– А ты меня любишь?
Таня кивнула.
– А хочешь, я сам это сделаю? Просто… два хороших укуса. И они больше никогда не встанут между нами. Никогда, понимаешь?
Таня помотала головой испуганно.
– Ты не веришь мне? – Эд вскинул брови. – Ты любишь их больше, чем меня? Ладно. Тогда, наверно, мне лучше уйти. Прощай.
– Нет, – прошептала Танька и схватила тебя за руку. – Не уходи, Эдвард. Не бросай меня. Если надо, давай их убьем. Ты же говорил, что будешь со мной… и мы еще хотели сфоткаться для инстаграма…
Бедная дурочка совсем потеряла голову. Вампир, что называется, торжествовал. Он высвободил руки. Пошевелил тонкими пальцами (я заметил, что ногти у него длинные). Неслышным шагом приблизился к постели. Склонился. Хищно оскалил зубки. И тут у него в кармане запел мобильник.
– Ну что за дрянь, – пробормотал он, поднося трубку к уху. – Алло… не понял… кто? А, продюсер сериала…
Эдвард слушал кваканье в трубке и скучнел на глазах. Не прощаясь, отключился.
– Не разрешают, – пояснил он. – Нельзя крови. Нельзя жестокости. И трахаться тоже нельзя. По крайней мере, сейчас.
– А когда будет можно? – спросила Танька.
– Не знаю. Может, в следующей серии?
Следующий план был смонтирован «через вспышку», и от яркого света у меня даже глаза заболели.
– Я не приму у вас контрольную, Соколова, – произнес Борис Петрович, учитель математики, в шуршащей тишине школьного класса. – Что за художество? Мне кажется, вы вообще забыли, где находитесь. Интересно, чем вы занимались накануне?
Соседи вытянули шеи. По рядам пошли смешки.
На листе у Тани Соколовой вместо доказательства теоремы красовался твой портрет. Ну, то есть портрет Эдварда. В черном, с короткой стрижкой. Вампирские зубки чуть заметно обнажились в улыбке.
Таня провела пальцами по твоим нарисованным губам. Потом подняла глаза на учителя:
– Сегодня ночью я хотела заняться любовью с вампиром. И обязательно займусь в следующий раз.
На ее бледной шее почти не заметен был розовый бактерицидный пластырь «Фаст-Пласт». Но учитель и вовсе стал бледнее мела. Точнее, он краснел и бледнел попеременно и ловил воздух ртом.
Таня Соколова не глядела на него. Она глядела на Эдварда. Больше никто его не видел. А он – ну, то есть ты – стоял у доски и смотрел на нее. А может, на меня. И выглядел победителем.
Я нехорошо прищурился и нажал на «стоп».
Скоро ведь официальная премьера, вспомнил я. Может быть, мне даже пришлют приглашение. Может быть, я даже приду.
В галерее «Винофермы» яблоку было негде упасть, да яблок там и не было, кроме рекламы неавторизованного дилера «эппл», зато прямо на входе гостей угощали кроваво-красным гранатовым соком, даже меня, опоздавшего. На широких экранах транслировали трейлеры новых серий. Там оказалось даже больше героев, чем я думал. Но ты был главным.
Ты был в центре и на пресс-конференции. Сидел за условным столом на деревянном помосте, в черном свитере, побледневший от удовольствия, рядом с вальяжными продюсерами, бок о бок со своим личным агентом. Точнее, агентшей.
Я пригляделся. Прислонился спиной к железной колонне. Запустил руку в карман и глотнул из стеклянной фляжки.
Да, это была Светка. В незнакомом белом костюме, по виду – очень дорогом. И с алыми, ярко накрашенными губами.
Штук пятьсот девчонок теснилось вокруг. Они вытягивали шеи и толкали друг дружку локтями. Одна наступила мне на ногу, обернулась и отскочила испуганно.
Бодрый ведущий говорил с еле заметным южным акцентом. Эхо разносило звук по огромному залу, двоилось и возвращалось, и вообще слегка кружилась голова.
Наконец микрофон пустили в публику. Очередной глупый сопливый тинейджерский вопрос касался, понятное дело, тебя, и я попробовал прислушаться.
– Ну, да, это клево – проснуться знаменитым, – произнес ты звонко, будто заранее репетировал, и даже эхо откликнулось как-то слишком отчетливо. – Когда ты просыпаешься знаменитым, даже не помнишь, что тебе снилось, да тебе уже и пофигу. Я только помню, что однажды мне приснилось, будто я вампир… это было так реально… я потом вышел из дому и пошел гулять ночью, один. Обожаю гулять по ночам, особенно в полнолуние…
В зале вздохнули с восторгом. А я вдруг вспомнил, как однажды ты погулял в полнолуние, а потом я сидел у твоей постели, и голова у тебя была перевязана окровавленным бинтом, и ты бредил и звал меня во сне. И еще у тебя украли телефон и белую куртку.
Я стиснул зубы.
– Пробовал ли я пить кровь? – ты деланно нахмурился. – Не, я ничего не буду отвечать. Что хотите, то и думайте.
– Да он из нас столько крови выпил, – вставила тут Светлана и хихикнула. Продюсер покосился на нее, но ничего не сказал.
«Эх, Светка, Светка», – подумал я.
Худенькая девочка недалеко от меня уже давно тянула руку. Наконец дождалась очереди, привстала на цыпочки и пропищала:
– Митя, а что вы скажете о своей работе в театре? Вы не планируете вернуться на сцену в дальнейшем?
