить. В самом деле, обучение в школе, которую описывает автор, ведется по французским программам, так как колонизаторы утверждали, что африканцы не создали никаких культурных ценностей и должны воспринять их от европейцев. Достаточно вспомнить хотя бы такой эпизод: ученики перед экзаменом должны заучить массу имен французских писателей, которых никогда не читали. Вместо истории своей страны дети узнают историю Франции, и им внушают, что их предками были «голубоглазые галлы» (это была одна из самых нелепых выдумок колонизаторов, считавших, что школа должна сделать юных африканцев «французами во всем, кроме цвета кожи»),

Бели-Кенум подчеркивает, что в этих условиях у африканских детей остается лишь смутное представление о родной культуре. Детей не учат африканским языкам, хотя некоторые из них — хауса, йоруба, бамбара—широко распространены в Западной Африке и на них говорят миллионы людей. Такое образование, оторванное от нужд африканских стран, не приносит достаточной пользы. Поэтому выросший Айао и его друзья мечтают построить новую школу и организовать в ней все иначе, лучше, чем было в их собственной школе. Школу эту молодые люди недаром хотят назвать «Нам Алайя»—в память о бабушке героя, женщине неграмотной, но обладавшей глубокой мудростью своего народа и стремившейся передать ее внукам. Автор уделяет этой теме так много внимания потому, что очень сложная проблема перестройки африканской школы не разрешена и по сегодняшний день.

Основная цель книги Бели-Кенума — показать, как важно в жизни хорошее образование. Он призывает юных читателей стремиться к учению, несмотря ни на какие трудности. А трудностей этих до сих пор очень много. Далеко не все африканские дети живут, подобно герою книги Бели-Кенума Айао, в достатке и без особых забот. Многие начинают работать с юных лет: либо помогают взрослым, либо самостоятельно зарабатывают на жизнь. В африканских городах встречаешь детей, которые работают чистильщиками обуви, торгуют разными мелкими товарами или просто предлагают свою помощь людям, несущим тяжелые покупки. Нередко при этом детям приходится кормить на свой заработок большую семью, так как в африканских городах взрослые очень часто не могут найти себе никакой работы здесь еще мало фабрик, заводов и других мест, где нужны рабочие руки. (Колонизаторы обычно не строили в Африке промышленных предприятий, а предпочитали вывозить сырьевые богатства африканской земли в свои страны и там их перерабатывать.)

В независимых государствах Африки быстро растет число школ, которых при колониальном режиме было совсем немного: ведь африканским странам, строящим новую жизнь, с каждым годом становятся все нужнее самые разнообразные специалисты да и просто грамотные люди. В этих условиях многие африканские писатели наших дней с большим сочувствием изображают простых людей, стремящихся к знанию или старающихся, вопреки всем препятствиям, дать образование своим детям.

Таков, например, мелкий торговец Джери, герой романа нигерийского писателя Джона Мунони «Торговец из Обанге» (1971). У него шестеро детей, и он хочет, чтобы все они, в том числе и дочь, окончили школу, хотя плата за обучение слишком высока...

А вот что сказал по этому поводу еще в колониальный период крупнейший писатель Восточной Африки, уроженец Танганьики (нынешняя Танзания) Шаабан Роберт (1909—1962): «Каждый ребенок, который сейчас лишен возможности читать, писать и считать, имеет право упрекнуть своих родителей, когда он увидит, что двери лучшей жизни закрыты для него... Богатство страны — это люди. Люди эти не могут принести пользу своей стране, если они не получат в детстве хорошего образования».

Может возникнуть вопрос: почему автор не пишет, в какой стране живет его герой? Конечно же, писатель опирается на воспоминания о своей родной стране.. Но совершенно ясно, что он хотел, чтобы книга его читалась не только на родине, но и в других африканских странах. Это в первую очередь соседние страны побережья Гвинейского залива и прежде всего такой гигант, как Нигерия — самая большая по численности населения страна в Африке; не случайно названия нигерийских городов (Ифе, Ибадан, Лагос, Энугу) часто встречаются на страницах книги наряду с названиями вымыш