— Родственники Айао очень взволнованы!
— Наш добрый вождь Агбала очень взволнован!
— Все население Афежу очень взволновано!
— Жители и гости Афежу!
— Слушайте внимательно!
— Замолчите и остановитесь!
— Слушайте слова нашего вождя Агбалы!
— Наш добрый вождь Агбала сказал: «Кто видел Айао, сына Киланко, пусть приведет его немедленно во дворец, и за это он получит вознаграждение!»
— Наш добрый вождь Агбала ждет!
— Не обманывайте его надежд!
— Жители и гости Афежу!
— От имени доброго вождя Агбалы я говорю...
Так глашатаи, разойдясь в разные стороны, шли через огромную базарную площадь, выкрикивая во весь голос приказ своего толстого вождя Агбалы. А в это время нам Сикиди и Фива, Киланко и его дети искали Айао повсюду. Они обошли все палатки и магазинчики, осмотрели все кустарники, вышли за пределы базара и, дрожа от страха, стали бродить среди огромных муравейников, напоминавших причудливые архитектурные сооружения, где, по народным поверьям, жили гномики и лесные духи.
13. АЙАО НАШЕЛСЯ
В это время Айао, после долгого хождения по рынку, вышел на берег реки. Там продавались овощи. Мальчик проголодался и остановился, со слезами на глазах, около одной из торговок лепешками из гороховой муки.
Женщина давно привыкла ко всевозможным детским проделкам, в том числе и к тому, что мальчишки нередко прикидывались несчастными сиротами. Поэтому она делала вид, что не замечает Айао, хотя сама внимательно следила за ним краем глаза. Совсем не похож был Айао на обычного оборвыша: лицо чистое, глаза не гноятся, а ногти на руках аккуратно подстрижены. И женщине стало ясно, что мальчик не столько голоден, сколько расстроен. С ним, видно, случилось какое-то несчастье.
Слезы градом катились из глаз Айао, капая на рубашку, и все тело его содрогалось от рыданий. Он то засовывал руки в карманы своих штанишек, то вытаскивал их, обхватывал ими голову и, не переставая, громко выкрикивал:
— О-ля-ля! Ой-ой-ой! Куда они ушли-и-и... Что же я теперь бу... буду делать здесь один... Ай-ай-ай! — Беспрерывно всхлипывая, он еще что-то бормотал и все время кружился на месте, словно подзаборная голодная собачонка, отбивающаяся от мух.
— Ты откуда, малыш? — спросила его сжалившаяся торговка.
— От... от... туда! — ответил он.
Этот вопрос словно окончательно расстроил его, и он заплакал еще громче, притопывая ногами. Женщина встала, подошла к нему и прижала его к себе.
— Ты есть хочешь?
Айао кивнул головой.
— Хочешь лепешку?
— Я хочу к маме, — сказал он, утирая слезы.
— А где твоя мама?
— До... до... дома...
— А где же твой дом, малыш?
— В... в... Югу... Югуру...
— Не может быть! Ты не один, наверное, пришел из такой дали?
— С баа и... остальными...
— А где же они?
— Не знаю...
— Значит, ты потерялся, вон оно что! Послушай, малыш, сначала съешь лепешку, а потом я отведу тебя к вождю, хочешь?
— Я хочу к маме!..
— Я понимаю тебя, бедняжка...
Айао был голоден, но ел без аппетита, все время оглядываясь по сторонам, на снующую вокруг него толпу. Глаза его, распухшие от слез, так и бегали, следя за потоком людей, которые, раздваиваясь и расплываясь, мелькали перед ним, как в тумане. Словно он попал в мир заколдованных кривляющихся чудовищ. Послышались отдаленные звуки гонга, но в его воображении эти металлические звуки смешались с жестами толпы и стали настолько для него нереальными, что он их больше не различал.
Вдруг один из ударов, особенно сильный, заставил его вздрогнуть.
— Никуда не уходи, малыш. Посмотри за моим товаром. Я пойду послушаю глашатая, — сказала торговка, поднимаясь с места.
Она побежала куда-то, придерживая грудь руками. Затесавшись вскоре в толпу зевак, она стала слушать.
— Жители и гости Афежу! Слушайте внимательно...
Едва глашатай закончил речь, как она бросилась вперед и, с трудом пробравшись сквозь плотную толпу зевак, подошла к глашатаю:
— Около моего прилавка стоит ребенок. Он плакал, и я дала ему поесть. Бедняжка говорит, что пришел из Югуру.
— И давно он там? — спросил глашатай.
— Да нет. Он, должно быть, еще ест.
— Вы уверены, что это тот самый ребенок, которого я ищу уже несколько часов подряд? Солнце было еще там, когда меня послал на поиски наш вождь Агбала. А теперь оно вон где.
— Вам бы лучше пойти самому посмотреть на ребенка, чем рассуждать о солнце, где оно было и где есть, — заявила женщина, выведенная из терпения, и, расталкивая всех, направилась к своему прилавку.
Толпа последовала за ней. Дойдя до смоковницы, в тени которой она обычно устраивалась торговать в базарные дни, женщина показала пальцем на Айао. Мальчик, не торопясь, откусывал лепешку, словно ему совсем не хотелось есть.
— Как тебя зовут, парнишка? — спросил глашатай, подойдя к потерявшемуся ребенку.
— Айао. Я пришел из Югуру.