– В дальне-ейшем, – передразнил ты, и в зале с готовностью захихикали. – В дальнейшем не будет никакого театра. Будет только виртуальная реальность, и мы в ней будем царствовать, мы, актеры будущего! Старый театр должен быть разрушен. А кто этого не понимает, так и останется мелким лузером.
В зале захлопали. Опозоренная девочка чуть не плакала – я видел это по ее опущенным плечам. Мне стало жаль ее. И вдруг страшно захотелось ударить тебя в морду. Выбить тебе все зубы, один за другим.
Но это не потребовалось. На другом конце зала кто-то вскинул руку, и уверенный голос – я даже не понял, то ли девочки, то ли мальчика – произнес:
– Митя, а ты помнишь Макса Колесникова?
Я вздрогнул. Щурясь, вгляделся в темноту. Надо же, подумал я. Ведь это Лиза из Ангарска. Та, что играла когда-то Ольгу в вашем «Онегине», а потом еще Лизавету в кошмарном «Топоре», да так и ушла, по слухам, с третьего курса. Ее стриженая голова уже затерялась в толпе, и ты смотрел в ту сторону, смотрел, приподнявшись из-за стола и прикрыв глаза ладонью от софитов. Было слышно, как переговариваются продюсеры – мне показалось, что не по-русски. Светка недоуменно крутила головой.
Вопрос оставался без ответа, и зал недовольно зашумел. Тогда ты сел и попытался широко улыбнуться:
– Это слишком личное.
Никто ничего не понял, но лучше от этого не стало. Сразу две или три девчонки из зала без всякой очереди выкрикнули одно и то же:
– Митя, а ты гей?
– Вот […], – отчетливо произнес ты мимо микрофона.
Кажется, я засмеялся первым, а потом в зале и вовсе началось неистовство. Девчонка, что спросила про театр, обернулась, увидела меня, да так и загляделась – неужели узнала?
Я прижал палец к губам. Шоу продолжалось.
– Нет, я не гей, – заявил ты и зачем-то оглянулся. – Я что, так похож? Я вообще-то никогда не…
Кто-то громко засвистел. По твоему лицу пошли красные пятна. Светка опустила голову на руки, продюсеры лопотали что-то, недовольные, и ведущий пробовал призвать зал к порядку:
– Не надо задавать таких вопросов! – призывал он. – Коллеги, будьте корректнее!
Худенькая девушка снова обернулась ко мне:
– А почему вы так смеялись? Мы смешные вопросы задаем?
– У тебя был хороший вопрос, – сказал я. – Только он плохо ответил.
– А вы тоже думаете, что театра в дальнейшем не будет?
Видимо, она и вправду училась на журналистку. Но голос у нее был неподходящий. Тонкий и жалобный, слишком беззащитный для репортера.
– Не знаю, – честно ответил я. – Дальнейшее от меня слишком далеко.
– Вам неинтересно здесь? – спросила она почему-то.
Я поглядел в сторону сцены. Ты снова отвечал на вопросы, запинаясь, но уже увереннее. «Да, Максим был моим другом, – услышал я. – Но он был питерский, а я жил в общаге. Мы были слишком разными».
– Уже нет, – сказал я.
Мы вместе шли к выходу. Голоса гремели за спиной, кадры на экранах мелькали беззвучно. В каком-то второсортном вампирчике я с удивлением узнал Константина, официанта.
Может быть, по этой причине мне захотелось достать фляжку и глотнуть. Для этого я задержался у экрана.
Сказать по правде, Костя и тут не блистал. Интересно, хорошо ли он обслужил моего друга-продюсера?
– Я не люблю сериалы, – щебетала девчонка на ходу. – Все любят, а я не очень. Наверно, я несовременная?
Компактные группы необычно одетых людей толклись у дверей и на улице, в одной я заметил Лизу, но не стал подходить.
Надо бы вызвать такси, думал я. И поскорее придумать повод попрощаться.
Глава 7. Сделай сам
Как и было сказано, девочка распрощалась со мной утром. Ты не поверишь, но она никак не могла пропустить первую пару в своем университете!
Было так забавно видеть, как она натягивает джинсы. Смущается и краснеет. Ждет, что я окликну. А я не окликаю.
Все же я проводил ее до лифта. Она поцеловала меня, встав на цыпочки, и я вспомнил, что опять не побрился.
Навряд ли из нее получится стоящая журналистка, думал я. Особенно если она станет писать о театре. В журналистике тоже важно не переигрывать. Важно быть отстраненным и объективным. Так, как я сейчас отношусь к тебе.
Подумав так, я решил просмотреть новости.
На фанатских пабликах обсуждали премьеру «Фаста» – первую серию, ту самую, с ночными полетами над Москвой. Кто-то восторгался, кто-то хихикал, кто-то умничал.
Причем сдесь тампоны, —
недоумевал кто-то простодушный и не слишком грамотный. Но здравая эта мысль потонула в потоке обсуждения внешности и внутренности главных героев, причем одна половина содержала конкретику –
я б ей на ротан накинул, —
тогда как другая выглядела несколько более размытой:
ой, девочки, какие у него глазки
и так далее.
Как обычно, перегретый интерес лопнул тысячей мыльных пузырей, но я знал, что это – временное явление: девчонки «14 плюс» никуда от тебя не денутся, пока ты прямо с экрана не лишишь их невинности, да и после тоже.