— Ты знаешь, как зовут твоего отца?
— Баа.
— Меня тоже зовут баа, — заметил глашатай, чем вызвал громкий смех у окружающих.
— Когда нам Алайя зовет отца, она называет его Амаду.
— Ну вот, теперь все сходится. Значит, ты Айао, по прозвищу Малышка, сын Амаду Киланко, из Югуру.
— Да, да, я пришел с баа, с моими братьями и сестрами. А теперь я не знаю, где они, — торопливо заговорил Айао.
Глашатай, довольный тем, что нашел Айао, торжествовал. Он схватил мальчика за руку и, в сопровождении нескольких зевак, направился ко дворцу. По дороге к ним присоединились и другие. Люди, увидев снова глашатая, не ударявшего больше в гонг, сбегались со всех сторон, громко спрашивая друг друга, не нашелся ли мальчик. «Нашелся!..» — «А кто его украл?..» — «Ты уверен, Ологбо́, что это тот самый парнишка?» Десятки вопросов неслись из толпы. Она все сгущалась, превращаясь в многочисленную процессию, наседавшую на глашатая.
Высокий, худой, с длинной, по-женски тонкой шеей, с резко выступавшим кадыком, который все время двигался, как кукушка на часах, Ологбо был очень некрасивым. При дворе Агбалы его прозвали «Ястребиной головой» и не столько за его лысый череп, сколько за то, что в профиль и анфас, с какой стороны на него ни посмотришь, он был похож на хищную птицу. Из-за своего усердия он каждый приказ вождя выкрикивал так, что слушателям казалось, будто он объявляет толпе не волю вождя, а свою собственную. Поэтому, хотя и не в чем было его упрекнуть и не за что презирать, тем не менее в селении его недолюбливали.
А школьники Афежу, в глазах которых он был само воплощение приказов вождя, дали ему и другое прозвище — «Петушиные ноги». Глашатай был действительно как петух голенастый и со спины походил на воинственную птицу.
Никто не осмеливался подходить к нему, шутить с ним, хотя он и не испытывал ни к кому неприязни. И вот, вопреки всему, около Ологбо собралась толпа желающих посмотреть поближе и на него самого и на Айао.
— Расступитесь! — закричал он, подойдя ко дворцу Агбалы, освобождая широким круговым движением руки пространство вокруг себя, и любопытные отступили.
14. МАТРАЦЫ
Переданный отцу, Айао вместе со своими покинул двор вождя Агбалы. Малышка не выпускал руки Киланко, все время крепко прижимаясь к нему. Хотя он уже и успокоился, следы тревоги еще не исчезли с его лица. Время от времени он поднимал голову и на ходу смотрел на отца, словно хотел лишний раз убедиться, что это его отец, а не кто-нибудь другой.
Семья Киланко спускалась теперь к тому месту базара, где продавались циновки, матрацы и многие другие плетеные изделия. Издали все эти товары и люди вокруг как бы сливались в одну сплошную плотную массу.
В самом деле, глядя со склона, ведущего от дворца Агбалы в центр рынка, матрацный ряд походил на кусок скалы цвета сухой соломы, изборожденный широкими черными полосами. Такое впечатление создавалось потому, что торговцы расставили свои свернутые матрацы рядами вокруг площади, посередине которой возвышался длинный, крытый соломой навес. Под ним были выставлены всевозможные плетеные изделия. То и дело кто-нибудь из торговцев поднимался со своей низенькой скамеечки и начинал прохаживаться среди этого леса тростниковых матрацев, поставленных не на голую землю, а на подстилку из соломы.
Но горе тому торговцу, который станет зазывать покупателя, остановившегося перед матрацами другого такого же торговца, его конкурента! Тогда разгоралась одна из тех бурных ссор, которые возникали довольно часто на базаре в Афежу, притом нередко из-за простого недоразумения.
Как только Киланко со своими детьми подошел к этому месту, Фива, которая уже приходила сюда к нам Сикиди, когда искала Айао, сразу направилась к ее товарам. Сам Киланко, держа за руку Айао, пошел к одному из своих старых друзей. Остальные разбрелись кто куда и стали выбирать матрацы.
И каждый торговец вовсю расхваливал свой товар перед молодым покупателем. А тот упорно торговался, обещая упросить отца купить выбранный матрац.
— Если вы хотите, чтобы мой отец согласился, снизьте еще немного цену, дядя, — сказал Бурайма старому торговцу, у которого он нашел «великолепный матрац».
— Пойди посмотри на мой матрац, какой он толстый! Совсем как в нашей книге по чтению! — воскликнула Сита.
— А я выбрал такой, что его хватит на всю жизнь: не матрац, а сказка! Прочный, плотный, клопам туда не пробраться, — заявил Ассани.
— Ах, молодой человек, не стоит вам к нему ходить, раз уж мы сошлись в цене, — поспешно сказал старый торговец Бурайме, собравшемуся было бежать к брату.
— Да я сейчас вернусь, дядя! — ответил Бурайма извиняющимся тоном.
— А вдруг тебе тот понравится больше?
— Даю вам честное слово, ваш матрац — это то, что мне нужно.
— А если тот продавец тебя уговорит?
— Не беспокойтесь... в любом случае все будет зависеть от того, как решит мой отец. Он разговаривает сейчас со своим другом в другом конце, под навесом.